Капитан спрятал «вальтер», быстро схватил правое запястье долговязого, вывел его на болевой прием и опрокинул противника в снег. Следующим болевым — вращением кисти — он заставил его перевернуться на живот и зафиксировал руку бандита в последней фазе этого приема. Рука при этом заведена за спину, и свободы у нее так мало, что обездвиженного врага можно удерживать в лежачем положении, упираясь коленом в его плечо. Но Виталий не стал рисковать и разжимать захват, ограничился тем, что взял на прицел своего бывшего собеседника — того с полным основанием теперь можно было назвать Сидящим Быком — и велел ему не шевелиться.

— Продолжаем разговор, — сообщил Ларькин. — У вас есть время рассказать о себе и передать приветы родственникам, пока крутится барабан моего револьвера. Так я не расслышал, где вы работаете?

— Охранное агентство «Блок», — неохотно проворчал бос вульгарно.

— Кто наниматель? Неужели сам Александр Александрович?

— Не знаю такого. Мы люди маленькие.

— Глядя на вас, не сказал бы. А теперь внимание, правильный ответ, — объявил Виталий и легонько ткнул стволом за правым ухом лежащего. Лезвие глубоко вошло в кожу, бандит дернулся и крякнул, после того как капитан, удерживая его, надавил в плечо коленом.

— Не самое удачное место для бритвы. Останешься без уха, — предупредил Ларькин и продолжал. — Так кто ваш работодатель?

— Сайганов Эрнест Владиленович, — прохрипел долговязый.

— Горыныч? Так бы сразу и сказали. С ним я еще, может, поговорил бы. А с вами не буду, — пользуясь зажатой кистью как пультом управления Виталий поставил долговязого на четвереньки, обыскал его и обнаружил под левой рукой кольт. — Эту штуку вы найдете часа через три где-нибудь в здании. Если хорошо поищете. Раньше возвращаться не советую. А «вальтер» оставлю себе, не обижайся, толстячок. Зря ты ствол вытащил. Марш отсюда.

Не прошло и минуты, как «мерс» с неудачливыми бойцами скрылся за углом.

«Есть контакт, — подумал Ларькин. — Но ситуация не проясняется, скорее наоборот. Непонятно. Отечественная мафия перешла на аномальные методы воздействия? Зачем тогда эти два бычка приходили бодаться? Непонятно».

Он вошел в корпус «Б», задержался у огромного провала и спустился по кирпичной стене вниз. Лестницы не было, ее заменяла отвесная кладка кирпичей, но Ларькин легко справился со своей задачей. В спецлагерях по практике выживания он по скалолазанию был в числе лучших.

В темном просторном подвале он сделал несколько шагов и замер, внимательно прислушиваясь и стараясь не принюхиваться. Чувство опасности, которое есть у большинства опытных воинов, ничего ему здесь не говорило, именно поэтому обследовать подвал ему стало неинтересно.

Отложив данное мероприятие на потом, Ларькин поднялся на второй этаж, отпер нужную комнату и осмотрел место убийства предпринимателя Николаиди. Не обнаружив ничего примечательного, он перешел на третий этаж, затем на четвертый. Там на лестничной площадке он остановился, повинуясь внезапному импульсу. Причину, заставившую его насторожиться, он сам не смог определить. Что-то было неладно в окружающей обстановке. Что-то не так. Но осмотревшись и вслушавшись в свои ощущения, он ни к какому определенному выводу не пришел и двинулся дальше.

Аккуратно, со всеми предосторожностями на случай засады, он миновал дверной проем и очутился в длинном коридоре. Никого. Ощущение необычности вдруг ослабло, словно он миновал критическую точку. Это было похоже на игру «теплее-холоднее». Ларькин вернулся на лестничную клетку — и вновь его охватило чувство настороженности, даже недоверия и испуга. Но что было причиной, он так и не мог понять.

Чертовщина какая-то. Теперь он вспомнил, что похожее ощущение возникло у него, когда он осматривал здание снаружи, возле одной из стен. Тогда он отмахнулся от этого чувства, принял его за обычное волнение и подавил усилием воли. Теперь оно вернулось и усилилось. Один из центров мозга докладывал, что отмечает в окружающей обстановке что-то непривычное, дикое, не укладывающееся в сознание, противоречащее докладам других органов чувств.

