Мы шли молча. Силуэт Игрока впереди мелькал с такой скоростью, словно он пытался от меня убежать, и я за ним едва поспевал. Не знаю, о чём он при этом думал, но выглядело это так, будто он злился на что-то, хоть я и не мог понять, на что именно. Он сам, без моего участия, вызвался меня сопровождать, я на этом не настаивал. Не в том плане, что его компания мне надоела, просто сейчас он ничем не мог помочь, и его присутствие теряло всякий смысл. Собственно, в этом и заключалась главная проблема нашего поиска — Игрок не представлял, где может находиться «ублюдок», как я про себя продолжил называть гипотетического хозяина загробного мира. Что уж говорить обо мне… Лично я надеялся, что мы разберёмся во всём, как и обычно, с течением времени, но бродить по залитым тенью полям совершенно вслепую казалось не слишком удачной идеей. Мы нуждались хоть в какой-то зацепке.
У нас не было никакого конкретного плана, которому бы мы следовали и на который ориентировались. Раньше Игрок вёл меня в соответствии со своими представлениями о маршруте и наших целях, теперь же мы поменялись ролями и провожатым выступал уже я сам, при этом по-прежнему не имея понятия, куда идти.
И всё же, несмотря ни на что, впервые за проведённое среди мёртвых время я чувствовал, что иду правильно. Наверное, до того, как умер, я счёл бы это глупостью несусветной — тоже мне, интуиция! Но тогда я бы и рассказы о жизни после смерти посчитал глупостью, а сейчас я не мог в них не верить. Что, по сути своей, есть интуиция? Предсказание будущего. Звучит претенциозно и ненормально — в самый раз для загробного мира. Все, с чем я здесь сталкивался, в той или иной степени было претенциозным. Ненормальным же оказывалось буквально все, безо всяких степеней. Ещё одна монета в копилку доказательств того, что некий создатель или надсмотрщик всё же существует. Нет, не доказательств, конечно — догадок. Эта идея сама по себе выглядела настолько дикой, что просто обязана была оказаться правдой. Загробный мир. Настоящая страна чудес — куда ни плюнь, везде они.
Всматриваясь в фигуру Игрока, по привычке шагающего впереди меня с энергией, достойной лучшего применения, я подумал — а каким должен быть человек, чтобы стать Беглецом? Честно говоря, его собственное толкование объясняло не так уж и много, из него получалось, что надо лишь бояться смерти и не быть к ней готовым. Ну а кто из нас готов и кто не боится? Если считать подобным образом, так Беглецов должно быть по меньшей мере в десять раз больше, чем остальных. Я, разумеется, не знаю, сколько тех и других на самом деле, но сомневаюсь, что хотя бы поровну. И перевес явно не на стороне бунтовщиков. В одном только пожарище, которое мы покинули, жителей набралось бы… в общем, немало.
И всё-таки, какие качества определяют того, кто способен по своей воле прибиться к изгоям, даже после смерти? Как заявил Игрок, они хотят сбежать отсюда, но куда? Не обратно же к живым. Как они себе это представляют? Едва ли они настолько безумны, чтобы надеяться попросту вернуться в мир живых. По меньшей мере, при нашей первой встрече мне так не показалось. Дикарь из канализации был безумным, спору нет, а про троих парней, схвативших меня, я бы так не сказал. Они были скорее… целеустремлёнными, да. Зацикленными до невозможности. Опять же — всё в соответствии с историей Игрока. Впрочем, нередко истинное безумие кроется как раз в том, кто кажется тебе нормальным. Кажется до тех пор, пока не произойдёт взрыв.
Так или иначе, подобные вопросы не заканчивались. Во что верил Игрок тогда, принося им клятву верности? В метафорическом, конечно, смысле — несмотря на всю организованность и дисциплину, вряд ли у них присутствовали такие ритуалы, скорее символические, чем имеющие практическое значение. Если кто-то хочет тебя предать, его никакие клятвы и договоры не остановят. Фикция, пустые слова. Нужен результат — полагайся не на болтовню, а на реальные дела.
Я попробовал мысленно разложить по полочкам того Игрока, которого знал. Того, с которым познакомился на станции метро и который меня постоянно выручал. В нём было сполна эгоизма, самовлюблённости, грубости — не самых положительных черт характера, однако по-прежнему недостаточных для того, чтобы связаться с плохой компанией. Слишком плохой. Будь он капризным ребёнком, не способным критически мыслить и принимать решения — тогда пожалуйста.
