– В высшей степени удивительно, – покачала головой старушка.

– Но ведь светлая ллейна – благородной крови, – вступился кто-то из ллейн из дальнего ряда кресел, – мы должны подчиниться закону…

Мнения Камиллы больше никто не спрашивал: развязалась горячая светская беседа, в которой объекту обсуждения слову не давали. Камилла слушала, вначале удивляясь, потом злясь, затем успокаиваясь и наконец вовсе расслабляясь. Батюшка, помнится, говорил, что, если человеку долго не давать возразить, он забудет все свои доводы, и врежет молча, и оказался абсолютно прав. Ничего другого Камилле сейчас не хотелось, а сдерживала тяжёлую руку лишь мысль о дивных перчатках, которые непременно порвутся.

Музыка оборвалась, и к креслам приблизились ллейна Бианка и Одетта. Перекинувшись вежливыми фразами с прочими благородными ллейнами, Бианка обратилась к ней:

– Не пора ли в дамскую комнату, светлейшая ллейна? Составьте нам компанию.

Камилла подскочила так шустро, словно сидение припекало, и уцепилась за предложенный локоть Бианки. Так, втроем, улыбаясь по сторонам, они и вышли из залы, направляясь в дамскую комнату. Туда уже убежали некоторые из ллейн – что-то припудрить, капнуть благовоний, поправить убор или растрепавшуюся причёску.

Ллейна Бианка провела их мимо освещённой комнаты, заворачивая за угол, и тотчас ускорила шаг.

– Скорее, – подогнала девиц она, – Эдна должна была уже собрать наши вещи. Твои провожатые готовятся тоже – их горничная предупредила. Мы выезжаем тотчас, пока все заняты балом. Ллей Салават тоже не отлучится от его величества – идеальное время. Чем скорее мы окажемся за защитой стен Эйросского замка, тем лучше.

– Всё так плохо? – уточнила Камилла.

– Во дворце тебя уничтожат, – мельком глянув на свою протеже, ответила Бианка. – Ллей Салават никогда не подымет руку на короля, как не тронул и Тадеуша, но ты ему не нужна. Ты – мешаешь. Ты – угроза.

– Неужели так трудно избавить от его величества? – буркнула Камилла. – Светлый ллей Салават мне показался крепким дядькой.

– Дело не в этом, – нетерпеливо оборвала Бианка, переходя на шёпот и ещё больше ускоряя шаг. – Ты помнишь амулет стихий?

– Камень? Да.

– Этот камень способен вернуть полную магию тому, кто им воспользуется. Не жалкую власть над одной стихией, а власть над всеми четырьмя. А значит, и власть над всеми родами, в ком сохранилась древняя сила. И равных такому магу не будет не только во всём королевстве, а и далеко за его пределами...

– Король сказал, такой амулет может и к праотцам отправить, – засомневалась Камилла.

– Тот, который напитала женская кровь – может. Он нестабилен. У женщин иная энергия, защитная, а потому она противодействует мужской. Нужна кровь мужчин-магов, всех четверых. Только тогда он наберёт силу.

– Так вот отчего Салават не трогает его величество, – догадалась Камилла. – И деда моего, Тадеуша, тоже не прихлопнул. Только разума лишил, чтоб в претендентах на престол не светился.

Ллейна Бианка остро глянула на дочь Золтана.

– С чего ты взяла?

– Ну а как же? – удивилась Камилла. – Ищи, кому выгодно!

– Возможно, ты и права, – быстро кивнула Бианка. – Салавату нужна кровь всех четверых магов. И если бы хоть где-то в мире остался хоть один маг воздуха – то он давно бы решил этот вопрос и воспользовался амулетом.

– Так вот чего он к вам пристал? – спросила Камилла. – Мечтает, что вы ему мага воздуха родите?

– Я или Одетта, – кивнула Бианка, крепче сжимая ладонь дочери в своей руке. – Но Салават ошибается. В нас осталась лишь побочная ветвь. Проклятие живо, и младенцев мужеского пола от нас не рождается…

Камилла помолчала, пока они, подобрав юбки, взбегали по тёмной лестнице. Ллейна Бианка постоянно оглядывалась, а юная Одетта казалась напуганной – не время для вопросов. Уже в галерее Камилла не выдержала:

– А что умеют делать маги воздуха? – Поймала удивлённый взгляд ллейны Бианки и пояснила, – ну, на мага воды я полюбовалась в порту, маг земли саму твердь пошатнуть может, маг огня – ну, верно, чего-то подпалить в состоянии, а что же могут маги воздуха?

– Всё то, что может само небо, – посерьёзнела Бианка. – Призывать гром и молнии, проливать дождь, управлять электрическими разрядами, слепить вспышками света…

– А паладины этого разве не могут?

Ллейна Бианка даже замерла на миг.

– Да ты что, – нахмурилась она, – паладины – это воины Храма. Они могут лишь исцелять да накладывать щиты света для защиты вверенных им людей. Но атаковать магией воздуха – это против законов самого Отца, ни один паладин этого сделать не может. А что?

Камилла вспомнила тёплые карие глаза, в миг колдовства внезапно посветлевшие до синевы, и медленно проронила:

– Возможно, что ничего, светлейшая ллейна.

Двери в покои распахнулись перед самыми их носами. На пороге стояла бледная пэра Эдна.

– Кайна мертва, – одними губами проронила камеристка.

И отступила в сторону, пропуская их внутрь.

…Молоденькая смешливая горничная лежала на пороге их с Одеттой спальни – в стороне от прикроватного столика. Одетта вскрикнула и выбежала из комнаты, а они так и замерли, глядя на белую, как мел, мёртвую служанку. По полу рассыпались фрукты и сладости, приготовленные для ллейн Камиллы и Одетты, да валялось заляпанное соком серебряное блюдо.

– Я говорила ей – никогда не трогать господских вещей, – звенящим и напряжённым голосом проговорила пэра Эдна. – Предупреждала же: пусть сами наслаждаются и сомнительными благами, и их последствиями. Эти кушанья принесли, когда нас не было в комнатах. Дурочка, она решила тайком полакомиться…

Камилла оставалась неподвижной, пока ллейна Бианка отдавала распоряжения быстрым шёпотом. Дочь Рыжего барона не боялась, глядя на мёртвую служанку, но думала о том, что в смерти бедной Кайны виновата она – не менее, чем убийца, подложивший яд. И если из-за неё начали гибнуть люди…

У неё не осталось никакого права на поражение.

Выезжали двумя экипажами через задние ворота дворцовых владений. Оказалось, что из Айронфисского замка вела и другая дорога – более крутая и куда менее удобная для возниц, нежели главный путь через парадные ворота. Камилла слышала неблагородные выражения возничих, пока экипаж спускался в долину, и топот четырёх всадников, их сопровождавших. Непроглядная темнота вокруг не позволяла ни рассмотреть в оконце соседний экипаж, в котором ехала ллейна Бианка с дочерью и камеристкой, ни даже понять, в каком направлении их увозят.

Они переоделись в дорожные платья наспех, даже не переплетя волос: неслыханная спешка по меркам ллейны Бианки. Вещи их снесли вниз, пока благородные ллейны переодевались, так что к конюшням они сбегали почти налегке.

– Светлая ллейна! – всплеснул руками пэр Нильс, завидев воспитанницу. Узнал и сопровождавших, ахнул и склонился в глубоком поклоне. – Ллейна Бианка! Сколько лет…

– Жаль, что мы встречаемся в таких обстоятельствах, пэр Нильс, – узнала старого учителя Бианка. – Как я слышала, это вам мы обязаны обретением дорогой Камиллы.

– Ах, мой бедный мальчик Золтан наворотил дел, – сокрушенно покачал головой пэр Нильс. – Я не мог оставаться в стороне!

– Не вините себя, – мягко проговорила Бианка. – Чтобы воспитать Золтана покорным сыном и благовоспитанным ллеем, потребовалось бы чудо не меньшее, нежели вмешательство Отца Небесного.

Мэма Софур на удивление молчала и непривычно робела перед ллейной Бианкой, так что внутрь, в экипаж, забрались без конфузов. Камилла какое-то время держалась, укачиваемая быстрой ездой и цокотом множества копыт, но потом сдалась и уснула, прислонившись к округлому да мягкому, словно подушка, плечу няньки.

Проснулась только от резкого толчка: экипажи остановились у придорожной стоянки. Пэр Нильс ещё спал, мэма Софур дремала тоже. Выглянув в предрассветные сумерки, Камилла с трудом, разминая затёкшие ноги, выбралась наружу, не дожидаясь помощи замешкавшегося возницы. Укуталась в плащ, ёжась от ночной прохлады.