Все это должно было произойти совсем недавно. Может быть, даже в этом веке. Или прошлом, девятнадцатом. Капсула была отправлена и появилась точно в заданном районе — между орбитами Земли и Марса. Приближение к планете заняло около двух недель, посадка в районе базы в старом, заросшем тайгой вулканическом кратере, шла успешно. Как вдруг коварные аборигены нанесли сокрушительный удар. Жутким оружием, от которого тролли не могли защищаться. Капсула с пятью сотнями троллей была уничтожена. Большинство встречавших ее тоже погибли. Такого поражения тролли ещё не знали. Даже взятие Терминала обошлось меньшими жертвами.

Немногие оставшиеся в живых затаились, стали собирать разведывательную информацию и пытаться понять, что произошло и как это могло произойти. Ведь они точно знали, что такого страшного оружия у местных коллоидов не было. Но позже, когда оно появилось, тролли пришли к выводу, что удар каким-то неизвестным способом был нанесен из будущего.

Прибывший недавно с Терминала гонец подтвердил, что Общая Решетка десятки лет назад пришла к такому же выводу, и передал приказ руководства: уничтожить бойца-коллоида, руководителя противодействующей им структуры. Прилагалось примерное описание того, кого нужно было искать, и в этом описании Ларькин без колебаний узнал своего отца-командира, майора Борисова...

Виталий сидел на покатом каменном полу, разминал затекшие ноги и думал, что же ему теперь делать. Поводов серьезно поразмыслить было несколько, и главный из них — узкий колодец, через который он попал в чрево тролля, за время его забытья перестал существовать. Осталась ямка глубиной около метра, выложенная все теми же камнями-клетками. Дно ее медленно поднималось, и с каждой минутой ямка становилась на пару сантиметров мельче.

Если бы нового прохода для воздуха не появилось, Виталий уже давным-давно задохнулся бы. Но теперь колодец появился вверху, там, где раньше была гладкая ровная каменная поверхность. Пролезть в него было пока нельзя, но лаз так же медленно расширялся. Намек был яснее ясного. По каким-то причинам тролль не хотел убивать его здесь. Хотя мог. Но он приглашал непрошеного коллоида выйти через парадное. Потому что тот ход, через который капитан вошел, иначе как черным нельзя было назвать.

Пещерка сама по себе была небольшой, и перебои с воздухоснабжением сделали свое дело: кислорода здесь осталось всего ничего. Виталию очень хотелось побыстрее отсюда выбраться, но не хотелось играть на руку противнику. В любом случае, верхний колодец был пока ещё слишком узким для него. Удобный момент спланировать дальнейшие действия. Ничто не мешает сосредоточиться, кроме собственного тяжелого дыхания.

Может быть, имеет смысл остаться? Думал же тролль о каком-то ущербе, который гуманоид может нанести ему, пробравшись именно сюда. Но надо суметь это сделать. Как? Выстрелить в стену из пистолета? Ларькину было неизвестно, что причинит пуля троллю, но он хорошо представлял себе, каково после этого действия будет ему самому. Уж лучше сразу об ту же стену башкой.

Но если дождаться, пока откроется ход, и попробовать вылезти, что тогда? «Тогда-то он меня и прихлопнет, — думал капитан. — Или я успею удрать? Он рассчитывает, что я на это надеюсь. А окажется, что камера пыток не здесь, а там. «Вот теперь тебе конец». С другой стороны, продолжать сидеть здесь — самое глупое, что только можно придумать».

В конце концов, он разведчик, а значит, после того, как ему удалось получить информацию, у него одна забота — передать ее в штаб. Как? Для очистки совести Ларькин потерзал немножко рацию, но она молчала.

Нет, надо выбираться, воспользоваться любезным приглашением, тем более, что другого пути нет — в самом осязаемом смысле этого слова. Виталий убедился, что, упирая ноги в противоположные стены зала, он может подняться к расширившемуся до нужного диаметра колодцу. В тесном лазе он уже не мог вытянуть ноги и опирался ладонями, локтями и коленями.

