И тут его словно пробило током. Потому что пятно на утрамбованной гранитной крошке, которое казалось издалека кучей тряпья, и в самом деле оказалось кучей тряпья. Причем даже не тряпья, а обычных, ничуть не испорченных, не обгорелых, не изрешеченных дырами и даже не испачканных вещей —тех самых, в которые был одет пьяный парень.

Ветровка, брюки, рубашка. Белые заляпанные грязью кроссовки. В. кроссовках — носки. Из кармана ветровки торчал бумажник. Веничка вынул его, открыл, автоматически пересчитал лежавшие там десятки — шестьдесят рублей. Ни визиток, ни карточки с фамилией и адресом владельца. Фотография девушки с роскошной перекинутой через плечо на грудь косой — странно, кто сейчас после седьмого класса носит косы?

А парень действительно исчез. Как в воздухе растворился. Веничка заглянул на всякий случай за кусты. Потом спохватился, что в руке у него все ещё зажаты фотография и бумажник покойного. Он почему-то сразу так и подумал —покойного, хотя в голове не умещалось, каким способом человека можно так вот запросто растворить безо всякого следа, да ещё чтобы вещи остались в целости и сохранности. Он сунул было бумажник на место, но потом подумал, огляделся и прямо как был. С бумажником в руках, побежал к подсвеченному прожекторами зданию МГУ звонить в милицию.

У него хватило ума не говорить дежурному сразу обо всем, что он видел. Приняли бы за сумасшедшего или, скорее всего, за телефонного хулигана. Набрал 02, сказал, что нашел бумажник и вещи, назвал себя. Потом добавил, что обнаружил весь набор одежды, вплоть до белья. Разложена она странным образом. Словно человека раздели прямо на аллее, вещи аккуратно разложили, а самого пустили дальше нагишом. Возможно, правонарушители ещё где-то рядом. Приезжайте, пожалуйста, посмотрите и разберитесь.

Веничка перевел дух и вернулся к куче тряпья как раз, когда возле неё остановилась та самая старушка с песиком. Видимо, возвращались с прогулки. Лихачёв подошел и тоже встал рядом.

— Вот, нашел вещи, позвонил в милицию. Сейчас подъедут, —объяснил он старушке свое присутствие. Та осуждающе проворчала что-то по поводу бесстыдства теперешней молодежи и волоком повела за собой любопытного фокстерьера, который все рвался обнюхать кроссовки, а может, и отметиться на них.

Мигалка показалась со стороны Ломоносовского проспекта. Сирену милиционеры не включали, немой маячок приблизился и остановился шагах в пятидесяти. Из машины вылезли двое амбалов-патрульных, озираясь, пошли по аллейке. Лихачёв поднял бумажник, как депутат, голосующий своим удостоверением. Милиционеры приблизились, поглядывая на кучу тряпья.

— Вот, нашел. Так все и лежало, —неуверенно начал Веничка, испытующе глядя на милиционеров. Сказать или не сказать? Интересно, здорово он смахивает на сумасшедшего?

Он подал ближнему патрульному, мордатому рослому сержанту, бумажник:

— Вот это лежало в заднем кармане брюк. Вот здесь. Я отходил позвонить и брал с собой, чтобы не пропало.

Сержант осторожно взял бумажник, внимательно рассмотрел фотокарточку, пересчитал деньги и так же пристально посмотрел на Лихачёва:

— А у вас, случайно, нет с собой документов?

Веничка мысленно похвалил себя за предусмотрительность. Тревожная московская осень 1999 года приучила его брать с собой паспорт даже на вечернюю пробежку. Сержант заглянул в документ, перевернул несколько страниц и вернул Лихачёву со словами:

— Что ж, спасибо, Вениамин Павлович, за помощь. Мы заберём вещи, если Вы не возражаете, и покатаемся тут немножко. Может, владельца встретим, может, тех шутников. Вы тут спортом занимались? Понятно. Рашид, собери барахлишко.

Второй милиционер, раскосый, с острым подбородком, присел на корточки и начал небрежно складывать анорак (Лихачёв только в этот момент вспомнил, как называют такие куртки). Веничке вспомнились теледетективы, в которых эксперты обрисовывают мелом контуры тела, делают снимки, рассматривают место происшествия в лупу. Он с отчаянием подумал: заберут сейчас эти равнодушные мужики последние вещественные доказательства, и этим все закончится. Пропал парень, и искать его не будут. Ну, а ему, Веничке Лихачёву, какое дело до незнакомого пьяного парня? Что, ему больше всех надо? Чего ради выставлять себя на посмешище? Неужели они так ничего и не заподозрят, ни за что не зацепятся?

