– Им? – не поняла девушка, всё-таки взяв кимоно в руки.

– Стражникам там всяким или часовым на посту, в общем, кто на входе в город там будет, – пояснял гном.

– Отвернись, что ли, ради приличия! – зарделась Кьяра, обычно мало кого стеснявшаяся в лагере.

– В телеге вот ширму себе сделай из ящиков и тканей, – фыркнул тот, выпрыгивая наружу. – Хей, где тут мой козлик пасётся? – поискал он глазами щиплющего траву слева от холма сайгака.

Награбленная еда у банды была самая разная. Таскарские лепёшки, орочья самса, эльфийские булочки, мягкие внутри, даже когда корочка снаружи, иссыхая, твердеет, словно камень, даже вяленое мясо птицы додо, что фоморы брали погрызть в дорогу из дома.

– Тебе очень идёт! – расхваливала Ди вид подруги в сиреневом кимоно с бледно-розовой цветочной вышивкой на рукавах.

– Думаешь? Воевать в этом не очень комфортно, зато в цвет твоих глаз, – размахивала руками в таком наряде Кьяра, посвятив немало времени тренировкам с мечом, чтобы быть готовой ко всему.

Похожая на позднее вечернее зарево, в переливах света и тени, молодая аристократка взмахивала рукавами наряда и порхала, как крупная бабочка, отрабатывая знакомые движения и привыкая к новому одеянию. Девушка ни разу не сказала, что ей самой оно нравилось или же что ей было комфортно, но при этом и не просила поменять планы и переодеться в привычное. Не то свыклась, не то польстилась на похвалу Дианы, а может быть, ей и вправду был по душе богатый дайконский наряд. Фамильную брошь с гербом-молнией пришлось припрятать в кармашек, иначе это бы выдало её происхождение, а план был – замаскироваться.

Ди и Лилу, пока Кьяра продолжала тренироваться, лёжа на спине любовались облаками в закатном темнеющем небе, перечисляя на кого те похожи. «На подушку», «на свинку», «на барашка», «на дядюшку Сизифа» – звучало из уст маленькой гномки, а плутовка из Стеллантора только посмеивалась, видя в тех же формах что-то своё: мамино платье, фасад закусочной «Стефан», однорогий кузнец-минотавр…

Ночной костёр за большими валунами сопровождался пьяными разговорами. Девчонки, правда, пить горькую настойку полыни не стали, а вот от малинового вина, что банда награбила днями раньше, отказываться не стали. Крохотная рыбёшка в масле и соли из маленьких бочек служила всем отличной закуской.

Фламер Рабо, глядя на потрескивающий костёр, зачитывал выученные наизусть стихи об огне. Поэзия воспевала и красоту пламенной пляски, и в то же время с опаской и назидательным предупреждением напоминала о всепожирающей мощи. Произведения вызывали противоречивые чувства: то восхищение красотой слога, то жалость к жертвам лесных пожаров, но Лилу, например, всё весьма понравилось.

– Интересное у вас оружие, – проговорила Ди самому неразговорчивому члену их компании. – Я никогда такое не видела.

– Сколопендра называется, – грубым гулким голосом пробасил тот. – Есть такая сороконожка, у которой не поймёшь, где зад, где голова, – покрутил он за центр украшенного металлическим рисунком мелких шариков древка свою массивную штуковину с зазубренными лезвиями на концах.

– А вы из Бушваля? Из Лонгшира? Может, из туманной Арьеллы или даже с островов Настронда? – интересовалась флейтистка.

– Да, – только и произнёс в ответ Дон Кабал.

– Моя «любимая» мужская черта, – шумно выдохнула носом Диана с явным недовольством и иронией в голосе, – отвечать «да» на вопросы с «или, или»…

Белый амбал с бледно-серыми пышными волосами, эдакой густой гривой зачёсанными назад, взирал куда-то вперёд, как дозорный на посту, который не желал ни на что отвлекаться. Он выглядел спокойным и невозмутимым, ровно и глубоко дышал рельефной мускулистой грудью, моргал крайне редко, словно пребывал сейчас в состоянии медитации и явно был не склонен к разговору.

– А «Дон Кабал» – это имя? Титул? – решила-таки Ди полюбопытствовать у этого альбиноса.

– Клеймо на всю жизнь, – буркнул тот, кривя свои тонкие, едва заметные по оттенку на лице губы, обнажая крупные, чуть ли не вампирские клыки.

