Ренатика она с самого начала поставила на место, решив, что в том курятнике, который этот темпераментный татарчонок развел вокруг себя, она никогда не окажется. Не по Сеньке шапка. Хотя солнышко —оно светит всем, почему бы и прапорщика иногда не порадовать ласковым взглядом? Тем более, что человек нужный, к нему за помощью по техническим вопросам частенько обращается даже Ларькин, а с Ильей так они вообще не разлей вода.

Сегодня утром Ирине довелось присутствовать при утренней церемонии майора Борисова: изучении сводки аномальных происшествий на Земле за истекшие сутки. Компьютерная сеть со страшненьким именем "Вампир" непрерывно собирала эти данные, считывая их с телетайпов информационных агентств, сообщений спутников, с компьютеров силовых министерств России и стран СНГ, и ещё бог знает откуда. Вся эта информация по неведомым Ирине каналам стекалась сюда, в большаковский "бункер", упорядочивалась и отсортировывалась, и каждое утро Илюша приходил к майору на доклад с папочкой для бумаг, которую он именовал на английский манер "файлом". Как говаривал сам Большаков: "с утра Юрий Николаевич занимается с-водкой".

Минувшее утро было исключением только в том смысле, что кроме Большакова майор пригласил и всех остальных грасовцев. По всем признакам, намечалось совещание. Борисов обожал совещания, а его "пацаны" говорили, что с появлением Ирины он стал проводить их чаще. Однако начало было традиционным: майор быстро просмотрел сводку, сделал несколько пометок карандашом и вернул Илье со словами:

— Что-то много сегодня... То ли день нехороший, то ли твоя машина некритично отнеслась к информации. А что сам скажешь?

Большаков, уже свыкшийся с ролью штатного авгура, с глубокомысленным видом поводил рукой над бумагой. Дела, на которые его интуиция указывала как на перспективные, не всегда удавалось раскрутить до конца, но уже если он сказал "нонсенс" — значит, ничего сверхъестественного там и близко не было.

— Номера второй, с четвертого по шестой и девятый — явный нонсенс, — уверенно заявил Илья. — Восьмой —воскрешение из мертвых —не наш профиль...

— А напрасно, —вмешался Ларькин. —Может, сделаем исключение, займемся?

Но Юрий Николаевич отрицательно покачал головой, и прения завершились.

— Некогда, — вполголоса объяснил майор своему заместителю.

Тем временем Ирина мысленно сотворила на письменном столе; за которым они все сидели, маленькую точную копию Ильи. Затем быстрыми мазками воображаемой кисти дорисовала этой фигурке платок, ярко накрашенные губы, большие золотые серьги, монисто... И вот уже на столе сидела, раскладывая карты, цыганка в цветастой юбке и большаковских очках.

Кроме Ильи эту мысленную скульптуру мог увидеть только Ларькин, с которым Ирина усердно занималась астомом все лето. Большаков освоил язык мыслеобразов на удивление быстро, за неделю-другую, и продвинулся даже дальше, научив, в свою очередь, Ирину передавать сами мысли, минуя как зрительный образ, так и словесно-знаковые коды. Это был "язык смыслов", до которого Илья додумался сам, но научить ему он смог только Рубцову.

Большаков заметил цыганку и, пригорюнившись, уставился на неё. Рядом с цыганкой появилась маленькая копия Ирины — но тоже карикатурно искаженная — этакая провинциалочка с наивно вытаращенными глазками, овца овцой. Цыганка бросила карты, подбежала к дурочке и стала что-то беззвучно говорить ей, размахивая флаконами из набора импортной косметики. Ирина закусила губу: старлей явно намекал на тот случай, когда он разыграл её в первый же день службы, прикинувшись бродячим коммивояжером. "Впаривая" ей вот такой же наборчик, он похитил все её документы. Как она тогда обтекала потом вот в этом кабинете... Посвящение в разведчики... Ладно, забудем.

— Илья, не отвлекайся... Так, а номер один? — вернул их к обыденной жизни голос майора.

— Номер один? Подумаешь, эка невидаль — экстрасенс! Мы ведь занимаемся совершенно не изученными явлениями, по возможности —новыми, а это?

