Может, её труп вынесло бы на берег так же, как тех, о ком потом пишут в местных новостях.

В самом деле, что происходит с теми, кто наскучил доктору? Не потому ли эта беседка стоит здесь? Из неё так удобно падать…

Доктор играл ею всё время. Вся свобода, которую он будто бы дал — ненастоящая. На самом деле она каждую секунду была в его руках. И сейчас тоже.

Наташа перегибается через перила — достаточно порыва ветра, чтобы полететь вниз. Спиной она чувствует невидимые нити, удерживающие её навесу. Нити в пальцах кукловодов.

Внутри разгорается злость — такая, что Наташе уже не холодно. Теперь она вся сгорает от внутреннего огня.

В одном из окон виллы зажигается свет — на втором этаже, в кабинете Мабуши. Видимо, доктор проснулся и решил поразмышлять среди ночи, отдохнуть от плотских утех.

Он всегда поступает так, как хочет. И все вокруг делают то, чего хочет он. А если они не согласны, от них можно избавиться. Так, гениальный доктор Мабуши?

Наташа переводит взгляд на охранника со сломанными ушами. Винтовка «Steyr AUG A3» на его плече знакома как старая подруга. Руки вдруг очень отчётливо вспоминают её вес. Плечо начинает зудеть, словно от отдачи.

Не только доктору Мабуши можно делать то, что хочется.

Хорошая дорога кончилась километров тридцать назад, ещё на закате. Асфальт сделался разбитым, в нём стали отчётливо видны колеи от танковых траков, а ближе к городу верхние его слои уже целиком перемолола тяжёлая техника. Кирку приходится ехать медленно, маневрируя среди воронок, оставшихся от разрывов.

Иногда проезжую часть преграждают брошенные машины — не военные, простые легковые автомобили. Некоторые разбросаны взрывами. Другие растащили в стороны, чтобы хоть как-то пользоваться дорогой.

Город погружён во тьму. В свете фар видны пятна копоти над пустыми окнами многоэтажек, обваленные стены, торчащие из провалов плиты межэтажных перекрытий. Лишь изредка, вдалеке, возникают пятнышки света — вспыхивают ненадолго и гаснут.

— Это окна, — говорит Райя, глядя на далёкий свет. — Тут ещё живут. И электричество есть.

— Наверно, восстановили после боёв за город, — говорит Кирк.

— И долго они так будут жить?

— До следующих боёв.

Город едва дышит, тёмный и мёртвый. Лишь в глубине теплятся искорки жизни — эти загорающиеся на несколько секунд окна. Где-то в своих квартирах люди включают свет, находят что-то необходимое и тут же со страхом щёлкают выключателями, вслушиваясь в тревожную тишину на безжизненных улицах.

Искры готовы потухнуть в любую секунду. Новый обстрел может начаться хоть сейчас.

— Плохое место для встречи, — говорит Райя. — Мы тут очень заметны. Все сидят по домам, только мы едем.

— Зато здесь территория вне закона. Можно передать что угодно кому угодно.

Помолчав, Кирк добавляет:

— И на улицах мы не одни. Когда въезжали в город, я заметил чьи-то фары. Мелькнули и пропали.

Он ещё раз смотрит в зеркало, но позади темно и пусто.

Райя окидывает взглядом разрушенный город.

— Никогда такого не видела.

— Я видел. Когда служил наёмником. После армии. Был на одной войне.

Райя смотрит на него с уважением. Потом переводит взгляд на очередной расстрелянный дом.

— Это всегда так?

— Всегда.

— А кто здесь воюет? Чего они хотят?

Кирк пожимает плечами.

— Одни хотят независимости. Другие пытаются сохранить страну в целости.

Помолчав, он добавляет:

— Я сначала тоже пытался понять, ещё там, на той войне, кто прав, а кто виноват. Понял, что, какую войну ни возьми, по-своему правы и те, и другие — и все виноваты. А мирняку всё равно, кто там прав, а кто нет. Мирным достаётся ото всех.

Райя смотрит на карту в телефоне.

— На перекрёстке — налево, и мы на месте. Там должен быть театр. Если его не разнесли.

Райя убирает телефон и накидывает белую жилетку. Во внутренний карман она суёт компактный «Вальтер» и застёгивает молнию. Со стороны оружие не заметно.