Может быть, все дело в стенах? Виталий стал внимательно разглядывать их и уже возле второй остановился как вкопанный. Источник странного ощущения был, безусловно, здесь. Но Ларькин видел перед собой только ровную, выкрашенную когда-то бежевой масляной краской стену. Слой краски покрылся тонким налетом пыли и в некоторых местах облупился. И все-таки нечто, смущавшее сознание, находилось прямо перед ним, в этой стене. Обман зрения — вот что это напоминало. Когда ночью в свете фонаря принимаешь тень от двери или неровно обвалившейся кирпичной стены за силуэт человека, причем фантастический, больше чем наполовину придуманный собственным мозгом. Но этот плод твоего воображения — какая-нибудь черная старуха или мрачный костлявый тип в остроконечном колпаке — стойко держится перед глазами вопреки всем уверениям внутреннего критика, что это простая галлюцинация. Пока наконец не подойдешь вплотную и не увидишь, как порожденный самим мозгом образ испаряется, превращаясь в заурядную тень приоткрытой двери.

Хотя в стене, в которую упирался взгляд Ларькина, не было ничего фантастического, Виталий почему-то перестал верить глазам своим и решил потрогать ее руками. Кончики пальцев его приблизились к стене и ничего не почувствовали. Они словно повисли в пустоте там, где он отчетливо видел слой старой краски и налет осыпавшейся побелки. Ларькин успел заметить, как его пальцы утонули в иллюзорной стене и, кажется, коснулись чего-то шероховатого, как камень — но вдруг ему захотелось отдернуть руку. Желание было таким внезапным и нестерпимым, что он убрал ее совершенно непроизвольно, раньше, чем успел осознать, что делает.

Уже по собственной воле, осознанно шагнув прочь от такой обыкновенной и такой пугающей стены, Виталий попытался подыскать объяснение тому, что произошло. Теперь он не сомневался, что перед ним глюк, сотворенный не без помощи астома. Обычный человек даже не остановился бы возле этой стены. Только особые навыки, приобретенные капитаном после длительных тренировок под руководством Рубцовой, помогли ему почувствовать обман. Хотя галлюцинация и не развеялась, к Ларькину вернулось обычное спокойствие, тревожное чувство исчезло, словно отключился звонок сработавшей охранной сигнализации. Мозг нашел объяснение противоречивым ощущениям и успокоился.

Виталий вспомнил все, что он знал о возможностях и средствах астома. Долго удерживать такой камуфляж Ленань и ее сородичи, да и грасовские колдуны Ирина и Илья, могли бы, только находясь в непосредственной близости от данного места. В принципе, радиус действия астома был около километра, но работая с такой дистанции, все знакомые Ларькину мастера этого дела быстро утомлялись. Его собственных способностей даже вот с такого расстояния — три шага — хватило бы на полчаса, максимум час. А ведь это явно не единственное место, где удерживается астоматическая завеса. Зачем? Для прикрытия старых камней? Сколько же здесь неведомых гипнотизеров? Попробовать поймать одного или не стоит и пытаться?

Виталий представил себе такую охоту. Около сорока запертых помещений только на одном-этаже, итого двести. Когда капитан, свесив язык, будет осматривать, скажем, сто девяносто восьмую по счету комнату, зеленоватая тварь в пятнистом балахоне соберется с силами и телепортируется в соседнее здание. Нет, пожалуй, в другой раз. Прихватив с собой батальон спецназа.

Впрочем, у этого варианта тоже были свои недостатки. Конечно, чтобы победить волю Ларькина, требуется огромная психическая сила. Но удается же это Ирине. Как удалось только что невидимому супостату. Неприятный факт. Чем лучше будут вооружены наши бойцы, тем дороже это может им обойтись.

Стоп. Кстати, о Рубцовой. Вот кого нужно будет взять с собой в следующий раз. И не надо никакого батальона. Карманная рация за пазухой издала короткий негромкий сигнал: его вызывали на связь. Ларькин включил прием, но звуки, издаваемые аппаратом, были такими тихими, что комариный писк по сравнению с ними показался бы трубным ревом слона. Лишь прибавив громкость до предела, Виталий смог разобрать голос Рената: