— А горные ведьмы ещё страннее. И лгать-то, между прочим, не умеют.

Но Дараэлла даже не стала отворачиваться. Она легко выдержала взгляд Айрис, да и сама, кажется, была совершенно уверена в том, что делает.

— Тебе не надо об этом знать. Пока что. Горные ведьмы не могут рассказывать о своём предназначении, если это не поможет им продвинуться к цели. Иначе я бы поведала тебе правду. Разумеется, убедившись, что она, эта правда, тебя не убьёт. Но в истории очень много пробелов, и в отборе должна победить та, кто…

— Сумеет пережить поцелуй некроманта?

Дара вздрогнула.

— Ты знаешь?

Айрис склонила голову в осторожном, вкрадчивом кивке. Признаваться в том, что ей о многом было известно, девушка пока что не решалась, но отрицать очевидное было бы глупо. К тому же, Дараэлла смотрела на неё со странным сочувствием, словно хотела предупредить, но не могла этого сделать.

— Знаю, — произнесла Айрис, не зная, следует ли рассказывать и о том, что было после, а потом решилась. — Мы… Ну…

— Целовались? — у Дары, кажется, это не вызывало ни малейшего смущения. — И с тобой всё в порядке?

— Куст завял, — неохотно призналась Дален. — Но со мной всё в порядке. Я же тоже вроде как… Ну, ты поняла. Оживляю мёртвых.

Айри не знала, почему не смогла назвать себя некромантом. Ведь это было вроде как семейным делом, дедушка, прадедушка, прапрадедушка и ещё множество родственников по той линии. Странно, конечно, что она, девушка, обладала такой магией, но ведь должен был семейный дар кому-то передаться? Может, сила не захотела спать в её жилах, как это было с мамой.

Или…

Но Айри никогда не видела, как Арника колдовала, и глаза у матери не были чёрными, она — просто носитель магии. Таких, может быть, множество вокруг, и они сталкиваются случайно, а потом не знают, что делать, ведь у ребёнка — дар некроманта. Проклятое дитя, что ещё сказать? Хорошо хоть, магия просыпается только к двадцати годам, когда её обладатель уже способен осознавать себя и как-нибудь управлять силой, бушующей в теле.

Впрочем, Айри и не чувствовала свою магию. Порой ей казалось, что дар некроманта — это что-то такое, что прячется в глубине тела, запирается на тысячу замков и никогда не отзывается на зов, а выбирается само, когда ему вздумается, и вступает в сражение только потому, что ему так хочется. И некроманты — самые несчастные люди на свете. Ни поцеловать любимую или любимого, ведь ему или ей за это грозит смерть, ни свободы выбора, никакого добра, раз уж ты — представитель самой тёмной магии на свете. Прячься в конуре, строй замок, в котором будешь жестоким злодеем, а компания — только покорные мертвецы, с которыми и не поговоришь, потому что они выражают твои же мысли…

— Не тони, — тихо позвала её Дара. — Всё хорошо будет, слышишь, — она прикоснулась к руке Айрис. — Не так это и страшно — быть некромантом. Поверь мне, горной ведьмой — ещё хуже.

— Почему?

Дараэлла закрыла глаза.

— Как неприятно, — прошептала она, — когда ты — просто кровь какого-то древнего бога, которого даже не существует. Весь культ вокруг одарённого мужчины, умершего тысячу лет назад и подарившего нам вот это, — она усмехнулась, говоря о своей внешности. — Синеглазые, черноволосые горные ведьмы… Если тебе повезло родиться такой.

— А если нет?

— Тогда тебя выгонят, — пожала плечами Дара. — А твоим долгом будет твоя смерть. Без магии, без ничего. Горные ведьмы не прощают тебе инакомыслие. Другую внешность. Они ничего не прощают. Потому я поклялась, что уйду оттуда. И долг мой будет народу во благо.

Айрис взглянула на неё, словно пыталась в красивом лице отыскать что-нибудь, напоминающее о пережитых трагедиях, но Дараэлла была, как всегда, просто идеальна. Наверное, это очень трудно — когда все, даже самые близкие, видят просто хорошенькую куклу, возможно, одарённую.