Рашид скатал в трубочку спортивные брюки. Достав из них модные мужские трусы, он показал их сержанту и хохотнул:

— Андрюх...

Сержант поощрительно гоготнул. Добравшись до обуви, милиционер уже протянул было руку —и вдруг замер в таком положении. Он бросил на Лихачёва какой-то дикий взгляд и спросил, показывая пальцем на торчащие из зашнурованных кроссовок носки:

— А это что, тоже так было?

У того сердце забилось чаще, но он только утвердительно мотнул головой: "Угу".

— Поприкалывались какие-то дураки, — объяснил недоразумение Андрюха.

Но скуластый Рашид не торопился притрагиваться к обуви. Он зачем-то посмотрел по сторонам, потом ещё раз на Лихачёва — и опять, нерешительно, на стоящие перед ним кроссовки. Милиционер был похож на животное, почуявшее близость нечистой силы.

— Андрей, посмотри внимательно, как они расправлены, — сказал он, указывая на резинки носков, прилипшие по окружности к верху обуви.

— А что? — сержант тоже присел.

— Так нельзя рукой расправить. Попробуй, если хочешь.

Андрюха расшнуровал одну из кроссовок, залез внутрь своей толстой ручищей. Как ни старался, достать он её мог только вместе с надетым носком.

— Конечно, у меня вон какая клешня... —неуверенно проговорил он, поглядывая на руки Лихачёва.

— Всё равно. Пусть даже тонкой рукой, — Рашид показал на вторую кроссовку с нетронутым, аккуратно приклеившимся к её внутренней поверхности носком. — Расправляй хоть сто лет, так не получится.

Теперь оба милиционера сидели на корточках возле перепачканной обуви и выжидательно смотрели на Веничку. Тот вздохнул, набрал полную грудь воздуха и произнес:

— Точно, ребята, я Вам не всё сказал. Боялся, не поверите...

Дежурный, длинноносый старший лейтенант со спокойным насмешливым взглядом, небрежно спросил:

— Письменной речью как владеете?

— Сносно, — в тон ему ответил Веничка.

— Тогда опишите всё, как запомнилось.

Лихачёв принял от него листок бумаги и ручку и спросил:

— Не знаю, как начать. Форма есть какая-нибудь?

— Форма, в принципе, свободная. Вы же не на соседа в суд подаете. Начните так: "Я, такой-то такой-то, проживающий там-то и там-то, занимаясь тем-то и тем-то тогда-то и тогда-то, стал свидетелем следующего..."

— Ага, спасибо, — вдохновленный Веничка начал строчить.

Когда он закончил, дежурный перечел его творение и со вздохом спросил:

— Вы отдаете себе отчёт, что следствие — если только оно начнется — отнесется к Вам с некоторым недоверием? Психэкспертизу придется пройти —это уж точно.

— Догадываюсь, —Веничка тоже вздохнул.

— А если к этому отнесутся серьезно и обнаружится, что человек пропал, — Вы же первый будете на подозрении. Я не пугаю вас, господи упаси, ничего подобного. Хотя нам Вы отчетность тоже портите. Думаете, мы его найдем?

— Не знаю.

— Скажу Вам по секрету: не найдем… А значит, процент раскрываемости снизится. Но дело не в этом. Поймите меня правильно. Я чисто по-человечески обязан предупредить вас, что Вы подвергаете себя риску, скажем, испытать неудобства —и наверняка без всякой пользы для кого бы то ни было.

— А что же Вы предлагаете?

— В первую очередь, хорошенько подумать. Не исключено, что Вам захочется забрать свое заявление.

— Это Вы говорите потому, что Вас там не было, — грустно сказал Веничка. — Вы не представляете себе, как это страшно. А единственный способ избавиться от страха —что-нибудь предпринять.

Дежурный понимающе покивал:

— Дело Ваше. Но и я обязан, со своей стороны, соблюсти все необходимые формальности... Раз уж Вы все понимаете, думаю, Вы не сочтете оскорблением... Прежде всего, старательно подышите вот сюда...