Сама платформа-крепость была даже больше, чем показалась мне, когда мы впервые увидели её, выступающую из темноты гротескным силуэтом. Состоящая из нескольких квадратных этажей-уровней, соединённых десятками лестниц и пересечённых множеством коридоров, она тем больше походила на невероятно запутанный лабиринт, чем дольше ты пытался ее исследовать. Жилые комнаты, причал, где содержались лодки, денно и нощно охраняемая оружейная, склад, набитый таким количеством бесполезного для постороннего визитёра хлама, что станция Игрока по сравнению с ним казалась скромным чуланом — и ещё больше помещений, в которые нас не пускали.
Среди всего этого особо выделялось нечто, размещённое в самом центре платформы: что-то вроде шахты, насквозь идущей через все этажи. На верхнем уровне, где располагался вход в неё, неустанно дежурили вооружённые до зубов Беглецы, не подпускающие не только нас, но и большинство собственных товарищей. На нижних же, вплоть до самой воды, это место закрывали глухие стены, поэтому выяснить, что именно там располагается, мы не могли.
Не меньший интерес для нас представляло «машинное отделение» — так Беглецы называли один из средних этажей, заполненный сотнями громоздких аппаратов, соединённых друг с другом ещё большим количеством проводов и труб, некоторые из которых уходили через переборки в соседние помещения. Мне эта комната почему-то напоминала медицинский кабинет. Такие же кабели тянулись от прожекторов и прочих приборов, из чего я сделал вывод, что здесь Беглецы вырабатывают электричество. Нас с Игроком сюда хоть и пускали, но при этом не спускали с нас глаз.
Однажды нам удалось подсмотреть за разговором Капитана с очередными пленниками, которых привезли охотники. Крик караульных с угловых башенок застал нас на верхнем уровне, под самой капитанской рубкой, и Игрок, сообразив, что за этим последует, схватил меня за рукав и затащил в тот же закуток между двумя стенами, где мы прятались до этого. Спустя четверть часа мы увидели, как снизу поднимается процессия из пятерых человек, сопровождаемых тремя вооружёнными Беглецами. В прерываемой только звуками моря тишине, под взглядами остальных, они провели пленных к Капитану и остались ждать у дверей. С нашего места открывалась целая панорама: в окне я отчётливо видел, как Капитан что-то возбуждённо рассказывает «гостям»; он нервно расхаживал по каморке, меряя её из угла в угол широкими шагами, активно жестикулировал и, кажется, пытался узнать что-то у собеседников, однако постепенно раздражался всё сильнее. В какой-то момент он, видимо, выйдя из себя, подскочил к ним и ударил кулаком в стену, заставив вздрогнуть и их, и меня, но уже в следующую секунду успокоился.
Они провели наедине еще несколько минут, после чего Капитан покинул рубку, и туда вошли конвоиры. Они снова вывели пленников наружу и вместе с ними исчезли где-то в темноте. Думаю, лишним было бы уточнять, что ни одного из пятерых мы тоже больше не видели.
Я ни на миг не забывал, кто такие Беглецы и на что они способны. Из моей памяти не стёрся тот раз, когда трое из них связали меня по рукам и ногам и затем принялись деловито обсуждать, не стоит ли от меня избавиться. Здесь, в открытом море, были десятки способов избавиться от «обузы», как они тогда выразились. И подобные случаи только подогревали мою подозрительность. В этом мне неплохо помогал Игрок: он про Беглецов знал намного больше, чем я, так что всегда мог подсказать, если меня что-то заинтересовывало. Он показал мне пару коридоров, о которых, кажется, не знали и сами Беглецы — или, по крайней мере, не считали необходимым их патрулировать. По ним мы сокращали путь с одного конца платформы на другой и оказывались в нужных местах даже раньше самих караульных. Это было весьма полезным — несмотря на достаточно тихое поведение Беглецов по отношению к нам, мы всё равно старались лишний раз не попадаться на глаза кому-либо из команды. Скоро я изучили все доступные места крепости настолько, что мог бы нарисовать её более или менее точный план, что, впрочем, не принесло бы особой пользы — мы всё ещё не могли никуда отсюда деться.
