Боялся, что она удивится и не вспомнит этого эпизода.

Это и понятно: на тот момент она была девчонкой. Не зря говорят, что память девичья слаба. Да и в темноте вряд ли она его хорошо разглядела.

Мила не могла говорить, вместо слов выходили неразборчивые хрипы. Поэтому ей приходилось писать левой рукой. Поначалу это было непривычно и неудобно. Она страдальчески морщилась, чуть не плача, когда не удавалось донести до близких свои пожелания и вопросы.

Кирилл пытался развеселить ее, много шутил, например, в шутку отбирал у нее карандаш и вслед за ее корявой записью писал слова признания в любви. Ее каракули рядом с четким почерком Кирилла заставляли сердиться на себя. Но зато потом, когда он уходил, она с радостью и волнением перечитывала все, что он написал.

Кирилл понимал, что сейчас лучше было не расстраивать ее. Он был убежден, что плохие новости могут отрицательно сказаться на ее выздоровлении.

Дела действительно шли не очень хорошо. Как ни помогали Кирилл и Кореец Захарову — бизнес у того шел все хуже. И все потому, что мешали, выводили из себя враждебные происки. Они много думали, совещались в квартире Кирилла. Советовались, как противостоять давлению противников. Бандитские методы не рассматривали из-за принципиальной позиции Захарова.

Кирилл мало что рассказывал Миле о том, чем занимается. Так всегда было, и она должна была бы привыкнуть к этому. Но Мила сердилась на него за то, что в ее положении он мог бы посвятить ее в свои дела. Сердилась, что не от него узнавала новости. Иногда отворачивалась от него, когда он не хотел отвечать на ее вопросы, потом оттаивала от его нежных улыбок и прикосновений.

Зато очень активно работала Жанна. Через своих «осведомителей» она приносила Миле последние новости. Она рассказала о драке Николая Захарова с неизвестными, которые пытались испортить рекламные щиты фирмы.

Еще Жанна принесла газету, в которой была напечатана клеветническая статья про «махинации» Ивана Захарова с ценами и качеством выпускаемой продукции.

Другой причиной укоров Милы и ее размолвок с Кириллом была его ревность к Мите. Тот часто приходил проведать Милу. Его посещениям Мила радовалась, потому что он приносил только позитивные новости. Его не трогало неприязненное отношение Кирилла. Его фигура будто заполняла комнату, нависала над ее диваном. Улыбки и смех, рассказы о том, что нового произошло в работе его фирмы, отвлекали Милу от боли в руке, от грустных мыслей. И не надо было писать ему каракули на бумаге, просто слушала и улыбалась.

Митя полностью отрицал роль отца в покушении на нее и Кирилла. И Мила ему верила.

Было видно, что Кирилл не соглашался с ее верой в друга. Не выдерживал и уходил на кухню со своим ноутбуком. Когда оставлял их наедине, настроение его заметно портилось.

После ухода Мити Кирилл мрачнел, становился неразговорчивым и в таком настроении уходил к себе. Мила старалась его успокоить, доказывая, что его ревность напрасна. Однако не преминула заметить и написать корявыми буквами:

— Вот Митя все рассказывает мне, в отличие от тебя.

— Ты меня сравниваешь с ним, и сравнение не в мою пользу. Спасибо.

Мила, конечно, расстраивалась. Иногда миролюбиво поднимала листок с заготовленной однажды фразой:

— Кирилл, мы с тобой похожи на мужа и жену с большим стажем. Неужели нам предстоит так ссориться и дальше?

Однажды Кирилл и не пытался скрыть неприятность. Он сердито рассказал о новом происшествии: ночью кто-то разгромил офис Захарова. Возмущенно ходил по комнате и говорил о том, что следует вступить на путь открыто объявленной войны.

— Как ты это видишь? — написала Мила. Ей было жутковато от таких слов.

— Они все равно всё знают о наших действиях. Твой Митя всё доносит своему отцу.

— Что он может доносить? Ничего он не знает о тебе и твоих сообщниках! — писать левой рукой получалось у нее все лучше и быстрее.

— Ты его защищаешь! Как хорошо ты назвала моих друзей! Сообщники? Еще скажи — подельники!

— Ну, соратники, какая разница?

— Тебя испортили твои болячки. Ты слишком благосклонна к Мите, сыну своего отца. Сыну бандита.

— Он ничего не знает о его делах.

