Он встал и сделал пару шагов туда-сюда по землянке. Ирина уже поняла, что это была именно землянка.
— Только дудки, — Колесник явно начал заводиться. — На ваших условиях никогда и никакой игры больше не будет. Я и без ваших техник смог бы выполнить всю свою программу, и в достаточно сжатые сроки. На Белоруссию — два месяца. На Украину — еще полгода. Потом за пару лет мы бы вполне управились с Россией — масштабы великоваты, но и мы ведь не стоим на месте. Затем, конечно, пришлось бы повозиться с Америкой. Просто потому, что далековато. И на одно только внедрение и разработку территории ушло бы несколько лет. Но и там тоже никаких особенных сложностей я не предвидел. А уж теперь... Теперь, когда вы сами принесли мне в руки такие психотические техники, о которых я даже и не мечтал, работа существенно упрощается. Да, кстати, а откуда вы их, собственно, взяли? По моим данным — а у меня, заметьте, были неплохие возможности понаблюдать за белорусскими и российскими (а также и за некоторыми другими) спецслужбами в естественных, так сказать, условиях, — еще год назад ни у кого в мире ничего подобного не было. Я начал первый этап операции, рассчитывая на закономерный и быстрый успех — вы, кстати, в курсе, что инфильтрация пошла уже и в Гомеле, и в Минске?
Ирина пристально на него смотрела.
-- Вот только не надо. Не надо меня гипнотизировать. Я сам кого хочешь загипнотизирую. Мне кажется, что вы должны быть в курсе. Если с вами успел связаться ваш товарищ, который поехал в Минск. И благодаря которому, насколько я понимаю, отсюда отозвали это пушечное мясо. То есть не пушечное, конечно. Хотя, честно говоря, превращать в людоедов не только собак, но и волков мне не хочется. Но — они ведь, как вы знаете, сами напросились. В смысле, местный спецназ. Однако вернемся к сути дела. Откуда вы узнали эти техники? Где вы этому научились?
Ирина молча попыталась сконцентрироваться и саккумулировать более или менее внятный и мощный астоматический импульс.
— Ой-ой, уже боюсь, — всплеснул руками Колесник. — Сейчас она будет гасить меня телепатически. Не выйдет, стерва ты гэбэшная, дудки.
Он наклонился к ней вплотную и зашипел ей прямо в лицо.
— Я даже руки тебе связывать не стал, поняла? Потому что я тебя не боюсь. Со всеми твоими техниками. Потому что ты теперь — как раздавленный червяк. Можешь извиваться, сколько хочешь, потому что кусать тебе — нечем. Медикаментозные способы воздействия — ты поняла меня, сучка? Можем усиливать психотические способности, а можем и глушить. Как рыбу. Насмерть. Ты подергайся, подергайся. От физиологии никуда не уйдешь. И ты у меня подергаешься, а потом смирненькая будешь, как овечка. И все-все мне расскажешь.
Ирина попыталась сконцентрироваться еще раз, и с ужасом поняла, что Колесник прав. Если не на сто процентов, то, по крайней мере, на девяносто. Все ее астоматические метания заканчивались практически ничем – на пути у энергии, которая должна была концентрироваться и свободно перетекать из формы в форму, из импульса в импульс, стояли какие-то невнятные клочья сизого тумана — точно такого же, каким в астоме виделся сам Колесник. Кое-что ей удалось собрать, в дальних, резервных, так сказать, областях психики. Но этого кое-что было слишком мало. Хватит, чтобы подержать астом. Хватит, чтобы не заели комары, если им с Ренатом удастся-таки отсюда вырваться. Но вот на то, чтобы скрутить этого монстра и приложить его мордой об косяк уже не хватит. Не говоря уже о том, чтобы перевести его полностью под свой контроль. «Нечего сказать, влипла, – подумала она. — Да кстати, почему влипла? Влипли. Где-то здесь он держит еще и Рената. Если не прошло уже слишком много времени, и если он не успел взять еще и Виталика».
— А где мой напарник? — спросила она.
— Вот это дело, — вдруг обрадовался Колесник. — Вот это уже начинает напоминать здравый переговорный процесс. Здесь он, здесь. Никуда он не делся. Жив и здоров. Пока, позволю себе заметить.
— Что значит — пока?
— А то и значит, что срок его жизни и состояние его здоровья будут теперь напрямую зависеть от вас, голубушка.
