В эту ночь, часов около одиннадцати, мы были разбужены рыканием льва, раздавшимся неподалеку от лагеря. Вскоре за ним последовало другое, потом третье и я вскочил с постели, не успевши привыкнуть к этому явлению. Выйдя из ворот лагеря, я стал целиться из своего маленького ружья Винчестера, в меткости которого не сомневался, но увы! патроны были таковы, что не могли бы быть хуже, если бы в них вместо пороху были насыпаны опилки. Раздраженный такими жалкими патронами, я оставил львов в покое, вернулся в лагерь и снова лег спать, убаюкиваемый их рыканиями.
На следующее утро мы покинули долину бархатистой Мтамбы, этот земной рай для охотника, и перешли в местность, называемую обыкновенно вакавенди Имрерою, но с таким же неудовольствием как будто это была бесплодная пустыня. Мы разбили лагерь близ деревни Итаги, лежащей в области Русава. Перейдя р. Мтамбу, мы вступили в Увавенди, называемую обыкновенно туземцами «Кавенди».
Область Русава густо населена; жители ее миролюбивы и расположены в иностранцам, хотя лишь немногие из них бывали здесь. Один или два васавигилийских купца приезжают сюда приблизительно раз в год из Пумбура и Усовы; но так как здесь получается весьма мало слоновой кости, то большие расстояния между поселениями препятствуют правильной внешней торговле.
Караваны, прибывающие сюда, выступают обыкновенно из области Пумбуру, расположенной на ю.з. от Имреры в расстоянии одного дня хорошей ходьбы, или, что тоже, тридцати миль; или же они идут на Усову, лежащую на Танганике, проходя через Пумбуру, Катуму, Уиомбех и Угаравах. Усова — весьма важная, цветущая область на Танганике. Мы намеревались было идти из Имреры по этой именно дороге, но полученные нами известия воспрепятствовали этому. Мы узнали, что усовский султан Мапунда, хотя и весьма расположенный к арабским купцам, вел войну с колониею вазавиров, которые, как помнит читатель, были прогнаны из Мпоквы и окрестности Утанда и поселились, как говорят, между Пумбуру и Усовой.
Нам, как осторожным и разумным людям, попечениям которых вверена большая и важная экспедиция, предстояло решить что делать и какой путь избрать, так как мы были гораздо ближе к Уджиджи, чем в Унианиембэ. Я выразил мнение, что нам следует направляться по компасу на Танганику, не доверяясь ни дорогам, ни вожатым, а идти прямо на запад, пока не достигнем Танганики, а затем идти пешком вдоль берега реки до Уджиджи. Мне всегда казалось, что доктор Ливингстон узнал бы о моем прибытии, если бы я шел по обыкновенным дорогам и наверное сам пустился бы в путь, так что мои поиски за ним будут игрою в кошки и мышки. Но большая часть моих спутников полагали, что нам следует смело повернуть к северу и идти к Малагарази, большой реке, впадающей, как говорили, в Танганику с востока. Но ни один из них не знал дороги к Малагарази и мы не имели никакой возможности нанять вожатого у султана Имреры. Однако нам сообщили, что Малагарази отстоит всего в двух днях пути от Имреры. Впрочем, я счел за лучшее запастись провизией на три дня.
Деревня Итага расположена в глубокой котловине среди обширных возделанных полей. Жители ее возделывают бататы, маниок, из которого приготовляют тапиоку (крахмал), бобы и голькус. Нельзя было купить за деньги ни одного цыпленка и, кроме хлеба, мы могли добыть только тощего козла.
25-е октября останется памятно мне как день великих тревог; действительно, начиная с этого дня целый ряд неприятностей обрушился на мою голову. Мы пошли по направлению к в., намереваясь пройти к высокому плато, окаймляющему долину Имреры с запада и с севера. После двух с половиною часов пути мы разбили лагерь у подошвы плато; дефиле представляло удобный всход на плато, поднимавшееся в виде ряда обрывов футов на 1000 над долиною Имреры.
