Огромный предмет над Луной, напоминающий парящую ворону.
Мистер Г. С. Расселл, всегда, как мне кажется, бывший ортодоксом из ортодоксов — по крайней мере, после его имени стоит член Королевского астрономического общества — сообщает в «Observatory» (2-374) одну из самых ужасных, самых абсурдных историй из всех, эксгумированных нами до сих пор:
Что он и еще один астроном, Дж В. Хест, находились в Голубых горах близ Сиднея, и мистер Хест смотрел на Луну…
Он увидел на Луне то, что Расселл называет «одним из самых примечательных фактов, какие когда-либо наблюдались или были описаны, хотя ему пока не находится объяснения».
Может быть, и так. Редкий случай. Наши собственные представления об эволюции путем смены доминант и их согласовании обращаются против нас. С другой стороны, мы предполагаем, что в каждую эпоху записываются несколько наблюдений, не согласующихся с ней, но предваряющих или подготавливающих дух наступающей новой эры. Это случается редко. Под призрачным игом проходящей эпохи, мимо астрономов подвергается террору, хотя и утонченному, модернизированному, обескровленному террору. Стоит кому-то из астрономов увидеть что-то не вписывающееся в рамки, что-то, что видеть «не положено» — и самое его достоинство под угрозой. Кто-нибудь из прилизанных и причесанных может усмехнуться ему в спину. О нем нехорошо подумают.
С твердостью, необычайной в этом мире эфирной чувствительности, Рассел описывает увиденное Хестом:
«Он увидел, что большая ее часть скрыта темной тенью, такой же черной, как тень Земли во время лунного затмения».
Но вот кульминация мучений, или неуместности, или ужаса, нелепости или озарения:
«Трудно было удержаться от предположения, что это была тень, однако эта тень не могла быть отброшена ни одним из известных тел».
Ричард Проктор был человеком довольно либеральным. Чуть позже мы прочтем письмо, которое когда-то сочли бы бредовым — не зная, что теперь, впервые, сможем читать подобное без недоверчивого смешка — которое мистер Проктор позволил опубликовать в «Knowledge». Но темный неизвестный мир, отбросивший тень на большую часть Луны, простиравшуюся, возможно, далеко за пределы Луны: тень, густую, как тень этой Земли…
Даже для вежливости мистера Проктора это слишком.
Я не читал его отзыва, но, видимо, он был резковат. Рассел говорит, что Проктор «вольно обошелся» с его именем в «Echo» от 14 марта 1879 года, высмеяв наблюдения, сделанные Расселом и Хестом. Если не Проктор, нашелся бы кто-нибудь еще, но обратите внимание, что атака оказалась газетной. В астрономических журналах по этому поводу не было ни упоминаний, ни дискуссии. Замалчивание почти полное — однако заметим, что «Observatory» предоставил Расселу колонку для ответа Проктору.
В ответе я отмечаю значительную промежуточность. В далеком 1879 году было бы значительным позитивизмом, если бы Рассел сказал:
«На Луне была тень. Она наверняка была отброшена неизвестным телом».
Наша вера гласит, что если бы он затем отдал все свое время отстаиванию этой позиции, порвав, разумеется, с друзьями, с коллегами астрономами, его ждало бы вознесение, которому значительно способствовали бы средства, хорошо известные в нашем квазисуществовании, когда компромиссам и двусмысленностям, и феноменам, которые отчасти то, и отчасти это, противопоставляется определенность и бескомпромиссность. В реальном существовании это было бы невозможно, однако квазисуществующий мистер Рассел говорит, что ему удалось устоять перед искушением; хотя и «трудно было удержаться», и на мистера Проктора он обижен главным образом за то, что гот заподозрил, будто он не устоял. Жаль — если бы вознесение было желательным.
Точка зрения промежуточника в этом случае такова:
Что приспосабливающийся к условиям квазисуществования ради так называемого успеха в квазисуществовании не то чтобы губит душу…
Но упускает шанс обрести душу, или самость, или целостность.
Нас интересует одна цитата из негодующего Проктора:
«То, что происходит на Луне, может в любое время случиться на Земле».
