— А ну верни!

Мужичок бежит ко мне, на ходу застёгивая ширинку. Джен выворачивается из-за кулис — на ней одни трусики. Она бросается наперерез лоху и упирается голыми сиськами ему в грудь.

— Эй, дорогой, хочешь особое шоу? — задорно выкрикивает она ему в лицо.

Джен виснет на нём, не давая пройти. Он отталкивает её, пытаясь меня догнать.

Вышибалы тут же будто вырастают из-под земли. Ещё бы — стриптизёрш лапать нельзя. Такое правило. Будь ты хоть трижды ограбленный клиент.

Мужичка скручивают и тащат к выходу. Вышвырнут его на улицу, вот и всё. Он сколько угодно может орать, что у него спёрли бумажник, это ничего не даст. Даже если он прямо сейчас пойдёт в полицию.

Копы не станут сюда соваться — у них там все знают, что клуб принадлежит Синдикату. Так что очередного ограбленного туриста никто слушать не станет.

Что поделать. Кто как умеет, тот так и вертится. А мелкая сошка всегда становится добычей крупной рыбы.

С бумажником в руках я поднимаюсь по лестнице на второй этаж, к кабинету хозяина клуба. Вот там действительно крупная рыба.

Хозяин не один. У него этот здоровенный губастый тип, Надиви. Он частенько здесь бывает.

Хозяин кому-то звонит. Он манит меня пальцем, и я отдаю ему бумажник. Не отрываясь от телефона, он свободной рукой умело потрошит кожаные кармашки: карточки и документы отправляются в стол, деньги падают передо мной. Это моя доля.

Не знаю, зачем им каждый раз нужны карты и документы. Для каких-то махинаций Синдиката, не иначе. Может, счета его будут потрошить. Я в эти дела не суюсь. С меня достаточно денег.

— Что значит, Абрафо взяли? — громко спрашивает хозяин, прижимая мобильник к уху. — В каком ещё отеле?

Несколько секунд он что-то слушает, потом кладёт телефон на стол и озадаченно глядит на Надиви. Рожи у обоих мрачнеют на глазах.

— Иди работать, — бросает хозяин, заметив, что я ещё здесь. — Чего встала?

— Да ушла уже, — говорю я, выходя.

Мне их секреты не нужны. Но в моей жизни есть особенный человек, которых хочет знать обо всём, что происходит в Синдикате.

Для этого он меня и завербовал.

В гостевой темно. Свет телеэкрана отражается на стеклах панорамных окон, на прозрачной двери, выходящей на морской берег. В ночной темноте видна обрамлённая светильниками дорожка на песке и маленький деревянный пирс.

Валери не смотрит на экран. Она лежит на кушетке, раскинув руки и уставившись в потолок. Время от времени подносит к губам сигарету. Пепел осыпается ей на майку, но она его не стряхивает.

По телевизору идёт публицистическая передача.

— Как вы считаете, сколько ещё будет продолжаться конфликт с сепаратистами? — спрашивает ведущий. — Я понимаю, никто не может сказать точно, но всё же. Скажите как эксперт.

— Трудно делать какие-то прогнозы по ситуации с Угенской провинцией. Если бы вы спросили меня два года назад, я сказал бы, что эта попытка отделиться от Ревалии заранее обречена на провал, и в течение месяца, максимум двух, правительственные силы правопорядка подавят все сепаратистские движения в Угенской провинции. Но теперь уже выяснилось, что в самом начале волнений сепаратисты были прекрасно оснащены, вооружены и очень хорошо организованы. Оказалось, что мятеж, если так можно назвать эту ситуацию, готовился давно, и всё было заранее спланировано. Никто не мог ожидать, что сепаратисты окажут полиции такое ожесточённое сопротивление, что с ними не смогут справиться даже специальные полицейские подразделения. А когда в город Уген ввели войска, выяснилось, что у сепаратистов есть противотанковые снаряды, есть крупнокалиберное оружие, есть взрывчатка — и они умеют всем этим пользоваться. Ситуация превратилась из гражданских волнений в боевые действия.

— Мы все это помним. Некоторые районы Угена практически сровняли с землёй.

