Развернувшись, девушка обнаружила кружевной белый передник, оттопыривающую платье внушительную грудь и симпатичное, но удивительно глупое лицо с кукольными большими глазами и курносым носиком-кнопкой. Она подкатила тележку к длинному центральному столу — я обратил внимание, что он сделан путём накрытия самодельной столешницей какого-то хайтек-ложемента, — поставила на него глубокую тарелку и поварёшкой на длинной ручке наплескала туда суп. Суп пах неплохо — грибами и мясом. Рядом с тарелкой она выставила плетёную корзиночку с нарезанным хлебом.

— Привет, как тебя зовут? — спросил я.

Девушка посмотрела на меня пустыми глазами, улыбнулась, присела в книксене, но ничего не сказала.

Я не настаивал — может, она по-русски не понимает. Барышня отодвинула стул, сделала приглашающий жест и встала рядом, явно не собираясь уходить, пока я не поем. Может, она за посуду материально ответственная?

Суп оказался вкусным, хлеб — свежим. Я уже хотел попросить добавки, но девушка решительно забрала тарелку и заменила её другой, на которую выложила кусок жареного мяса и какие-то варёные не то овощи, не то корнеплоды. На вкус они были немного похожи на сладковатую картошку. Завершил обед стакан сока. Возможно — апельсинового.

Девушка собрала посуду, а потом подошла к прозрачной выгородке сортира и продемонстрировала, что, если её потянуть в сторону, то она проворачивается вместе с унитазом, а на её место выезжает из стены душевая кабина. Такой стеклянный цилиндр из двух вертикальных половинок, любопытно.

— Но вот что бы тебе раньше не сказать? — укоризненно сказал я ей. — Я бы хоть умылся перед обедом…

Девушка молча похлопала глазами, сделала на всякий случай книксен и продолжала на меня ожидающе смотреть.

— Чего тебе надо ещё?

Она подошла, открыла стеклянную загородку, показала на пластину на стене и на распылитель душа.

— Да-да, я понял, понял. Вот так он включается. Всё, спасибо, вали отсюда уже.

Девушка показала жестами, что мне нужно раздеться и отдать ей одежду, а затем достала из нижнего отделения каталки сложенные стопкой вещи.

Я пожал плечами — спорить с ней явно без толку. Кроме того, за время степной погони я пропотел и набрался пыли, так что переодеться в чистое не помешает. Отложил в сторону разгрузку, показал на неё и сделал запрещающий жест — не брать, мол! Остальное снял, оставшись голым, и пошёл в душ. Девица нехитрой, но очень откровенной пантомимой изобразила, что готова потереть мне спинку и другие места. «Другие места» предательски выдали, что они не против, ну и я не стал выпендриваться. А что? Я теперь мужик свободный…

В душе было тесновато, но мы справились.

Вскоре после того, как девушка удалилась, забрав коляску и мою одежду, за мной пришли. Я теперь был наряжен в серый комбинезон с интегрированной в него мягкой обувью, и, прислонившись к серой стене, стал бы невидимкой. Я не люблю комбинезоны, но этот оказался на диво удобным — и сидит хорошо, и не жарко в нём, и не холодно. Вообще на теле не чувствуешь, такая хорошая ткань. Интересно, где такую делают?

Пришёл за мной опиджаченный мужчина средних лет с седыми пышными усами и рваным шрамом во всю щеку. Под пиджаком была растянутая майка-алкоголичка, из-под которой на шею выползала сложная художественная татуировка — что-то с чешуей и зубами. Не то дракон, не то окунь. На ногах красовались скрипучие хромовые сапоги и брюки с лампасами чуть пожиже, чем у Севы. Видать, помощник.

— Сева хочет тебя видеть, — сказал он по-русски без всякого акцента.

Я без возражений встал с кровати и пошёл за ним. Не в моём положении спорить. Кстати, может, заодно и узнаю, в каком именно я положении.

Сопровождающий прошёл коридором и раскрыл передо мной заднюю дверь — за ней оказалась дорожка, которую мели два унылых низкорослых худых парня со стёртыми лицами без ярких черт. Мне очень не понравилось, что они одеты в точно такие же комбинезоны, что и я. У нас что, одинаковый статус? Меня тоже отправят дорожки мести?

Дорожка долго вилась между деревьев и вывела к «пряничному домику» — изящный коттедж с вычурной крышей был раскрашен ярко и пёстро, сверкал разноцветными витражными окнами во весь фасад, и вообще выглядел, как дорогая ёлочная игрушка.

Внутри оказалось не хуже — мозаичные деревянные панно, паркетные полы из мелких плашек, изящная гнутая мебель и камин из разноцветного кирпича посередине огромной гостиной. В камине горел огонь, на плетёном диване перед накрытым столом сидел Сева. Босс работорговцев был одет по-домашнему — в треники и мягкие атласные туфли, и даже пиджак больше походил на халат.

— Присаживайся, — гостеприимно указал он на лёгкое кресло. — Тебя покормили?

— Благодарю, да, — ответил я и сел.

— Тогда выпей со мной.

Он налил в бокалы красного вина и пододвинул один ко мне. Отказываться я, разумеется, не стал. Не тот случай.

— За разумное недоверие ближнему! — провозгласил неожиданный тост Сева, и мы чокнулись.

Его намек на мои обстоятельства был более чем прозрачен, но это не отменяло того, что вино у него отличное. Я понял, что уже много лет не пил хорошего вина — в Коммуне виноделие было любительским, на уровне дачного.

— Теперь ты можешь задать вопросы, — поощрительно кивнул мне Сева. — Но немного, и я не обещаю, что отвечу на все.

— Каков мой статус? — начал я с главного.

— Ну… — босс работорговцев почесал обтянутый майкой живот, — не буду врать, что гостевой. Но и не тот, которого ты опасаешься. Одни люди попросили меня передать тебя другим людям и заплатили за то, чтобы ты попал по назначению неповреждённым. Так что ты ценное имущество, за которое я несу ответственность.

— А могу я спросить, что за другие люди? Те, которым меня надо передать?

— Почему не можешь? — засмеялся Сева. — Спроси!

— Спрашиваю. Кто они?

— Просто клиенты. Я торгую со всеми — с Коммуной, с другой Коммуной, с рейдерами Пустошей, с цыганами Дороги, с горцами Закава… Да что там, даже с этими хитрыми чистоплюями альтери — и то торгую. Все знают — у Севы лучший товар!

— Другой Коммуной? — вскинулся я.

— Ай, не бери в голову! Эта, другая… Все они одинаковые! Все крутят носом, все презирают — и все идут к старому Севе! Потому что у Севы…

— Самый лучший товар в Мультиверсуме, я понял…

— Вот, — умилился Сева, — такой умненький мальчик! Все понимает, хорошо кушает, хорошо трахает служанок!

Мне стало неловко — там что, камера стоит? Но так, не сильно. Было б чего стесняться, дело житейское.

— Одни люди очень просили меня доставить к ним кого-нибудь из Коммуны. Другие люди, узнав об этом, сказали: «Сева! У нас есть то, что им нужно!». Разве Сева станет спорить? Тем более, что Севе хорошо заплатили эти и хорошо заплатят те. Разве плохо?

— Хорошо, наверное, — не стал спорить и я.

— Очень хорошо! — покивал работорговец. — Старый Сева любит, когда одни люди платят ему за других. Должна же быть от людей какая-то польза?

— А Коммуна тоже твой… ваш клиент?

— Не надо на «вы», старый Сева тут один, и его не обидит простое «ты». Твоя Коммуна? Ах, то есть бывшая твоя, конечно… не ожидал?

— Нет, — признался я. — Не ожидал.

— А надо было. Ничего ты ещё молодой, научишься понимать, что таким нельзя верить. Да, эта рыжая змея, она постоянный клиент. Берёт только детей, нечасто, но помногу. Хорошо платит. Таким товаром, который всегда в цене. Но в этот раз ей не повезло, да. Ну, ты сам видел.

— Ей не повезло?

— Детям, конечно, не повезло больше, — согласился Сева. — Бывает. Давай выпьем за них.

Мы выпили не чокаясь.

— А пойдём, я тебе устрою экскурсию! — внезапно воодушевился он. — Когда ещё доведётся побывать у работорговцев?

— Надеюсь, никогда…

— Ну вот, — расстроился Сева. — И ты туда же, а такой умный мальчик! Вот, например, тебе не повезло с друзьями — разве старый Сева в этом виноват? Нет!

— А в чём были виноваты те дети? — спросил я тихо.