Ирина, с трудом продираясь сквозь густые клубы сизого дыма, раскопала у него в голове смутный образ Рената, лежащего на чем-то вроде соломы. Ренат, в отличие от нее, был связан и без сознания. По крайней мере, Колесник представлял его себе таковым.
Она огляделась в астоме и поняла, что этой ее вылазки Колесник все-таки не заметил. И то хорошо.
— Что вы имеете в виду?
Время! Время! Ей нужно время, чтобы прийти в себя. Хотя бы настолько, чтобы подглядывать за тем, что творится в голове у этого маньяка.
— Что я имею в виду? Ну что ж, пойдемте, посмотрим на то, что я имею в виду. Вставайте, вставайте! Ходить вы можете, хотя бег трусцой по пересеченной местности, боюсь, у вас сегодня не получится. Да и завтра тоже навряд ли. А мы, в свою очередь, постараемся сделать так, чтобы вам не слишком хотелось расходовать свои и без того не бог весть какие физические и психические силы. Очень постараемся.
Ирина поднялась с лежанки. «Что-то вроде деревянного, грубо сколоченного из неоструганных досок топчана, — заметила она для себя. — Заборы они, что ли, в окрестных деревнях разбирали?» Тело было вялым и слабым, и идти никуда не хотело. А хотело оно лежать и приходить в себя. Но Ирина рывком подняла себя с топчана и пошла к выходу из землянки, на который жестом указал ей Колесник. И порадовалась еще раз: впереди он идти явно не хочет. «Не хочет, чтобы я оставалась у него за спиной. Значит, что бы он ни говорил, меня он все-таки опасается».
Они вышли на неширокую, залитую утренним солнышком полянку. «Интересно, — подумала Ирина, — это утро следующего дня, или я тут у них провалялась несколько дней? Впрочем, судя по тому, что Колесник пока ничего не знает о возвращении Виталика, это все-таки утро следующего дня. В противном случае он знал бы о возвращении Виталика».
Колесник вывел ее на берег небольшого озера с на удивление чистой водой — а ведь судя по карте, здесь на десятки километров болота. «Должно быть, родники», — подумала Ирина. Под кочковатым берегом начинался слой сухого лежалого камыша, следы весенних половодий. И вот там-то, на этом камыше — а вовсе не на соломе, как ей показалось на астоматической картинке — она увидела Рената. Тот действительно был без сознания и лежал в тени, под стволом корявой осины. Руки у него были туго привязаны к древесному стволу. Ноги расставлены, и каждая притянута веревкой к глубоко вбитому в глинистый берег колу. Кроме того, на многочисленные колышки были натянуты и обхватившие его тело вдоль и поперек веревки. Так что очнувшись, Ренат никак не смог бы пошевельнуться.
— Гулливер в стране лилипутов, — елейно улыбнулся Ирине Колесник, – Здесь, на ярком солнечном свете, он показался Ирине и вовсе омерзительным. Тощий мелкотравчатый субъект с преждевременно сморщившимся востроносым личиком и какими-то мелкими, суетливыми движениями. «Как-то, кажется, называется этот симптом, — припомнила Ирина. — Был бы Виталик, он бы наверняка подсказал. Н-да. Был бы Виталик».
— Осмелюсь заметить, пришит он к нашей белорусской матушке-земле накрепко. Москаль-захватчик. Хотя, кажется, он не совсем москаль — если судить по фенотипу. И, знаете, какая выходит неприятность. Мои девочки, которые занимаются высшими растениями — а мы, как вы уже, наверное, успели понять, занимаемся отнюдь не только животными и насекомыми — так вот, вбили себе в голову поставить эксперимент по скоростному росту. Сразу двух растений: рогоза, в просторе- чьи именуемого камышом, и этой вот, давно уже нами прирученной осины. Вернее, не всей осины, а только ее корневой системы. Причем решили они этим заняться почему-то именно на этой крошечной площадочке, на которой сейчас отдыхает ваш друг. Говоря, что эта осина — наш друг, я ничуть не преувеличиваю. Как не склонен преувеличивать и способностей моих маленьких помощниц. Вы знаете, еще год назад это дерево росло почти в двадцати метрах отсюда. И, заметьте, никто его не выкапывал и сюда не пересаживал. Да у нас, собственно, и нет тяжелой землеройной техники. Просто девочки, скажем так, убедили эту осину в том, что почва здесь несколько лучше, чем в месте ее предыдущего обитания, и в том, что она может самостоятельно перемещаться. И вот результат.
