Истинная любовь очищает. В ней нет места сомнениям, грязи и подозрениям.

Или это не любовь.

Уже лёжа в собственной холодной постели, Камилла долго улыбалась в темноту, вспоминая ласковый голос, тёплые губы и крепкие руки. Вспоминала и песню, беззвучно повторяя мелодию в тишине гостевой комнаты. Колыбельная подействовала: последние слова Камилла допевала уже во сне. Снилось небо. Ярко-синее, как глаза Патрика в моменты колдовства, и чистое, словно сегодняшнее признание.

И это, определённо, обещало им скорую удачу в грядущем дне.

– Ветер пел мне песню колыбельную,

Так, что только я лишь слышать мог.

Обещал любовь мне нераздельную,

В день, когда ступлю я за порог.

Я поверил с жадностью, с готовностью,

Вырвался не бризом – смерчем прочь.

С помыслами воевал греховными,

И стремился каждому помочь.

Дивно вдруг легли пути небесные!

С каждым шагом, с каждым боем я

Понимал: старанья бесполезные,

И спастись мне здесь никак нельзя.

Старый шрам не смыть святыми войнами,

Лёд внутри души не растопить.

Чем согрею сердце недостойное?..

Что поможет пламя сохранить?

Тёмен дар мой, страшны разрушения,

Всех врагов могу испепелить.

Только, честно глядя в отражение,

Лишь себя не в силах осветить.

Вдруг случилось странное, желанное –

Вспыхнул пламень жаркий предо мной.

Заслужил я счастье первозданное?

Чем сравнюсь с твоею чистотой?

Я не знаю, объяснить не в силах я,

Только мне не холодно с тобой.

Имя лишь твоё роняя дивное,

Чувствую, что я ещё живой.

Не нужны мне больше страны дальние,

Сердце тихим счастьем расцвело.

Ты со мной, прекрасная, хрустальная,

Наконец-то мне с тобой тепло…

Тэрн не солгал: к вечеру они выехали в окрестности Стоунхолда.

Острые пики замка из белого камня уже виднелись на горизонте, так что Камилла воспряла духом. Целый день в тряской повозке не выдерживал никакого сравнения с путешествием в королевской карете, чьи мягкие сидения позволяли и развалиться на них как следует, и даже вздремнуть.

Быстро она привыкла к комфорту, Себ его забери.

Лошадей на продажу у трактирщика оказалось всего три, так что пришлось брать и повозку: и вещи сгрузить, и втроём уместиться. То есть, вдвоём с мэмом Гирром: Тэрн пристроился на козлах, погоняя двойку резвых лошадок. На третьей, покрепче, лошади ехал паладин.

К слову, у них с королевским воином вышла короткая перепалка о том, кому же достанется единственный свободный скакун.

– Вы – ллей, – резонно возражал мэм Гирр. – Значит, вам и сидеть рядом со светлой ллейной Камиллой. А я – простой воин.

– Так будет правильнее, – негромко возразил паладин, не поднимая глаз. – Поймите меня, мэм Гирр.

Королевский воин, скрепя сердце, понял и устроился рядом с Камиллой, зорко оглядываясь по сторонам. А вот Камилла не совсем поняла: что не так? Почему Патрик отказывался ехать вместе с ней? Снова проклятый этикет?

С другой стороны, обниматься-то на глазах у Тэрна и Гирра всё равно не получилось бы. Может, и прав ллей Блаунт.

– Темно совсем, – вздохнула Камилла, кутаясь в походный плащ. Как паладин с возницей разбирали в ночи дорогу, дочь Рыжего барона положительно не понимала. – Вроде вот он, рукой подать, а всё едем и едем…

– Недолго, – успокоил мэм Гирр, вглядываясь в темноту. – Главное, чтобы задние ворота оставили открытыми. Или пустили, в такой-то час.

– Пустят, – мрачно пообещала Камилла. Она устала, пропотела, хотела есть и пить. Впрочем, голод и жажда спасли от желания прогуляться в кустики под взглядами трёх мужчин, так что лучше уж так. – В эту ночь я собираюсь спать в тёплой постели в собственных покоях. Во дворце, – уточнила наследница Эйросского замка. – А перед тем умыться и хоть как вымыться. Столько пыли! Платье видите? Уже не коричневое, а серое. А волосы даже на ощупь как пакля. В караване повозки хоть крытые были, – с тоской вспомнила Камилла. – А тут всякая гадость сразу в лицо летит.