Только бы выбраться из живой тюрьмы и успеть передать информацию. Со своими мыслями он как-нибудь справится, а радиоволны распространяются во все стороны, по ним тролли не смогут выследить свою Цель. Только бы выбраться... Ведь, если не считать йети-фэйри — а с чего бы их считать, они же не из нашего муравейника — только он один знает, что из себя представляют каменные подобия домов. Он должен выбраться.

Вверху над ним было так же черным-черно, как и внизу. Однако выход должен был существовать, раз он до сих пор, пусть с некоторым трудом, но все-таки дышит. Метра через четыре лаз чуть свернул вбок, шел некоторое время по диагонали, затем был поворот в другой плоскости под прямым углом — и вскоре капитан полз уже по горизонтальной норе. Потом вновь резкий поворот — и новая вертикаль. Над головой было все так же черно...

Выход обнаружился где-то на уровне четвертого этажа. Ларькин вывалился на пол ярко освещенной комнаты прямо сквозь стену, в которой оказался большой участок, состоящий исключительно из астома. Вернее будет сказать, обычный солнечный свет после полутора часов, проведенных в темном чреве тролля, показался Виталию неестественно ярким.

Надо было срочно уносить ноги. Дверь заперта, и пока он будет возиться с отмычкой, его прикончат. Остается окно. Капитан подбежал к нему и попытался разбить ногой стекло. То, что Ларькин не стал бить со всей дури в прыжке, спасло его от вероятного увечья. Стекло не разбилось. Оно выдержало три страшных удара, усиленных отчаянием — и даже не треснуло. Капитан вспомнил окна, оставшиеся целыми после близкого взрыва, и понял, что тролль успел изменить структуру стекла и сделать его бронированным. Виталий попал в заранее приготовленную ловушку.

Где-то близко опять раздался хриплый басовитый звук — и затих. Дрогнули стекла, как будто под окнами завелся мощный дизель. Капитан сделал несколько шагов к двери и остановился, парализованный приступом боли. Ему показалось, что внутри у него взорвалась бомба. Боль путешествовала по внутренностям, хватая беспощадными стальными клещами поочередно печень, поджелудочную железу, сердце... Она остановилась на сердце — словно по нему часто неравномерно били огромной кувалдой.

Ларькина охватил знакомый ледяной ужас: он уже испытывал что-то подобное совсем недавно, в своем кошмарном сне. Только на этот раз ужас был смешан с тоской и чувством неизбежности, ожиданием чего-то гадкого, но неотвратимого. Спрятаться от этого можно было только в сон, в небытие. Хотелось, чтобы скорее уже все кончилось. После очередного страшного удара Виталий почувствовал, что падает, глазные яблоки начали сами собой поворачиваться, и сознание стало медленно проваливаться куда-то в тошнотворные сумерки. Последней осознанной мыслью было короткое, отрывочное: «Инфразвук».

Капитан не упал мешком, как другие жертвы тролля. Тренированное тело автоматически выполнило много раз отработанное упражнение: чуть подогнулась одна нога, легла на пол другая, и Ларькин мягко «стек» вниз, как огромная капля. Ноги так и остались согнутыми, готовые выполнить обратное движение, словно он собирался вот-вот подняться. Но встать капитан не смог. Его сознание двинулось по этапам в свой последний путь. Вначале Виталию, вернее, тому беспомощному остатку его «я», который оказался заперт в темном лабиринте мозга, лишенный зрения, слуха и других чувств, было страшно, он метался в отчаянии, натыкаясь на смутные картинки, тускло освещенные неразборчивые воспоминания. Затем движение стало более целенаправленным, эмоции отключились. Он уже не метался по лабиринту, он ехал по длинному туннелю, ускоряясь, как отошедший от станции поезд метро.

На несколько секунд включилось зрение: внизу простиралась Москва. Мелькнули изгибы Яузы, игла Останкинской телебашни... казавшийся сверху серым пятном парк Сокольники... Он уносился куда-то вверх, и, видимо, с родным городом следовало попрощаться. Потом Виталия втянуло в очередной черный туннель, и на некоторое время ничего не осталось, кроме мчащейся на него из тьмы яркой звезды.