Всем своим видом он демонстрировал, что общаться с ней не желает. Белокожий остроухий мужчина выглядел для Дианы как неприступная крепость на вершине скалы – даже не повернулся, не удостоил девушку взглядом, вообще ни на кого здесь не обращал, казалось, никакого внимания. И отвечал так, будто движения рта ему давались с огромным трудом, будто тот был и вправду вытесан из какого-то мегалита, или же этому эльфу было просто лень разговаривать.

– «Кабал» на языке фоморов означает «убийца-предатель», – тихо пояснил ей Бром со всей серьёзностью и без привычного юмора. – Тот, кто убил кого-то из своих. Причём не в честной дуэли.

– Видать, нелёгкая судьба занесла его в пустынных мародёров, – отметила Кьяра, делая новый глоток ароматного вина из высокой глиняной чаши.

– А откуда у вас эти татуировки? – полюбопытствовала Диана у белокожего крепыша, но вопрос её остался без ответа, словно этот «титан» её даже не замечал.

Тот молча сидел, глядя вдаль, отпивая крепкий абсент, на который все другие, даже бедный на мимику людоящер, реагировали, морщась на каждый глоток, а эльф-альбинос даже не менялся в своём каменном лице. По крайней мере, Диана поняла, что он уроженец Арьеллы, из фоморов – племён богини Домну. Но, по всей видимости, изгой-изгнанник или что-то типа того. Лезть в душу закоренелому преступнику ей резко расхотелось.

Хрисс сравнивал местный ландшафт с домом в Фафнире, утверждал, что там водятся здоровенные двуногие птицы-хищники, которых побаиваются даже лучшие стрелки людоящеров. Что жизнь там весьма примитивна, напоминает даже не этот пограничный участок, а скорее Урд орков, однако Ди никогда там не была, потому и сравнений этих не понимала.

Затем людоящер посетовал, что рядом нет никакого плоского ровного камня или широкого пня, чтобы с кем-нибудь сыграть в карточного «Архимага». Так что по итогу и вовсе завалился рядом с костром вместе с книгой, чтобы было видно страницы, и начал почитывать какой-то учебник по травам и растениям с детальными красивыми иллюстрациями, похожими на вложенный гербарий.

Зеленоглазый эльф закурил в длиннющей трубке из белого дерева смесь, в которой табак и травы сочетались с душистым цветочным ароматом. Он много рассказывал о кораблях, но ни разу не остановился на том, почему завязал с пиратским флотом и осел сыроваром на островах.

– Пиромагия от древнего гномьего «пиро» – «огонь», – рассказывал Стефан юной волшебнице. – А вот слово «огонь» уже от эльфийского «игнис», у людей он стал «агнь» или «агни», а там уже и в «огонь» превратился с годами развития и преобразования речи. Язык меняется с течением столетий, ныне древний эльфийский и гномьи наречия почти позабыты, никто на них не разговаривает. Почти всюду «общий» Имперский – людской. Даже некоторые орки его знают.

– Ух ты! Как интересно! На современные слова влияет древний язык гномов! – хлопала радостная Лилу в ладоши.

– Вечный спор, кто во всём был первее, эльфы или гномы, – фыркнул Бром. – Каждая раса верещит: мол, это мы-мы! Мы первые всё придумали! У вас акве-дуки? А у нас гидро-снабжение! У вас терри-тория? А у нас гео-логия! И бесятся все, с пеной у рта споря, кто или что было раньше… А имперский не имперский без древних корней! Чуть что, вспоминают, откуда ноги растут. Э-э, нет, не то. Вспоминают, в общем, о первых языках и главных расах.

– Гномы лучше всех! – вскидывала ручки ввысь Лилу, осыпая всех цветастыми искорками.

– Вот уж точно! – соглашался с ней Бром.

– Эльфы первые дали имена нотам, но разве можно сказать, что они изобрели музыку? – глубокомысленно произнёс Фламер. – Сыграешь, может быть, для нас? – посмотрел он на Диану.

Та не отказала. Достав флейту, девушка принялась неторопливо наигрывать приятную мелодию, в которой долгий путь и скитание сопутствовали умиротворению. Именно это она сейчас ощущала: сколько всего позади, сколько ещё ждёт где-то там, за горизонтом. Но теперь она хотя бы не связанная пленница, увозимая орками в неизвестном направлении. Это давало ей внутренний покой, а её музыке – изящество и размеренную пластичность. Барсук положил голову ей на коленку, устроившись поудобнее рядом.