Но я хотел большего — после того, как я закончил с изучением мест доступных, моё внимание ещё сильнее притягивали те помещения и комнаты, в которые у меня прохода не было, и в первую очередь это касалось загадочной шахты. Она оставалась, пожалуй, единственным предметом, назначение которого я не до конца понимал. Да что там не до конца — я вообще вообразить не мог, для чего бы такая штука понадобилась в центре крепости. На то, чтобы выяснить это, у меня было время, пока Капитан не будет готов выделить нам людей.
Игрок не мог — или не хотел — ничего сказать на этот счёт. Каждый раз, когда я заводил разговор на тему шахты, он либо наигранно отвлекался на что-нибудь, либо попросту отмахивался. У меня сложилось впечатление, что он и вовсе не горит желанием беседовать на эту тему, и уже готов был браться за дело самостоятельно, но очередная группа охотников, вернувшаяся из экспедиции, вместе с пленниками принесла и ответ на мучавший меня вопрос.
В тот раз всё происходило, как и обычно: окрик сторожевых с одной из угловых башен предупредил всех обитателей платформы о том, что кто-то приближается. Никто, правда, толком не отреагировал: подобные предупреждения над здешним морем звучали чуть ли не по расписанию и даже для нас с Игроком почти превратились в рутину. Следующим сигналом, последовавшим минут через пять, караульные известили, что приближающаяся лодка — своя. Мол, беспокоиться не о чем. Вообще, в случае, если лодка всё же окажется чужой, им предписывалось просигналить тревогу, но при мне такого ни разу не случалось. Мы были последними чужаками, прибывшими к Беглецам по своей воле.
Прошло не меньше десяти минут, прежде чем новоприбывшие поднялись на верхний этаж, и как только голова процессии показалась из узкого люка, моё внимание привлёк тот, кто шёл впереди. У него, помимо висящих на поясе ножа и дубинки, в руках был самый настоящий автомат, и то, как лениво он его держал, выдавало в нём человека, привыкшего и умеющего пользоваться этой штукой.
Когда вся группа оказалась на виду — один Беглец впереди, ещё двое в хвосте, пленные между ними — я смог разглядеть и всех остальных. Привезённые люди выглядели хуже, чем обычно — сплошные ссадины, синяки и кровоподтёки. Один из них хромал, другой и вовсе шёл, опираясь на чьё-то плечо. Не останавливаясь, конвоиры повели их прямиком в капитанской рубке. Хромой попытался что-то спросить, но, получив тычок в спину, молча побрёл дальше.
Мы с Игроком стояли чуть поодаль — не в привычном укрытии меж двух построек, но в достаточно укромном месте, чтобы не привлекать ненужного внимания и в то же время иметь возможность наблюдать за происходящим из первых рядов.
А наблюдать было за чем. Самое любопытное началось после того, как конвоиры довели пленников до двери и остались ждать снаружи. В этот раз Капитан казался более раздражённым, чем обычно в таких случаях, чуть ли не взбешенным. Он, не давая вставить и слова, орал так, что до нас даже долетали отдельные фразы, впрочем, не нёсшие особого смысла, для меня так в любом случае: «…одно задание…», «…столько сил потрачено впустую…» и прочее в таком же духе.
В конце концов он кинулся к двери, отрывисто сказал что-то охотникам и вернулся обратно. Те переглянулись, коротко кивнули друг другу и гуськом направились внутрь. Там один из них схватил ближайшего человека за руку и толкнул к выходу, остальные загалдели, кто-то попытался дёрнуть первого Беглеца за рукав, но тот отпихнул его, угрожая автоматом. Несмотря на численный перевес пленников, оружие давало гораздо более значимое преимущество. Благодаря ему эта сцена закончилась быстро, я всё отчётливо видел через окна: восьмерых напуганных и побитых людей вытолкнули наружу и под дулами автоматов повели вниз. Капитан последовал за ними.
К моему удивлению, их привели к той самой шахте, которая так меня интересовала. Туда же со всех концов платформы постепенно стягивались остальные Беглецы. Я хотел присоединиться к ним, но Игрок предупреждающе поднял ладонь. Бросив на него взгляд, я заметил, как у него на скулах ходуном ходят желваки, а сам он мелко дрожит. Он, не отрываясь, смотрел на Беглецов, и меня обухом ударило и без того очевидное осознание: сейчас произойдёт что-то плохое.