Мэм Гирр слушал нытьё благородной ллейны со стойкостью, делавшей королевскому воину честь. Даже страдальческое выражение, время от времени мелькавшее на мужественном лице, не прорвалось наружу ни единым недовольным звуком.

– Стойте.

Голос паладина, негромкий, отрезвляющий, прорезал ночную тишину, полную стрекотания насекомых, ещё не заснувших на зиму в этой части королевства, и завываний хлёсткого ветра. В воздухе ощутимо пахло морем – вот-вот выедут на побережье.

Мэм Гирр напрягся и выскочил из повозки, как только Тэрн натянул поводья.

В тот же миг паладин выкрикнул скороговорку старой молитвы, и их накрыло золотистым сиянием. Очень вовремя, потому что в воздухе раздался злой свист, и несколько стрел со стуком врезались в полупрозрачный щит, который удерживал паладин одной рукой. Вторую Патрик вскинул кверху, призвав имя Отца на выдохе.

Полыхнуло в воздухе дивное сияние, срываясь с пальцев паладина ослепительно-яркой ночной звездой. Мягкий свет озарил дорогу, заросли вокруг – и нескольких человек, заслонивших им путь и обнаживших мечи. За их спинами красовалась опрокинутая повозка: нехитрый и надёжный способ задержать запоздалых путников.

Лучников Камилла не увидела – либо в зарослях прятались, либо за немудрёным заграждением.

– Разбойники? – враз озябнув, шёпотом поинтересовалась у возницы Камилла.

– Странное место выбрали, коли так, – так же шёпотом откликнулся Тэрн. – От столицы совсем недалеко, можно и на стражу нарваться.

– Именем ордена Храма, пропустите, – повысил голос паладин. – Мы едем в королевский замок и нас ждут!

Ответом стала спущенная из-за повозки стрела.

Прямо в лицо бы прилетела, если бы не сверкающая золотистая защита.

– Рыжая, – глухо проговорил один из нападавших, ткнув пальцем за спину паладина. – Амулет должен быть у неё.

– Какая я тебе рыжая! – возмутилась дочь Рыжего барона, краем глаза отмечая, как Патрик тянет из-за плеча двуручник. – Скажите им, ллей Блаунт! Это мед…

– На дно повозки, живо! – рявкнул мэм Гирр, махнув на неё рукой.

Камилла мигом пригнулась, хотя золотистая защита всё ещё сверкала – уже бледно-золотым, почти прозрачным светом. Над головой свистели стрелы, совсем рядом звенела сталь. Даже Тэрн ввязался в драку. Мечом королевский кучер не владел, а вот дубиной – вполне.

– Их много! – услышала Камилла голос Патрика. Резкий, жёсткий и неузнаваемый. – Вези её в столицу! Я догоню!

– Ллей Блаунт!..

Короткое возражение потонуло в диком свисте урагана, взметнувшегося в безветренной ночи. Жуткий порыв ветра тут же и стих, а неподалёку раздался грохот упавшей повозки. Камилла осторожно выглянула: разбитая телега, преграждавшая им путь, теперь лежала далеко в стороне, отброшенная внезапным вихрем.

И если мэм Гирр ещё сомневался, то Тэрн свою жизнь ценил чуть больше: хлестнул поводьями, крикнув на ходу:

– Запрыгивай, герой!

Оставить ллейну Эйросскую без защиты верный Гирр не посмел. Зацепился за край повозки, мигом махнув внутрь. Больно наступил Камилле на ногу, но дочь Рыжего барона и пикнуть не посмела: меч мэма Гирра оказался в крови по самую рукоять.

– Сколько их там? – крикнул на ходу Тэрн, как только за ними раздался топот нагонявших всадников.

– Целый отряд, – процедил королевский воин, скидывая с плеча арбалет. – Двадцать клинков и пятеро лучников. Верно, что и на других дорогах нас ждали – едва ли ллей Салават рискнул бы нас упустить.

– Ллей Салават? – удивилась Камилла. – Откуда…

– Омуш, – скривился мэм Гирр. – Слуга Салавата. Он вас и узнал, светлейшая.

Камилла враз вспомнила старого слугу, провожавшего их с ллейной Бианкой в покои. Жилистый, крепкий и угрюмый, он казался тенью – идеальный слуга любого хозяина.

– А как же ллей Патрик? – обернулась Камилла. Мэм Гирр спустил крючок, и свистнувший болт выбил злой вскрик позади. В ответ прилетела стрела, и Камилла, ойкнув, снова сползла на пол повозки.