Или:
Именно этому учит сей раздел передовой астрономии:
Что Рассел и Хест наблюдали затмение Солнца относительно Луны большим темным телом.
Что Солнце неоднократно затмевалось относительно Земли большими темными телами.
Что научный детский сад много раз отказывался признавать затмения — затмениями.
Это, конечно, слияние. Рассмотрим сперва — что в конце концов, возможно, Хест и Рассел видели тень, но это означает всего лишь, что Солнце было закрыто от Луны какой-то космической дымкой, или плотным роем метеоров, или газообразным хвостом кометы. Сам я считаю, что густота тела отражает плотность затмевающего тела: что тень, такая же густая, как тень Земли, была отброшена телом, более плотным, чем дымка или рой метеоров. В этом отношении информация представляется вполне определенной — «такая же темная, как тень Земли при лунном затмении».
Может быть, мы не всегда так снисходительны к ним, как следовало бы, но мы считаем, что первобытные астрономы сделали много добра: например, успокоили страхи этой земли. Порой может показаться, что для нас всякая наука — все равно, что красный флаг для быка или антисоциалиста. Это не так: она для нас все равно что для быка или антисоциалиста — жидкая кашка: не вредно, но и не питательно. Для нас Зло — негативное состояние, под чем мы подразумеваем несогласие, дисгармонию, уродство, дезорганизацию, бестелесность, несправедливость и так далее — каковые определяются в Промежуточности не реальными стандартами, а только высшим приближением к гармонии, красоте, организации, вещественности, справедливости и т. д. Зло — это отжившая добродетель, или добродетель, еще не установившаяся, как всякий феномен, по-видимому не согласующийся, не гармонизирующий с доминантой. В прошлом астрономы проявили отвагу. Они были полезны для бизнеса: крупные торговцы, если вообще думали о них, то по-доб-рому. Нежданная тьма нарушает торговлю и мешает населению опустошать свои кошельки. Но если затмение предсказано и затем происходит — оно, хоть и несколько непривычно, но всего лишь тень — и тот, кто вышел купить себе пару ботинок, не сбежит в ужасе, сэкономив таким образом денежки.
В целом мы принимаем, что астрономы квазисистематизировали данные о затмениях — то есть включили одни и пренебрегли другими.
Система была хороша.
Она функционировала.
Но теперь она обращается в негатив, или перестает гармонировать…
Если мы в гармонии с новой доминантой, или с духом новой эры, в которой отвергательство будет повергнуто: если у нас имеются данные о множестве затмений, которые происходили не только на Луне, но и на этой Земле, подтверждающие существование больших тел, обычно невидимых, так же убедительно, как данные о регулярных предсказуемых затмениях…
Мы смотрим в небо.
Кажется невероятным, что, скажем, на том же удалении, что Луна, могут существовать, но оставаться невидимыми, твердые тела величиной, скажем, с Луну.
Мы смотрим на Луну, когда виден только тонкий месяц. Мы склонны мысленно дорисовывать остальную часть, однако неосвещенная часть выглядит такой же пустой, как остальная часть неба, и точно такой же голубизны. Она неотличима от неба.
Где-то на уроках, посвященных красоте скромности и смирения, мы подцепили основные поводы для заносчивости: хвост для павлина, рога для оленя, доллары для капиталиста — затмения для астронома. Труд велик, но я намерен представить длинный список случаев, когда сообщения о предсказанных затмениях выглядели как «сумрачное небо» или «пасмурная погода». В нашей суперИрландии пасмурное небо предвещает прояснение. Не так давно, пребывая в растерянности, не осознав еще собственной доминанты, когда мы были еще отверженными и больше склонны к злорадству, нежели теперь — потому что мы замечаем за собой возрастающую склонность к терпимости — коль скоро астрономы не виноваты, а просто соответствуют доминанте — мы заявляли, что предсказанные затмения вовсе не происходят. Теперь, без особых эмоций, если не считать признания обреченности всякого стремления к абсолюту, мы приводим примеры, отмечая, что ортодоксия, несмотря на то, что с ее точки зрения это зло, учитывает неслучившееся.