Или согласно ходу космических процессов. Вершина наших представлений — Суперсаргассово море. Соответственно, появляется кое-что, способное впоследствии низвергнуть ее.

«Notes and Queries» (8-12-228):

В провинции Мацерата, Италия (летом 1897 года), небо было покрыто множеством мелких облаков, окрашенных в цвет крови. Примерно через час разразилась гроза и на землю стали падать мириады семян. Сообщают, что они были идентифицированы как семена деревьев, произрастающих в Центральной Африке и на Антильских островах.

Если — в терминах общепринятой логики — эти семена находились высоко в воздухе, то они подвергались воздействию холода. Но нам представляется, что эти семена пребывали в теплых областях, причем дольше, чем мог бы удерживать их ветер.

«Сообщают, что многие семена были в первой стадии прорастания».

Новая Доминанта. Включаем все.

Вот наш псевдостандарт. Мы получаем данные и интерпретируем их соответственно нашему псевдостандарту. Пока мы не страдаем иллюзией Абсолютизма, которая могла вознести на небеса позитивистов XIX столетия. Мы — промежуточники, но есть подозрение, что когда-нибудь и мы заматереем, догматизируемся и, отринув либерализм, достигнем высшего позитивизма. Пока мы не задаемся вопросом, что разумно, а что нелепо, поскольку признаем, что разумность или нелепость определяются соответствием или несоответствием стандарту, который неизбежно ложен — и рано или поздно сменяется более передовым заблуждением. Ученые прошлого избрали позитивистский подход — это разумно или неразумно? Анализ показывает, что они руководствовались стандартами, такими как ньютонизм, дальтонизм, дарвинизм, или лайэллизм. Однако они говорили, писали и мыслили так, словно имели в виду реальную разумность или неразумность.

Так наш псевдостандарт — принимать и включать все, и, если данные соотносятся с более широким взглядом на эту Землю, ее окружение и ее отношения с окружающим миром, наш стандарт принимает их как гармонирующие.

И процесс и требования были такими же в дни Старой Доминанты: мы отличаемся тем, что за основу принимаем Промежуточность; что, хотя мы ближе к реальности, но и мы и наши стандарты лишь приближение…

Или что все в нашем промежуточном состоянии — лишь призраки дремлющего суперразума, — но стремится пробудиться к реальности.

Хотя в некоторых отношениях и наша Промежуточность неудовлетворительна, но в глубине души мы чувствуем…

Что процесс пробуждения ускоряется — если призраки разума осознают, что они всего лишь сновидения. Разумеется, они тоже лишь видимость, но в относительном смысле они приобретают суть того, что называется реальностью. Они исходят из опыта или из квазиотношений, хотя бы и в причудливо искаженном виде. Можно допустить, что стол, увиденный наяву, ближе к реальности, чем приснившийся стол, который гоняется за вами на пятнадцати или двадцати ножках.

Так теперь, в XX столетии, при смене терминологии и основ мышления наше отношение к Новой Доминанте таково же, каким было отношение ученых XIX века к Старой Доминанте. Мы не утверждаем, что наши данные и их интерпретация будут столь же шокирующими, нелепыми, негодными, смешными, ребяческими и невежественными для представителей XIX века, как их собственные данные и интерпретации представлялись средневековому уму. Но если и так, они приемлемы, хотя бы на время, или в качестве ядра, или черновика, первоначального наброска, первых движений ощупью и наугад. Конечно, потом, когда мы остынем и затвердеем, и излучим в пространства большую часть своей нынешней способности к движению, выражающейся в скромности и пластичности, мы уже не будем признавать черновиков и догадок, а станем мыслить абсолютными фактами. Смысл промежуточности здесь противостоит последним размышлениям о Развитии. Мы обычно мыслим духовное как высшее по сравнению с материальным, но в нашем допущении квазисуществование есть средство для абсолютно нематериального абсолютно материализоваться, и, будучи промежуточным, это состояние, где нет ничего окончательно материального или нематериального, и всякий предмет, субстанция, мысль занимает ту или иную ступень приближения к первому или ко второму. Для нас окончательной целью космоса представляется окончательное затвердение эфира. Позитивизм — это пуританство. Тепло — это Зло. Окончательное Благо есть Абсолютное Застывание. Арктическая зима очень красива, но я думаю, что интерес к обезьянкам, болтающим на пальмах, оправдывает нашу Промежуточность.

