— Дорогу знает Ахмеров. Всё?

— Кто угрожает Виталию?

— Нет времени объяснять. Как только я положу трубку — твое время пошло. Последний совет: малыш, не глупи, подумай хорошенько. Всё!

Раздались гудки. У Ильи было ещё столько вопросов... Но тестирование уже началось. ещё не успев положить телефонную трубку, Илья начал медленно вставать. Поднявшись с кресла, он задержался на секунду у пульта «Вампира», пытаясь сообразить, не забыл ли чего-нибудь. Он вышел из текстового редактора, не записав начатый файл, а затем бегом бросился к двери.

Принятие решения произошло необычным для него способом. Чаще всего, особенно в последнее время, он пытался логически взвесить альтернативные варианты, просчитать возможные последствия. Теперь было несколько иначе: словно управление перешло от одного Ильи Большакова, у которого ещё не было окончательного решения, который только-только собирался все взвесить, к другому Илье Большакову, у которого решение уже было и обсуждению не подлежало. Позже, вспоминая этот момент, он сравнил его с приёмом револьверной защиты от зомбирования. Выполняя это упражнение, Илья чувствовал себя акробатом внутри стального колеса. Он словно хватался руками и упирался ногами в перекладины и рывком проворачивал это колесо вместе с собой. Неслышно щелкал барабан невидимого револьвера, зомбированный участок сознания уходил в сторону, прочь от управления, а на его место всплывал другой, свежий и самостоятельный.

Нечто похожее произошло и в этот раз, с той разницей, что Большаков не делал никаких сознательных усилий, всё совершилось неожиданно для него самого. Словно изнутри появился какой-то другой, деятельный Илья, о существовании которого Илья-логик и не подозревал, оттолкнул логика в сторону и принял ответственность на себя. Он уже знал, что именно нужно делать, и не собирался размышлять на эту тему. Его интересовал только вопрос: «как?»

Большаков быстрым шагом спустился в мастерскую. Ахмерова там не было, но из-за двери, ведущей в гараж, слышалось негромкое пение. Илья рванулся в ту сторону.

— Ренат, «Победа» на ходу?

— «Победа» всегда на ходу, — ответил Ренат, удивившись такому вопросу.

— Запрягай свой автомобиль, и поехали.

Большакову некогда было объясняться с Ахмеровым, и он сопроводил свои слова волевым импульсом и мысленным приказом: «Не рассуждать. Выполнять приказание». Ренат шагнул к автомобилю. Открывая дверцу, он всё-таки спросил:

— Поехали-то поехали. А куда?

— На Стромынку. Ларькин в опасности.

— А-а... — протянул Ахмеров и больше уже ничего не спрашивал. Илья сел на переднее сиденье. Ренат нажал кнопочку на пульте дистанционного управления. Ворота гаража неторопливо раскрылись — Большакову эти секунды показались самыми томительными. Ему хотелось выскочить из «Победы» и подгонять бесконечно медленно движущуюся стальную дверь пинками. Наконец машина рванулась вперёд.

Но Всемирный Закон Подлости продолжал действовать. Ученые называют его законом Мерфи и формулируют так: «Если какая-нибудь неприятность может случиться — она случается». Не успели грасовцы проехать и двадцати метров, как тут же нашлось препятствие, способное задержать их на несколько драгоценных минут. В тесном и длинном проходном дворе, через который только и можно было выехать из гаража особняка на улицу, опять против всех правил припарковалась опостылевшая «тойота».

Ее хозяин, любвеобильный бизнесмен, уже однажды пригодился грасовцам, невольно выполнив для них роль прикрытия. Поэтому майор Борисов не разрешал своим гипнотизерам внушить любителю японских машин и русских женщин, чтобы он забыл дорогу в их проходной двор. «Авось, ещё когда-нибудь пригодится». Теперь он не пригодился, а совсем наоборот. Иногда мимо «тойоты» ещё можно было проехать, но именно сегодня автомобиль был оставлен особенно небрежно. Илья на секунду откинулся на спинку сиденья и выругался, готовясь выпрыгнуть из машины и бежать разбираться с бизнесменом.

— Спокойно, — сказал Ренат. — У нас лошадей хватит.