— Ты хотела сказать: о его преступлениях?

— Кирилл, не придирайся к словам. Хотя я тоже поняла из твоих слов, как ты относишься к моему здоровью. Подумаешь, болячки какие-то! — длинные предложения она писала, прикрывая текст загипсованной рукой.

Кирилл опомнился.

— Прости, я не хотел пренебрежительно говорить о твоем состоянии. Я вижу, что ты страдаешь от болей. Понимаю, что ты мучаешься и от безделья, от невозможности быть здоровой. Просто вырвалось слово само собой. Я не хотел…

— Кирилл, ну, хватит! Можно молча страдать и стараться не жаловаться, но когда ты озвучиваешь мои мучения, вдвойне тяжело.

Она привстала, захотела сесть. Кирилл бросился к ней, помог устроиться поудобнее. Присел рядом.

— Иди ко мне! Ну, не обижайся. Мне не меньше больно за тебя. Плохо видеть тебя грустной. Надо терпеть. Скоро полегчает, и ты постепенно вернешься к нормальной жизни. Знаешь, то, что ты не можешь говорить, прибавляет тебе шарма. Шучу, шучу! Я скучаю по твоему голосу.

Так они сидели, целовались, ласкали друг друга. Мила вдыхала запах его выбритой щеки и думала: «Ничего больше мне не надо, лишь бы он был со мной рядом и любил меня!»

— Кирилл, я не буду сердиться на тебя, а ты, пожалуйста, перестань ревновать меня, хорошо?

Он согласился. С раскаянием готов был выполнить любую ее просьбу.

Но Мила понимала, что тучи постепенно сгущаются над ним. Не стало неожиданностью, когда он объявил, что уезжает по делам и его не будет два-три дня. Знала, что уезжает не в Москву, где он оставил толковых помощников.

Жанна отпросилась с работы, чтобы ухаживать за ней.

Ее должен был сменить Димка, вернувшийся с практики. И когда Жанна ушла в магазин, в квартиру вломились двое мужчин. Мила узнала в них своих похитителей, молодого и постарше. Потребовали, чтобы она уговорила Кирилла отстать от их хозяина и успокоиться.

Когда она невинно поинтересовалась, кто же их хозяин, злобно ответили, что в случае неповиновения мало не покажется ни ей, ни ее любовнику. Уходя, обещали, что в следующий раз добавят ей новые увечья.

Появившегося в этот момент Димку изрядно поколотили.

Вернувшийся Кирилл был страшно разгневан. Сказал, что уж теперь он согласен на ответную меру, которую требовали от него Кореец и Захаров. Сам он планировал пустить ее в ход чуть позже.

Но все же его что-то останавливало. Радикальный план он исключал. Нужно было использовать хитрость и даже коварство. Других способов в этой войне не найти. С волками жить — по-волчьи выть. С друзьями расстались, чтобы еще подумать, перебрать всевозможные варианты.

Кирилл ехал к Миле и думал, что их отношения, их встречи — не просто его отдушина. В ней постепенно сосредоточился весь смысл его жизни. А тут к ней, больной, израненной ими же, являются, угрожают ей, а значит, угрожают и ему, их счастью! Они начали войну, когда похитили Милу. И эти же отморозки появляются снова, чтобы еще глубже и глубже вторгнуться войной на их территорию! Они ее получат!

Подниматься Миле было все еще сложно, но боли уменьшились и стал прорезаться голос. Днем после ухода Жанны на работу и пока Димка отлеживался после драки с «гостями», Кирилл принялся ухаживать за Милой. Ему нравилось кормить ее, контролировать прием лекарств. Когда сидели на диване, прижавшись друг к другу, он признался, что мечтает об их совместной жизни. Мила была почти счастлива.

Вот еще бы ничего не угрожало Кириллу! Тогда ничто не помешает их счастью!

Неожиданно пришел Митя, очень подавленный. Рассказал, что отец проговорился: он получал сведения о пребывании Милы в Москве с его, Митиных, слов. И не нужно было никого посылать следить за ней и Кириллом. Потому что в Москве их пути снова сошлись.

На письменный вопрос Милы: «Ты и о Кирилле рассказывал все, что знал?», — Митя сознался, что, да, рассказывал. Совсем недавно отец завел разговор о том, как Мила себя чувствует, и тут же узнал о Кирилле, о том, что он часто отсутствует и очень недоброжелателен по отношению к ним, Федоровым.