Дара одёрнула руку, словно вспомнив о том, что их прикосновение несколько затянулось, и Айрис вздрогнула. Ладонь горной ведьмы была неожиданно холодной.

— Я иногда его ненавижу, — призналась Дараэлла. — И себя, за то, что меня в честь него назвали. Если этот первый вообще существовал. Когда я буду свободной, я не пойду замуж, как все они. Я… Пираткой стану. Буду плавать по морям, грабить корабли тех, кто раздевает собственный народ для наживы.

— Я согласна, — выпалила Айрис, схватив Дару за руку. — Они его всё равно не любят. Они всё равно…

Умрут.

Дара поняла. Она улыбнулась, пусть и грустно, и коротко кивнула, прежде чем Айрис произнесла хоть слово. И почему-то захотелось поверить, что этот выбор был правильным.

Календаря в таинственном замке некроманта не было, потому Айрис считала завтраки. Скучную жизнь не разбавляли даже крики Хильды — та притихла после столкновения леди Трау. Скелет же очень хорошо вжился в роль подчинённого лорда Брайнера. Оживлённая без конца одёргивала девиц, притворялась, что именно Себастьян — её господин, а она призвана для того, чтобы держать их в руках и не давать окончательно распоясаться.

Айрис могла признать, что с леди Трау стало намного легче.

Вот и сегодня, явившись уже на третий одинокий завтрак, она коротким кивком поприветствовала почтённую леди, улыбнулась, заметив, как Луиза испуганно рассматривает не прикрытый сегодня шляпкой голый череп Милены, и заняла отведённое ей место.

Дара, явившаяся по обыкновению самой последней, величественно устроилась напротив и смахнула руку Лорейн, опустившуюся ей на плечо.

В коллективе Дараэлла оставалась колючей, надменно-красивой и полностью уверенной в своих действиях. То, с какой гордостью она отмахивалась от возможных конкуренток, трудно было описать обыкновенными словами; Айрис казалось, что такой необходимо родиться. По вечерам, когда все девушки разбредались по своим комнатам, скучая и с ума сходя от одиночества, Дара шла в гости к своей союзнице и полушёпотом рассказывала о том, что же должна сделать горная ведьма, чтобы стать такой, сколько испытаний сыплется на голову обыкновенной девушке, когда она пытается дотянуться до тех высот, которые на первый взгляд так легко покоряют её старшие сестры.

Что ж, сейчас Айри могла только в очередной раз порадоваться, что Себастьян не завтракал с ними. Во-первых, никто не мог пользоваться своими приворотными гадостями, которые наверняка девицы попрятали в рукавах под видом оружия против некроманта, а во-вторых, ей самой не приходилось ревновать. Она не знала, чувствовала ли что-нибудь к лорду Брайнеру, но от мысли, что у неё отбирают некроманта — её шанс быть счастливой, ведь Айрис тоже отнюдь не хотела убить жениха поцелуем у алтаря, — становилось нехорошо. И необыкновенная красота Дараэллы, столь гордо восседавшей напротив, будила в Айрис совсем даже не мирные дружеские чувства.

Она подавляла в себе это, пусть и делала это очень неумело. По вечерам, когда Дара сбрасывала надменно-гордую маску и начинала искренне улыбаться, она смеялась, что в Айрис просыпаются первые чувства. И говорила, что это очень хорошо — ведь ей бы хотелось уступить место у алтаря взаимно влюблённой девушке, а не жертве коварного некроманта. Порой Айри ловила себя на мысли, что Дараэлла здесь только для того, чтобы уберечь других участниц отбора от несвоевременной гибели, ведь поцелуй некроманта — страшная ведь. Но делиться этой мыслью она всё равно не решалась, понятия не имея, как это будет воспринято. К тому же, в некоторых домах даже у стен бывают уши, и Хильда у местных камней, если б могла, давно их бы уже отрастила.

— Приятного аппетита, — пожелала тем временем Дараэлла, выполняя распоряжение леди Трау о том, что конкурентки должны относиться друг к другу с максимальным уважением.

Другие девушки в один голос пожелали того же, и только Хильда раздражённо сжала зубы. Она терпеть не могла Дару, ненавидела её куда больше, чем ту же взбунтовавшуюся Айрис, и, вероятно, считала своё мнение достойным поводом для нарушения правил.