Нужное здание теперь мало похоже на театр — похоже, в него попала бомба. Даже с дороги видно, что крыша провалилась, большие окна выбиты, а прозрачные двери вестибюля вынесло взрывом. Стоящие у ступенек белые каменные львы закопчены до черноты.

У входа бежевый пикап, целый и чистый. Кирк паркуется рядом с ним. Водительская дверь пикапа приоткрывается, в свете фар показывается встревоженное лицо — такое же, как на фото, которое Кирк и Райя получили от Бенуа. Вот и он, связной.

Бритый наголо мужчина с быстрыми глазами выходит, вглядывается в лица Кирка и Райи и кивает на свою машину.

— Давайте, быстро.

Он открывает багажник и начинает там шумно возиться.

— За вами хвоста не было? — спрашивает он, что-то откручивая ключом-трещоткой.

— Нет, — говорит Райя.

Кирку кажется, будто ключ в руках связного щёлкает на весь город.

— Хорошо, — говорит связной. — Здесь бывают военные патрули.

Он откидывает фальшивое дно багажника, демонстрируя четыре уложенных плотно друг к другу одинаковых чемодана.

— Забирайте. И расходимся.

Вспыхивают чьи-то фары, освещая его испуганное лицо. Чужая машина медленно приближается оттуда, откуда приехали Кирк и Райя. С другой стороны улицы катится ещё одна.

Связной, бледный как бумага, прикрывает крышку багажника.

— Военные, — одними губами произносит он.

— Может, свалим? — тихо спрашивает Райя.

— Нет, — говорит он. — Пристрелят на месте. Разбираться потом будут.

Машины приближаются. Становится видно, что это армейские внедорожники.

— Стоим, резких движений не делаем, — бормочет связной. — Вы журналисты, приехали снимать город. Я привёз вам камеры и остальное говно.

Райя до середины распускает молнию на жилетке. Кирк расстёгивает несколько пуговиц на своей рубашке, чтобы легче было добраться до пистолета под мышкой.

Внедорожники останавливаются, перекрыв улицу с обеих сторон. Хлопают двери, четверо в военной форме приближаются, держа автоматы наготове. Кирк внимательно рассматривает их.

Бронежилеты короткие. Каски старого натовского образца. Машины светят фарами Кирку прямо в лицо и мешают, но при этом освещают салоны друг друга, и видно, что там больше никого нет.

— Кто такие? Что тут делаете? — спрашивает один из военных.

— Мы журналисты, — начинает Кирк.

— У нас украли багаж, — Райя прерывает его, неуверенно улыбаясь. — Мы приехали снимать репортаж, но теперь остались без камер, а тут нам предложили купить быстро и дёшево, вот мы и…

Она смущённо разводит руками. Военные глядят на багажник пикапа. Судя по их лицам, в историю про журналистов они не очень верят.

— Руки держите на виду, — говорит один из них. — А то тут вас и положим.

Он делает шаг к пикапу, и Райя заступает ему путь.

— Подождите-подождите, нас нельзя так просто обыскивать! — быстро говорит она. — Нам обещали особые условия, обещал сам полковник! Ваше командование о нас знает. Полковник обещал, что нам не будут мешать! Я лично его знаю. Он человек слова.

Военный глядит на неё недоверчиво, но с места не двигается. Его челюсть под подбородочным ремнём двигается, будто он пережёвывает услышанное.

— Что за полковник? — спрашивает он.

— Я не могу назвать его имя, — отвечает Райя.

Военный хмыкает и отодвигает её в сторону.

— Стойте! — Райя кладёт руку ему на плечо и наклоняется к его лицу. — Я скажу, как его зовут. Но только не при всех. Поговорим в вашей машине, идёт?

Военный медлит, а потом кивает на внедорожник.

— Пошли.

Райя идёт за ним и вдруг спотыкается, начинает прихрамывать, будто ей что-то попало в сандалию. Она на ходу разворачивается к военным спиной и наклоняется до самой земли, поправляя ремешок на щиколотке. Те одновременно опускают взгляды, рассматривая её голые ноги и всё остальное, что открыла задравшаяся юбка. Кирк внутренне собирается, готовясь действовать.