Но случай не тот. Игрок был ничуть не глупее всех тех, кого я встречал в мире мёртвых.
В то же время я знал его как надёжного друга, на которого мог положиться. Он с готовностью делился со мной тем, что имел, никогда не бросал в беде и всегда был честным. Ну, в определённой степени. В любом случае, его достоинства намного превышали недостатки. Почему же тогда он поступил так, как поступил? Если среди Беглецов попадаются хорошие люди, значит ли это, что они не такие уж мерзавцы? И я сразу ответил сам себе — нет. Обыкновенная погрешность. То, что Игрок не мерзавец, повлияло как раз на то, что он от них ушёл. А когда он к ним только примкнул, то явно понимал, на что идёт. И мотив, по которому он к ним изначально прибился, так, похоже, и останется для меня загадкой. По крайней мере, до тех пор, пока…
Мои рассуждения прервал толчок в грудь — задумавшись, я наткнулся на внезапно вставшего столбом Игрока. Он, опираясь на свой посох, смотрел на что-то прямо перед собой, на земле. Подойдя ближе, я увидел, в чём причина задержки: впереди плескалась вода. Мы вышли к реке. Должно быть, к той же самой, что пересекли, направляясь в сторону пожарища.
— Ну что, — спросил Игрок без тени улыбки на лице. — Куда теперь?
Я повернулся сначала направо, затем налево. Никакой разницы. Что там, что там одинаковый поток, исчезающий в темноте на расстоянии десятка метров от нас. «Должна же река где-то начинаться и заканчиваться».
Я подошёл ещё ближе, так, что мои подошвы чуть-чуть погрузились в вязкий мокрый песок, смешанный с речным илом. Присел на корточки и окунул пальцы в воду, наслаждаясь кусающим их холодом. Странное ощущение, давно забытое… Разве мёртвые могут его чувствовать? Из здешних я помнил только одного человека, кому холод докучал. Точнее, не совсем так. «Докучал» — слишком мягко сказано.
В ушах зазвучал её заикающийся голос: «П-пом… Пом-моги мн-не», перед глазами возникли очертания тонкого серого лица. В животе жалобно заныло. Я встряхнул головой и поднялся на ноги. Игрок, ни на миллиметр не сдвинувшийся с той точки, где стоял, вопросительно смотрел на меня из-под шляпы.
— Течение направляется туда, — я указал направо. — Значит, пойдём в другую сторону. Выйдем к истоку, как ты и говорил. Хотя бы узнаем, заканчивается где-нибудь река или мы опять ходим по кругу.
Он ничего не ответил, только коротко кивнул и, снова обогнав меня, зашагал впереди. Вздохнув, я последовал за ним.
Сейчас, когда мы шли вдоль русла, река всё время находилась рядом, но в темноте я её не видел. Мы держались на некотором расстоянии от неё, однако же я отчётливо слышал журчание воды. Тихое и спокойное, такое бы больше подошло какому-нибудь крошечному ручейку. А впрочем, оно идеально дополняло умиротворяющую атмосферу полей. Было в них что-то такое, расслабляющее, что ли. Особенно так, когда их золотистый цвет приглушала тьма.
Плеск бегущего потока убаюкивал, и я поймал себя на том, что буквально засыпаю на ходу. До этого я не спал ни секунды. Учитывая, что я, по сути, ничего не помню из своей прошлой жизни, я и не знаю, что это такое — спать. То есть, конечно, теоретически представляю, но на практике ни разу не пробовал.
Я вспомнил видение, когда мне почудился океан, прорывающийся из реального мира в наш. В нём было что-то общее с этим не-видением, со звуком воды чуть ли не над самым ухом, с берегом, скрытым густой травой, что росла вплотную к нему…
В себя меня привёл внезапный шквал ветра, хлестнувший прямо по лицу. Я встал как вкопанный и растерянно огляделся вокруг. Знакомое ощущение… Совсем как в тот раз, когда я ориентировался по сквозняку в кромешной тьме пещеры. Вот только теперь под боком нет ни пещеры, ни тоннеля, ни чего-либо ещё, что могло бы вызвать сквозняк.