«Победа» уткнулась в бампер «тойоты», взревела двигателем и вытолкала её впереди себя из подворотни. Ренат чуть пошевелил рулем, и последние пять метров серебристая машина впереди них пробороздила задним крылом по кирпичной стене. Впредь будет дураку наука. Весь этот процесс происходил очень шумно ещё и потому, что на «тойоте» немедленно включилась сигнализация. Отпихнув в более просторном дворике препятствие вбок, они выехали на улицу.

В этот момент на приборной доске загорелась сигнальная лампочка, мелодично просигналил зуммер. Очевидно, майор Борисов обнаружил пропажу сотрудников и решил узнать, куда это они нацелились. Он мог просто увидеть, как они выехали: окно его кабинета выходило в первый, глухой дворик как раз над дверью гаража.

Большаков взял телефонную трубку и услышал голос Борисова, в котором только сдержанным пунктиром было обозначено беспокойство.

— Илюш, куда это вы направились?

— На Стромынку. Виталию грозит смерть.

Майор за два года совместной работы научился не спрашивать, откуда Илья получает информацию.

— Ты уверен, что вы справитесь без меня?

— Я ни в чём не уверен, Юрий Николаевич, — сознался Большаков. — Но если не справлюсь я, то не справится никто.

— Вот как, — констатировал майор. — Пусть кто-нибудь из вас будет на связи. Держите меня в курсе.

От «Победы» в ахмеровском броневике остался только кузов, да и тот был обшит изнутри подкладкой из легких, но прочных сплавов. Начинка была современной и мощной, так что до Стромынки они домчались без проблем. По дороге Большаков несколько раз пытался вызвать Ларькина по рации, но капитан на связь не выходил.

Свернули во двор, увидели ряд громоздких старомодных пятиэтажек, которые были знакомы Илье по фотографиям.

— Тормози! — крикнул Илья Ренату, включая установленный на машине небольшой, но очень мощный локатор. Каждый из них, уходя на задание, брал с собой радиомаячок, на случай непредвиденных обстоятельств. По его сигналам Илья надеялся определить местонахождение Виталия. Но сигналов маяка на нужной частоте не оказалось. Илья переключился, на всякий случай, на резервную: и там царило молчание.

— Может, он выключил маяк? — предположил Ренат и сам себе ответил. — Да нет, с какого это вдруг перепуга... Он же не дурак.

— Не дурак, — машинально подтвердил Илья.

— А может, его там нет? С чего ты взял, что он здесь?

Большаков пристально посмотрел на дома и подумал.

— Он там, — уверенно сказал он и вышел из машины. — Черт с ним, с локатором.

Направляясь к ближайшему из заброшенных домов, он снял защитный экран и сосредоточился. Когда Илья это сделал, ему показалось, что зловещие дома едва заметно переменили свой облик. Размеры, количество этажей, окраска в целом остались прежними… Впрочем, нет. В некоторых местах наведенный из астома слой прикрывал огромные куски стены с отвалившейся штукатуркой, из-под которой выглядывала темная, похожая на черный гранит поверхность.

«Что за чертовщина? — подумал Илья. — Словно где-то рядом сидит мастер внушения и делает этим развалюхам макияж из астома. А вот и целое окно на втором этаже нарисовано. На самом-то деле нет там никакого окна».

Он сосредоточился на образе и индивидуальности Ларькина, пытаясь нащупать хотя бы слабые всплески его биополя. Поначалу Большаков ничего не ощущал, но потом откуда-то со стороны центрального из трех домов донесся знакомый сигнал. Илья подавил все свои мысли — он прекрасно умел «не думать о белой обезьяне», — чтобы не мешать мозгу настроиться на нужную волну. Он смог воспринять и расшифровать неуверенные, сбивчивые сигналы психики Ларькина — и содрогнулся.

Виталий был, как принято говорить, без сознания. Но эта расхожая фраза может ввести в заблуждение, если понимать её буквально. Это не означает, что Ларькин не испытывал и не излучал никаких эмоций. Его мозг ещё жил и, как мог, работал. Потом, придя в себя, человек не вспоминает эти переживания, они остаются в подсознании.