Пришельцы.

Неразбериха, из которой мы стремимся создать квазипорядок, здесь так же велика, как и во всей книге, поскольку мы не страдаем позитивистской иллюзией однородности. Позитивист собрал бы все данные, по-видимости, относящиеся к одному разряду пришельцев, и холодно отверг бы остальные. Я же представляю пришельцев, столь же разнородных, как приезжие в Нью-Йорке, или посетители тюрьмы или церкви. Например, в церковь некоторые приходят, чтобы лазать по карманам.

Сам я допускаю, что некий мир или суперконструкция — мир, если из него сыпалась красная субстанция и рыбы — парил над Индией летом 1860 года. Что-то выпало из него 17 июля 1860 года в Дурмсалле. Что бы «это» ни было, нам так настойчиво повторяли, что «это» метеорит, что я и сам проникся этим убеждением. Но в лондонской «Times», от 16 декабря 1860 года Саид Абдулла, профессор кафедры Индостана Лондонского университета, пишет, что он обратился к другу в Дурмсалле с просьбой описать падавшие камни. Ответ:

«…различных форм и размеров, многие напоминали обычные каменные ядра, только что вылетевшие из катапульт».

Это добавляет нам данных о сферических объектах, появлявшихся на этой Земле. Обратите внимание, что это каменные шары.

А вечером того же дня, когда что-то обстреляло Дурмсаллу — или послало объекты, на которых, возможно, имелись зашифрованные сообщения — в воздухе видели свет…

Сам я представляю множество существ, каковы бы они ни были, пытавшихся спуститься вниз. Их, как воздушные шары, отбрасывает с определенной высоты, они пробуют снова…

Никто, кроме правоверного позитивиста или приверженца однородности, не сочтет, что это представление противоречит картине какого-то иного мира, связанного с посвященными на этой Земле посредством кодированных символов, отпечатанных на скалах, подобно телеграфным посланиям на селене.

Я думаю, иногда, при благоприятных обстоятельствах, агенты являются на эту Землю — тайные встречи…

Конечно, это звучит…

Но…

Тайные встречи… агенты… посвященные в Европе, до того, как разразилась война…

И те, кто предполагали, что подобные феномены могут существовать.

Однако большая часть данных наводит меня на мысль о суперобъектах, проходящих мимо этой Земли, уделяя ей не больше внимания, чем пассажиры суперлайнера — морскому дну. Или, даже если пассажирам интересно, расписание рейса не позволяет уделять внимание морскому дну.

Тогда, с другой стороны, у нас могут найтись данные о попытках суперученых исследовать феномены этой Земли сверху — может быть, эти существа явились из такого далека, что понятия не имеют, что у этой Земли есть законный владелец.

В общем, мы — хорошие промежуточники, но гипнозу поддаемся плохо. Еще один источник слияния наших данных.

Что по общему принципу непрерывности, если суперкорабль или суперэкипаж входит в атмосферу этой Земли, неизбежно слияние этого феномена с земными: случаи его наблюдения должны смешиваться с наблюдениями облаков, воздушных шаров и метеоров. Нам приходится начинать с данных, которых мы сами не можем различить, и добраться от полосы слияния к крайним точкам.

В «Observatory» (35-168) сказано, что, по газетным сообщениям, 6 марта 1912 года жители Вормли, в Англии, были взволнованы явлением, выглядевшим как «ярко освещенный аэроплан, прошедший над поселком». «Машина явно двигалась с поразительной скоростью, появилась со стороны Бата и ушла к Глостеру». Редактор утверждает, что это была большая трехконечная молния. «В самом деле, поразительно, — замечает он, — но в наше время можно ждать чего угодно».