Проскользнув в парадную, добрался до апартаментов и проник в гостиную. Свет включать не стал. Повесил на вешалку сюртук, разулся и прямо в темноте подтащил к окну кресло. Уселся на него и потрогал рёбра. Они болеть перестали. Вот и славно. Да и мысли о блондинке уже подёрнулись пеленой забвения. Совесть меня не терзала. Я и так спас эту дуру от верной смерти, так что пусть теперь сама о себе позаботится. А мне нужно совершенствовать свою работу с даром. Но тренировка вхождения в транс мне уже не казалась такой интересной. Надо подтянуть что-нибудь другое…

Мой раздумчивый взгляд остановился на небольшой фарфоровой вазочке, красующейся на подоконнике. А что если попробовать проклясть её на расстояние? Хм-м, вроде неплохая идея.

Я с азартном принялся за дело и минимум четверть часа тужился, пыжился, но лишь вспотел и устало откинулся на спинку кресла. Магические проклятия упорно не желали лететь к вазочке. Они срывались с ладони и рассеивались в нескольких сантиметрах от пальцев.

Кажется, я что-то делаю не так… Может, отдышаться и попробовать как-нибудь по-другому проклясть вазу? Энергии у меня ещё предостаточно.

Но тут вдруг за входной дверью зазвучали приглушённые голоса. Кто это там? Я встал с кресла, хрустнул затёкшей спиной, подкрался к двери и прислушался.

— Пошли, не боись, — проговорил Гришка. — Никита Иванович — хороший человек, зуб даю.

— Можа, лучше я в съёмную квартиру пойду, а? — прозвучал напряжённый женский голос.

— Хочешь, чтобы с тобой там все кобелились? Я же тебе уже всё растолковал! Нельзя туда возвращаться без городового. Завтра квартирку новую подыщем и переедем в неё. Заживём, как люди.

— Тада можа другое место сыщем, а не в господских хоромах ночевать станем?

— Глашка, чего ты сызнова кочевряжишься? — устало вздохнул Гришка, словно бедолага Сизиф. — Пошли, тебе говорят!

И в следующий миг раздался стук в дверь.

Я на цыпочках отбежал на приличное расстояние, а потом пошёл к двери, нарочито громко топая и кашляя. Отворил замок и распахнул дверь.

На светлой лестничной клетке предсказуемо обнаружился улыбающийся Гришка и молоденькая, тоненькая шатенка с каре и тенями под карими глазами. На её чуть сгорбленных плечах покоился жакет, а осунувшееся лицо оказалось бледным и слегка испуганным.

Девушка исподлобья поглядела на меня и стала крутить мозолистыми пальчиками одну из пуговичек простенького тёмного платья из крепкого, практичного сукна.

— Проходите, заждался уже, — радушно произнёс я и посторонился.

— Это вот Глашка моя, — представил мне спутницу Гришка и гордо посмотрел на поёжившуюся избранницу.

— Никита Иванович.

— Очень рада знакомству, — глухо сказала шатенка, внимательно наблюдая за мной, будто ожидала, что я вот-вот брошусь на неё и перегрузу горло. Кажется, девица чувствовала себя Красной Шапочкой, забредшей в логово Серого Волка.

— Может, желаешь искупаться с дороги? — предложил я ей.

— Обойдусь, ваше благородие. Второго дня мылась, — буркнула она, косо поглядывая на меня, словно заподозрила в издёвке. Дворянин сам предлагает простолюдинке искупаться в его ванне. Нонсенс!

— Тогда я, пожалуй, отправлюсь в свою спальню, а вы располагайтесь в гостиной. Что и где тут лежит Гришка знает лучше меня. Доброй ночи.

— Вас поутру разбудить, ваше благородие? Я сплю чутко, как дикий зверь. Могу в любом часу поспособствовать вашему пробуждению, — услужливо протараторил Гришка, который расправлял плечи всё больше и больше да свысока поглядывал на девушку. Мол, гляди на какой я короткой ноге с барином.

— Нет, спасибо, Григорий, — проронил я и скрылся в спальне, а там принялся размышлять о будущем.

Однако спустя всего четверть часа меня потянуло в сон. Конечно, я уже спал сегодня, но денёк выдался весьма насыщенным, посему сонливость и пришла, а у меня не было желания ей противиться, поэтому моя голова коснулась пышной подушки, а глаза закрылись.

Тьма быстро окутала мой разум, но вскоре она сменилась промозглым туманом и чавкающей под ногами жирной почвой. Я боязливо крался по раскисшей тропинке, стиснутой серыми склепами, покрытыми трещинами. Мои зубы выстукивали чечётку, а взгляд испуганно косился на нахохлившихся чёрных ворон, глядящих на меня поблескивающими глазами-бусинками.

— Василий! Поль! — дрожащим голосом выкрикнул я, пытаясь пронзить лихорадочным взглядом густой, клубящийся туман. — Я больше не хочу играть! Покажитесь!

Но в ответ звучало лишь недовольное карканье ворон и шум капель, срывающихся с крыш склепов.

— Братья! Где же вы?!

В следующий миг я испуганно шарахнулся от показавшейся из белёсого молока мраморной женской статуи в хламиде. Её печальные глаза смотрели в небо, а руки оказались молитвенно сложены перед собой.

Я опасливо обошёл статую и наткнулся на невысокую, по пояс, кованую ограду, уходящую вдаль. За ней раскинулись покрытые жухлой травой холмики земли, из коих торчали покосившиеся колья, почерневшие от времени и влаги. Ближайший оказался покрыт пятнами плесени, а имя самоубийцы, когда-то написанное на прибитой деревянной табличке, уже невозможно было прочитать.

От этого места веяло чем-то нехорошим и пробирающимся в душу гадкой склизкой змеёй. Я торопливо перекрестился трясущейся рукой и сглотнул вязкую слюну.

— Никитка-Микитка, подь скорей сюды! — внезапно вылетел из тумана тонкий мальчишеский голос, приглушенный расстоянием.

— Поль! Полюшка! — обрадованно заорал я, рыща взглядом по могилам с кольями. Где же он? Проклятый туман мешал увидеть брата. — Поль, иди сюда! Не ходи там, где лежат самоубийцы!

— Не бойся, тютя! Ты же старше меня, а хвост поджал как трусливая шавка! — насмешливо выдал Поль. — Подь сюды!

— Я не трус, — промямлил я и опасливо прикоснулся к ограде, будто она могла укусить. Но ограда не укусила. И тогда я, осмелев, перелез через неё и посеменил в ту сторону, где звучал голос брата. Сердце отчаянно трепыхалось в груди, пульс бился где-то в ушах, а глаза отчаянно пытались найти в сгустившемся тумане хрупкую мальчишескую фигуру Поля.

И тут вдруг позади меня раздались быстрые, чавкающие звуки, словно кто-то бежал. Я от страха подскочил на месте, прямо в воздухе обернулся и вскрикнул, заметив несущуюся на меня здоровенную тень. Она толкнула меня на могилу и загоготала голосом старшего брата Василия. Да, точно он. Его щёки тряслись, а поблескивающее от влаги лицо раскраснелось.

— Получилось! Получилось! — восторженно проорал вприпрыжку выскочивший из тумана Поль. — А давай… давай ещё как-нибудь потешимся над ним?

— Хватит с него, — махнул рукой Василий, криво улыбаясь. — Пора нам уже. Похороны-то, небось, уже закончились. Вставай, тюфяк.

Я от обиды хлюпнул носом, поднялся и нервно стал отряхивать грязь с одежды. Хотелось разрыдаться, но мне удалось сдержать рвущиеся на волю слёзы.

— Какой же ты свин чумазый, — весело сказал мне Поль, глянул на старшего брата и жарко протараторил: — А давай его землицей угостим, а? А я тебе тада поведаю, что Марфа Фёдоровна говорила, када матушка с ней наедине осталась. Ох сколько всего любопытного она о тебе наговорила! Я всё слышал. За дверью стоял тихонько, как мышка.

На лице Василия вспыхнул жгучий интерес.

— Не надо, пожалуйста, — жалобно просипел я и попятился.

— Давай, Васька, хватай его! Иначе я тебе ничего не поведаю. А ежели требовать будешь, то мамке пожалуюсь. Уж она-то на тебя управу найдёт!

Брат думал недолго. Ему не впервой было измываться надо мной, а тут такая награда… Марфа Фёдоровна была ему по сердцу. Он ринулся на меня. А я тоненько вскрикнул и попытался убежать, но нога угодила в какую-то ямку, заставив меня грохнуться на соседнюю могилу. Перед моими вытаращенными в испуге глазами предстал кол с табличкой, а страх сковал всё тело. Но уже спустя миг я завизжал, когда на мою спину опустилось колено Василия. Он быстро заломил мне руки. А лыбящийся от восторга Поль принялся зачерпывать рукой влажную, жирную землю и пихать её в мой рот.