Люди мои просили передать мне, что они желали бы простоять здесь еще один день, чтобы собрать от имрерцов дальнейшие сведения о стране, лежащей между нами и Малагарази. Это была, разумеется, бессмыслица, так как я простоял уже день в Имрере и вожатые советовали мне выбрать эту дорогу, потому что им удалось, говорили они, собрать достаточные сведения о ней от туземцев. Мне припомнился совет, данный генералом Андрью Джаксоном одному из его молодых друзей: «осмотритесь хорошенько прежде, чем начать какое-нибудь дело, но решившись сделать его — делайте и никогда не оглядывайтесь назад», так именно я и намерен был поступить теперь.
Вечером один из моих людей застрелил буйвола, и это маленькое приключение послужило поводом к новым препирательствам. Буйволу удалось убежать в джунгль, где мы наверно нашли бы его мертвым на следующее утро. Многие из моих брюхо-поклонников и ленивых обжор говорили мне, что если я простою еще один день, то они укрепят свои члены мясом. «Нет, час спустя после солнечного восхода», отвечал я. Тотчас же раздался всеобщий крик: «Нет, мы хотим есть!» — «У вас на три дня пищи», отвечал я, «если этого мало, то вот полотно, идите и покупайте!»
Но когда я предложил им идти в деревню для закупки, то каждый отговаривался усталостью. Однако они настаивали, что я должен простоять еще один день, потому что, говорили, если они купят хлеба, то хлеб нужно будет измолоть прежде, чем употреблять в пищу. Сытые лентяи долго держались за этот аргумент, но я был неумолим. Всю ночь они рассуждали о том, как бы уговорить меня простоять еще один день, но я строго запретил Бомбаю и Мабруки являться ко мне с подобными просьбами под страхом жестокого наказания, а Бомбай слишком хорошо помнил о страшном наказании, которому его подверг Спик, чтобы желать снова испытать его.
На следующее утро с солнечным восходом я отдал приказ идти строгим и решительным тоном, не допускавшим просьб об отсрочке. Караван был мрачен и весьма склонен к бунту, но так как не оставалось никакой увертки, то, хотя и неохотно, люди повиновались моему приказу. Когда же мы достигли до нашего лагеря, у верховьев р. Ругуфы, то люди мои забыли о жирном буйволе и были в прекрасном расположении духа.
С высоты гор, окаймляющих с запада и севера бассейн Имреры, взорам нашим открылись обширные виды на юге и западе, имевшие оживленный и живописный характер, но ни в каком случае не отличавшиеся величественностию. В ущельях гор встречались развалины бом, воздвигнутых, по-видимому, в военное время. На пути нашем мы встретили изобилие плодов мбембу, и наши люди спешили воспользоваться драгоценной находкой.
Не задолго до стоянки я встретил леопарда, но выстрел мой был неудачен, и животное ускакало. Ночью слышен был рев львов, подобный тому, который мы слышали на реке Мтабу.
Продолжительный путь под глубокою тенью обширных лесов, защищавших нас от знойных лучей солнца, привел нас на следующий день к лагерю, недавно устроенному арабами из Уджиджи, державшими путь в Унианиембэ, но потом возвратившихся назад, под влиянием тревожных известий о войне между Мирамбо и арабами. Наш путь лежал по левому берегу Ругуфу, широкой, но с медленным течением, реки, поросшей тростником; дорогой нам встречались многочисленные следы буйволов; были указания, что и носороги неподалеку отсюда. В глубокой чаще леса, близ этой реки, мы открыли колонию бородатых и похожих на львов обезьян. В то время как мы хотели сняться с лагеря (это было утром 28 числа) в виду нас показалось стадо буйволов. Немедленно водворилось молчание, но, тем не менее, животные заметили угрожающую им опасность. Мы думали незаметно подкрасться к ним, но вскоре услышали их оглушающий слух галоп, после чего было бесполезно их преследовать, тем более, что впереди нам предстояло совершить продолжительный путь.
Путь наш в этот день лежал через необъятные залежи песчаника и железной руды. Вода была отвратительная, и то в небольшом количестве, и вскоре нас начал мучить голод. Мы шли в течении шести часов и нигде не видели признаков жилой местности. Согласно моей карте, мы находились в двух длинных переходах от Малагарази — если только капитан Буртон правильно определил положение реки; по словам туземцев, мы должны были прибыть в Малагарази в этот день.
