18-го октября, снявшись с лагеря в обыкновенный час, мы продолжали свой путь далее по крайне неудобной дороге, извивавшейся вдоль подошвы Казерского хребта. Нам пришлось переправиться по крайней мере через дюжину болотистых оврагов, глубокая грязь которых причиняла нам всевозможные неудобства. Я погружался по самую шею в глубокие впадины, произведенные слонами в этой жидкой грязи и должен был идти по илистому руслу верховьев Рунгвы, весь испачканный грязью и тиной. Приличие не позволяло мне раздеться и идти совершенно голым по этим травянистым болотам; кроме того, палящее солнце сожгло бы мое тело. Сверх того эти овраги попадались слишком часто, чтобы можно было тратить время на одеванье и раздеванье; заставить же переносить себя через них было бы слишком жестоко, так как у каждого был свой тюк. Итак не оставалось ничего более, как в платье лезть в грязь, со всем стоическим спокойствием, в которому я был способен. Однако нельзя не сознаться, что это было не особенно приятно.
Вскоре мы вступили в область страшных вазавиров, но не встречали ни одного неприятеля. Симбо во время своих походов совершенно очистил северную часть Узавари, так что самое худшее, что нам встречалось, был вид опустошенной страны, бывшёй некогда — судя по многочисленным сожженным деревням и хижинам, весьма густо населенной. Молодой джунгль быстро прорастал по их полям, и дикие звери вскоре должны были населить эту некогда цветущую страну. В одной из разрушенных деревень я нашел весьма удобное помещение для экспедиции. Я застрелил три пары гвинейских куриц в окрестностях Мисонги, как называлась занимаемая нами деревня, а один из моих охотников, Улименго, убил антилопу, к мясу которой ваниамвези питают суеверное отвращение. Я полагаю, что этот вид антилоп, имеющий 3 1/2 ф. в высоту и отличающийся красноватым цветом, длинной головой и короткими рогами, есть именно антилопа нзое, открытая Спиком в Уганде и называемая по д-рe Склатеру, «Tragelaphus Speki». Они имеют пушистый хвост и длинные волосы на хребте.
После длинного шестичасового пути в з.с.з., через лес, изобиловавший антилопами и разнообразною дичью, мы достигли ручья, протекавшего у подошвы высокого, конического холма, скаты которого были покрыты густым лесом перистого бамбука.
20-го октября, выступивши из нашего лагеря, расположенного между ручьем и вышеупомянутым холмом и взобравшись на невысокий хребет, простиравшийся от подошвы конического холма, мы увидели еще один ряд живописных конусов и крутых гор, поднимавшихся на равнине по всем направлениям.
После пяти часов пути по этой живописной местности мы достигли реки Мпоквы, впадающей в Рунгву и до деревни, недавно покинутой вазавирами. Хижины оставались совершенно нетронуты, как их покинули их хозяева. В садах мы нашли множество фруктов, показавшихся нам чрезвычайно вкусными после продолжительного употребления в пищу одной говядины. На ветвях деревьев висели еще лары и пенаты вазавиров в форме больших и весьма искусно сделанных глиняных горшков.
В соседней реке одному из моих людей в несколько минут удалось поймать руками шесть сомов. Множество птиц вились над рекою; здесь были белоголовые орлы и черные рыболовы, огромные колпицы, ибисы, дрозды и т.д. Эта река берет свое начало из группы гор, лежащих миль на 8 к с. от деревни Мпоквы и затем тонкой струею извивается среди высокого камыша и леса, населенного сотнями антилоп и буйволов. На ю. от Мпоквы долина расширяется, горы отходят к з. и к в., образуя так называемую Роквскую равнину, которая в течении дождливого времени года наводняется, в сухое же принимает обыкновенный бледно-желтый цвет, характеризующий все африканские долины, когда трава на них созреет.
Идя вдоль правой цепи, мы достигли 21 октября верховьев Мпоквы, берущей свое начало в узкой долине между высоких гор. Буйволы и антилопы встречались в изобилии.
22-го октября после 4 1/2 часов пути мы достигли прелестного ручья Мтамбу, текущего на с. и отличающегося вкусной и прозрачной как хрусталь водою. Здесь мы в первой раз увидели родину льва и леопарда.