— Ну, тогда подкорректируй программу, а то, что она такую ерунду гонит. Время идёт, требования меняются.

— Есть подкорректировать программу.

— Остались дела номер три и семь.

— Ничего ободряющего сказать не могу. То есть увы, придется работать. Эти дела имеют смысл.

— Ну-ка, — майор опять потянул к себе сводку и просмотрел её ещё раз. По наблюдениям Ирины, читал Борисов гораздо быстрее, чем соображал.

— Донского монстра мы отложим, —сказал он наконец. — Тем более, что появляется он, судя по информации, только в купальный сезон...

— Да, а в этом году Илья-пророк уже давно в воду...э-э-э... как говорится, — подхватил Ларькин. Он даже не взглянул на Большакова, но тот откликнулся мгновенно, с традиционной обидой в голосе.

— И опять клевета и наветы. Причем конкретно данный — я бы сказал, уже ветхий навет. Старо, господин ротмистр.

— Настолько старо, что уже стало народной приметой...

— Прекратить треп, — сказал майор. — Остаётся этот исчезновенец. Дело поручается капитану Ларькину, он старший группы. А в группу, кроме него, будут входить лейтенант Рубцова и старший лейтенант Большаков. Прошу отнестись серьезно.

Тут с лицом Борисова вдруг стали происходить странные вещи: нос заострился и загнулся хищным крючком, изо рта навстречу друг другу выползли две пары клыков, седеющая шевелюра почернела. Волосы удлиннились и легли на майорские плечи длинными прядями. Густые брови нависли над глазами, в которых засветились кроваво-красные огоньки. Весь этот кошмар можно было видеть невооруженным глазом, хотя глюки наводили явно из астома. Чьего это было ума дело, Ирина так и не поняла. Скорее всего, Илья. Хотя, поднатужившись, такое мог сделать и Виталик. Оба сидели как ни в чем не бывало, временами с приличествующим интересом поглядывая на начальника. Впрочем, творение могло быть коллективным. Ирина не удержалась и внесла свою лепту: приделала майору крылышки. Черные, формой —как у летучей мыши, общим размахом метра в четыре. Майор расправил крылья, задев ими стены кабинета, и аккуратно сложил их за спиной. Настоящий демон, медный загар ему очень к лицу. Не хватало какой-то мелочи.

— Исчезновение человека средь бела дня в центре Москвы... —говорил Юрий Николаевич.

— Вечером, — прошелестело с той стороны, где сидел Илья.

— Средь бела вечера, —с каменным лицом поправился Борисов, дернув крылом. — Но в центре столицы!

— Немного юго-западней... — послышалось со стороны Ларькина.

— Вот я и говорю! —повысил голос майор, и красные огоньки в его глазах разгорелись, как угли. — Надо отнестись серьезно. Дело относится к категории "дельта". А вы веселитесь. Я не понимаю, что смешного.

— Как же не смешно. Куда же он теперь — без штанов, без денег? — пробормотал Илья.

— Я бы тебе сказал, куда в таком виде отправляли людей те же фашисты. Но при дамах не буду. Смешно ему! Это страшно, а не смешно, — прорычал демон Борисов.

Впрочем, он знал, что в работе на его озорников можно положиться, и ворчал больше для вида. Спросив разрешения у Ирины, майор закурил, и, когда он выпускал дым из ноздрей, Рубцова поняла, чего ему не хватало для полноты образа. Коллеги тоже оценили удачный штрих: животом и грудной клеткой она почувствовала то удовольствие, которое излучали Виталий и Илья. А изумление, что доносилось от Ахмерова, было смешано со страхом: прапорщик никак не мог привыкнуть к шуткам продвинутых по астому товарищей. У Ирины всё не находилось времени заняться с ним как следует, хотя Ренат был, в общем, не настолько безнадежен, как Борисов.

Юрий Николаевич был наглухо закрыт для астома. Ирина, подстегиваемая профессиональным самолюбием, долго билась, пытаясь пробудить в нем хоть какие-то ассоциативные связи, но тщетно. В этой твердокаменной непроницаемости ей виделись одновременно и недостаток, и сила Борисова. Управлять им, пытаться внушить что-либо тоже было совершенно невозможно.