Наташа вздрагивает. Ей кажется, что сейчас под прицел прожекторов выведут её. Напряжение длится всего секунду, а потом наступает рассеянная апатия. Пусть делают что хотят. Ничто не имеет смысла. Есть лишь череда отдельных минут.

Наташа опускает взгляд на сцену, но там уже другая девушка. Она явно пьяна. Её поддерживают двое в брюках и красных рубашках.

Выключив микрофон, доктор поворачивается к Наташе.

— Величайшее удовольствие из всех — это власть над другим человеком. Давай, попробуй.

Он протягивает ей микрофон.

Наташа берёт микрофон и, не узнавая собственного голоса, произносит:

— Продано.

Что-то вдруг обрывается внутри — будто лопнули невидимые нити, удерживавшие сердце на месте, и оно полетело куда-то вниз, в страшную черноту. Наташа хватает бокал и, захлёбываясь, пьёт до тех пор, пока пугающее чувство не растворяется в изумрудных грёзах.

Бормотание телевизора перебито трелью звонка. Валери, не шевелясь, смотрит на телефон. Понятно, кто звонит. В настройках нет никакого специального сигнала для этого человека, его звонок звучит как и все остальные, но Валери его всегда узнаёт.

Она выдерживает пять секунд, чувствуя, как нервы превращаются в гудящие провода. Когда терпеть уже невозможно, Валери хватает телефон и отвечает.

— Алло. — её голос хриплый после долгого молчания.

— Приезжай ко мне. Чтоб через десять минут была тут.

Надиви сразу вешает трубку. Он явно не в духе. Наверно, сегодня будет груб. Но отказать нельзя. Нужно собираться, прыгать в машину и ехать.

Надо делать, что говорят.

Конечно. Через пару минут.

Валери сидит и смотрит на море. Она неподвижна, как в кататонии. Воспоминания накатили внезапно и парализовали.

Ещё в старших классах школы Валери начала сниматься для эротических журналов — ещё там, в Будапеште. Когда закончила школу, снялась в порно. Через три дня после первых съёмок об этом знали уже все её одноклассники. А к концу недели кто-то рассказал родителям.

Они поссорились так, что к утру Валери собрала вещи и ушла из дома. Больше она ни разу не возвращалась в родительский дом.

Родные перестали отвечать на звонки. И родители, и шестнадцатилетняя сестра тоже. Валери так и не сумела узнать, запретили ей или она так решила сама.

Через год самостоятельной жизни в Европе Валери переехала в Ревалию — для европейских студий она была одной из тысяч молодых актрис, а здесь её, белую, быстро заметили. Уже в Ревалии она основательно увязла в порнобизнесе. Снималась много — нужно же на что-то жить. На неё всегда был спрос. Она красива, профессионально работает, хорошо играет. Почему бы и нет?..

Воспоминания набегают волнами, но ни на лице, ни на теле Валери это никак не отражается.

В двадцать три года она попыталась порвать с порно и устроиться на обычную работу, но ничего не получилось. Её узнавали, даже если она пыталась скрыть, что снималась в порно, и отказывали. Лучшим шансом стала попытка поработать фотомоделью — удалось даже договориться с одной начинающей студией, но после первой же фотосессии Валери позвонил фотограф и испуганным голосом сказал, что их сотрудничество закончено.

Причин он не назвал. Но сразу после него позвонил Надиви и предложил вернуться в порно. Так что причины стремительного завершения карьеры фотомодели можно было и не выяснять.

Валери всё не оставляла попыток устроиться хоть куда-нибудь, а он не переставал звонить. Звонил после каждого отказа. Звонил и писал до тех пор, пока она не исчерпала все варианты и снова не начала сниматься.

Он никогда её не бил. Просто принуждал делать то, чего он хочет. А когда она пыталась уйти, он раз за разом уничтожал все её возможности наладить другую жизнь.

Память — словно удар в солнечное сплетение, от которого не можешь дышать. Такой внезапный. Такой неотвратимый.

Она свободна — её ведь никто не держит. Она может пойти куда угодно. Надиви просто сделал так, чтобы ей некуда было идти.

Валери встаёт, накидывает лёгкое платье и едет к нему.

Куратор тоже не заставлял работать на Агентство. Напротив, он сделал щедрое предложение: пока Валери остаётся его агентом, её семья в Будапеште будет под его опекой. Если у них возникнут трудности, он поможет — незаметно, так, что они не узнают, от кого пришла помощь. И если Надиви когда-нибудь задумает до них добраться, Куратор их защитит.

Они в безопасности, это главное. Со всем остальным она как-нибудь справится сама.

Захлопнув дверь машины, она уверенно шагает к особняку Надиви.

***

Надиви действительно груб. Грубее, чем обычно. Но он почти ничего не может. Вошёл в неё с трудом, и через минуту у него уже упал. Он разозлился ещё сильней.

Валери минут пятнадцать старается, делая ему минет, но его пенис остаётся таким же вялым. Его лицо с левой стороны распухло, на скуле здоровенный желвак.

Надиви не смотрит на неё. Уставившись в сторону, он о чём-то напряжённо думает.

В конце концов он идёт к телевизору и включает какую-то запись — на ней здоровенный чёрный мужчина насилует девушку, закованную в наручники. Лицо Надиви нечасто попадает в кадр, но Валери сразу понимает, что это он.

Валери замирает, вглядываясь в экран. Девушка отворачивается от камеры, и её трудно рассмотреть из-за слёз и размазанной косметики, но Валери её узнает.

Разве можно не узнать ту, с кем выросла?

Это ведь она? Нет, не может быть. Как она здесь оказалась? Валери впивается взглядом в экран, ловя моменты, когда девушку можно разглядеть.

— Не отвлекайся ты, — недовольно произносит Надиви. — Работай давай.

Он берёт Валери за волосы и утыкает её лицом в свою промежность. Она послушно возвращается к его гениталиям.

Из телевизора несутся крики девушки, хлёсткие звуки шлепков, довольное рычание насильника. У Надиви понемногу начинает вставать. Валери старается не показывать, насколько ей противно.

Ему звонят. Он хватает телефон, жестом веля Валери не прерываться.

— Девка в больнице «Святой Сальвадор», — звонящий говорит громко, видимо, стараясь перекричать какой-то шум. — Приехала туда на вашей машине, босс. Тачку мы забрали, с ней всё в порядке, скоро мы её вам…

— Хрен с ней, с тачкой! — орёт Надиви. — Девку мне привезите! Понял?

Он швыряет телефон на пол.

— Она у меня сдохнет, — говорит он сам себе. — Шкуру с неё сдеру. Кол в неё затолкаю. Загоню ей так, что из пасти торчать будет.

Он повторяет это раз за разом. С каждым словом его член всё больше твердеет.

Валери смотрит на Надиви, и от выражения его лица ей становится жутко.

Ему так и не удаётся кончить. Она работает ртом целых полчаса, но у него всё равно обмякает и съёживается.

— Проваливай, — тихо произносит Надиви. — Одевайся и вали. На сегодня всё.

Валери не решается даже пойти в душ. Она подхватывает одежду и выбегает, на ходу утирая лицо. Ей страшно и противно.

Оказавшись в машине, Валери достаёт телефон, открывает список контактов и смотрит на фото, прикреплённое к одному из номеров. Фото заслоняет лицо девушки с видео, незнакомое и родное одновременно.

На этой записи ей столько же, сколько и тогда, когда они сделали последнюю фотографию для семейного альбома.

Разве это может быть она? Нет, исключено. И всё же…

Не решившись набрать номер, Валери убирает телефон и едет домой.

Внизу всё ещё больно. В первое время трудно было даже ходить. Теперь уже получше, но Агата избегает вставать с койки без необходимости.

Её положили в общей палате. Полицейские хотели, чтобы она дала показания прямо здесь, и пришлось просить их не проводить допрос на людях — хорошо ещё, что врач, позвонивший в полицию, согласился ненадолго уступить свой кабинет. Полицейские слушали её с видимой скукой, записывали через слово, пока Агата не упомянула Надиви.