— И даже так армии не удалось установить контроль ни над Угенской провинцией, ни над городом. Военные ведь отступили. Официально это назвали необходимой мерой для сохранения жизней мирного населения, но, думаю, всем очевидно, что армия оказалась просто не готова к такому сопротивлению. И уже больше года идут вялотекущие бои за и город, и за провинцию в целом.

— Да, должен признаться, я сам тогда не поверил, что такое происходит на моих глазах.

— Никто этого не ожидал. До сих пор никто не понимает, откуда у сепаратистов такие ресурсы. Кто их снабжает. Кто их обучает. Кто помогает им продолжать сопротивляться. Уверен, мы многого не знаем об этом конфликте.

Валери переключает канал наугад и попадает на выпуск новостей.

Ведущие привычно уже сообщают, что в операции по задержанию наркоторговцев погибли двое полицейских, ещё трое в тяжёлом состоянии в больнице. Что темпы эмиграции увеличиваются.

Что ещё труп ещё одной девушки обнаружен на морском побережье. Валери прислушивается чуть внимательнее.

Эксперты не нашли признаков насильственной смерти. Похоже, погибшая утонула, но при этом на теле нет одежды, что позволяет усомниться в версии о неудачном купании. Кроме того, эксперты установили, что незадолго до смерти у погибшей был сексуальный контакт по меньшей мере с одним мужчиной.

— Полиция сообщила, что на сегодняшний день не усматривает однозначной связи с аналогичными случаями. Напомним, что при очень похожих обстоятельствах ранее были обнаружены пять погибших — все молодые женщины.

Дальше идут новости спорта, и Валери перестаёт слушать.

Телеэкран бросает блики на её голые гладкие ноги. Свет отражается в раскрытых глазах, на отрешённом лице. Самой себе она кажется большой игрушкой, у которой почти сели батарейки. Если бы не лениво ползущий изо рта дым, можно было бы подумать, что она умерла.

Телефон на кофейном столике звонит. Первые два сигнала Валери пропускает. Потом медленно поднимается и берёт телефон.

— У тебя завтра съёмки, — произносит мужской голос. — С одним мужчиной. Не хардкор. По содержанию классика, без анала.

— Во сколько? — спрашивает Валери. — Где?

— В девять вечера. Студия Большого Майса.

— Поняла.

Положив телефон, Валери оглядывается в поисках чего-нибудь, подходящего на роль пепельницы, и в конце концов бросает окурок в кофейную чашку. Потом выходит на берег, на пирсе раздевается догола и ныряет в ночное море.

Вода холодная и чистая. Нигде нет ничего — ни в тёмном небе, ни в море, нигде. Пустота внутри сочетается с пустотой вокруг.

Здесь пустота уместна. Здесь она уже не причиняет боль.

Медленно загребая воду руками, Валери плывёт.

Лора Бенуа ускоряется, двигая бёдрами. Лежащий под ней капитан Интерпола Стенли Фергюсон запрокидывает голову, его руки у неё на талии напрягаются. Она скачет всё быстрее, подгоняя его к пику, и через несколько секунд гримаса блаженства сводит его потное лицо, и он разряжается в неё. Бенуа стонет в унисон с ним, мастерски изображая оргазм.

— О да, мой капитан, — сладко тянет она, упав ему на грудь.

— У тебя настоящий талант, — произносит он. — Не знаю, какова ты в журналистике, но в постели тебе нет равных.

— У меня много талантов, — говорит она.

Стенли мерно дышит, закрыв глаза. Убедившись, что он спит, Бенуа тихонько берёт его телефон и уходит в ванную, прихватив с собой сумочку.

В ванной она взламывает его телефон с помощью устройства, слишком сложного и дорогого для журналистки. Таким пользуются только лучшие спецслужбы в мире.

В телефоне она быстро находит способ влезть в его рабочую почту и долго читает отчёты по делу Синдиката. А ещё там обнаруживаются стенограммы всех допросов Абрафо.

Скопировав всё в свой телефон, она возвращается к постели и бесшумно одевается. С сумочкой в руках осматривается, проверяя, не оставила ли чего-нибудь. Задерживает взгляд на спящем мужчине. Мягкая постель, сонная нега, тёплое мужское тело — всё так манит, что на секунду Бенуа хочется просто нырнуть под одеяло, обнять спящего и тоже уснуть. Было бы здорово, если бы она могла себе это позволить.