Пастухи, пасшие стада коз и ослов, вскоре после нашего прибытия в лагерь, погнали их на водопой, причем, чтобы достигнуть его, они шли по туннелям, пробитым в лесу слонами и носорогами. Едва только они успели войти в темный проход, как покрытой черными пятнами леопард прыгнул на спину одного из ослов, испустившего от боли пронзительный крик. Товарищи его целым хором подняли такой страшный рев и так забрыкали копытами, что леопард бросил свою добычу и убежал в лес, как бы испугавшись ужасного шума, вызванного его появлением. На шее осла виднелось несколько зияющих ран, но опасного ничего не было.
Сознавая, что я мог встретиться со львом или леопардом в этом дремучем лесу, поросшем густым кустарником, представлявшим прекрасное убежище для плотоядных, я отправился вдоль этого опасного места с моим оруженосцем Калулу, несшим лишнее ружье и запасные заряды. Мы осторожно шли вдоль леса, внимательно всматриваясь в попадавшиеся нам темные пещеры и ожидая ежеминутно появления знаменитого царя лесов, готового прыгнуть навстречу к нам, а я с особенным наслаждением рисовал в воображении своем величественного и гневного зверя, как он должен был стоять предо мною. Я пристально всматривался в каждую пещеру, надеясь увидеть устремленные на меня сверкающие, большие глаза зверя и его грозно чело. Но, увы! после целого часа бесполезного искания приключений, я ничего не встретил и потому расхрабрившись влез в одну из этих пещер из листьев и терновника и увидел на 100 ф. над своею головой целый лиственный свод, поддерживаемый высокими и стройными стволами царственной мвулы. Что можно вообразить себе прекраснее того что я увидел! Ровная, бархатистая поляна; густой и непроницаемый джунгль вокруг; эти стройные природные колонны из царственных деревьев, поддерживавших на огромной высоте зеленый лиственный свод, не пропускавший ни одного солнечного луча; ручеек, струившийся по гладкому булыжнику и своим нежным журчанием вполне гармонировший со священною тишиною картины. Кто осмелился бы нарушить эту священную, торжественную гармонию природы? Но когда я раздумывал, что ни один человек не смел нарушить тихого уединения этого места, я заметил обезьяну, висевшую на ветви, высоко над моею головой и со страхом смотревшую на странных пришельцев. Не будучи в состоянии удержаться, я расхохотался и хохотал до тех пор, пока меня не остановил целый хор криков и страшного шума, как бы вторивших моему смеху. Звук моего голоса встревожил стадо обезьян, скрывавшихся в лиственной глубине, и они торопливо убегали от меня со страшным шумом, криками и визгом.
Выйдя снова из лесу, я пошел далее, отыскивая какую-нибудь дичь. Вдруг я увидел огромного, рыжеватого дикого кабана, вооруженного страшными клыками, спокойно пасшегося в лесу, окаймлявшем слева долину Мтамбу. Оставивши Балулу за деревом, а мою шляпу за другим, чтобы удобнее подкрасться к животному, я подошел к нему ярдов на 40 и, спокойно прицелившись, выстрелил ему в плечо. Пуля не попала в него, животное сделало бешеный прыжок, внезапно остановилось, ощетинило свою шерсть и загнутый на спину хвост и выразило всей своей фигурой необыкновенную свирепость.
Пока кабан прислушивался и озирался вокруг своими маленькими, быстрыми глазами, я всадил ему в грудь другую пулю, пробившую его насквозь; однако он все-таки стоял на ногах, но, подойдя на 6 или на 7 ярдов к деревьям, за которыми спрятался Калулу и лежала моя шляпа, он внезапно остановился и повалился на бок. Когда же я приблизился к нему с своим ножом, чтобы перерезать ему горло, он внезапно вскочил; он заметил маленького Калулу и почти тотчас затем мою белую шляпу. Оба эти странные предмета так сильно подействовали на кабана, что он с испуганным хрюканьем бросился в густую чащу леса, куда за ним нельзя было гнаться. Так как начинало уже смеркаться, а лагерь был в трех милях от нас, то я поневоле должен был возвратиться без добычи.
На обратном пути в лагерь, нас сопровождало какое-то большое животное, упорно шедшее по левую сторону от нас. Было слишком темно, чтобы ясно разглядеть его, но его огромное тело было ясно видно, хотя и обрисовывалось не совсем отчетливо. Это должно быть был лев, если не дух убитого кабана.
