Я простоял в Кусури день, чтобы дать отдохнуть каравану после длинных переходов, прежде чем пуститься в двухдневный путь через необитаемую пустыню, отделяющую область Дживег ла Синга Унианци от области Тура в Унианиембэ.
Гамед пошел вперед, обещая уведомить Санда бен Салима о моем прибытии, чтобы он мог приготовить для меня тембу.
15-го числа, убедившись, что шейх Тани должен будет пробыть в Кусури в течение нескольких дней, так как весьма значительное число его людей страдало оспой — этой страшной чумой восточной Африки, я распрощался с ним, и снова караван мой очутился в пустыне. Немного ранее полудня мы достигли хамби Мгонго Тембо, т.е. спины слона, названной так по причине скалистой волны, принявшей под влиянием атмосферы темно-коричневый цвет, напоминающий туземцам спину этого лесного великана. Здесь у меня с моим караваном произошел спор относительно того следует ли совершать терекецу в этот или на следующий день. Большинство было последнего мнения; но так как я был «бана», то, соображаясь с своими выгодами я настоял, хотя не без усилий с моей стороны, чтобы терекеца была совершена в тот же день.
Мгонго Тембо, когда Буртон и Спик проходили через него, было многообещавшим поселением, с большим количеством возделываемой земли. Но два года тому назад разразилась война по поводу какого-то насилия над караванами. Из Унианиембэ пришли арабы со своими вангванскими солдатами, напали на них, сожгли деревню и уничтожили плоды многолетних трудов. С тех пор от Мгонго Тембо осталась груда развалин, а поля превратились в густой джунгль.
Группа финиковых пальм, возвышающаяся над густым кустарником у самого Мгопго Тембо, напоминала мне Египет. Берега ручья с своею зеленью представляли странный контраст с коричневым и безжизненным видом джунгля, простиравшегося по обеим сторонам.
В час пополудни мы снова взяли свои тюки и посохи и пошли к Нгвгала-Мтони, отстоявшему на 8 1/4 миль от хамби. Солнце пекло; подобно огненному шару оно изливало свое пламя на наши головы; потом оно спустилось к западу, успев раскалить воздух, пока он еще не сделался влажным. Тыквы с водой вскоре опустели, чтобы залить палящий зной, сжигавший горло и легкие. Один из носильщиков, пораженный оспою, упал на дороге и отполз в сторону, чтобы там умереть. Мы никогда не видели его более, потому что движение каравана по пустыне уподобляется бегу корабля в бурю, горе тому, кто остается позади: голод и жажда убьют его; так же точно корабль должен убегать от урагана, чтобы избегнуть крушения — горе тому кто упадет за борт!
В глубокой впадине скалы мы нашли в изобилии хорошую и холодную пресную воду. Здесь, как и в Мабунгуру, были ясно видны следы страшной стремительности потока.
Нгвгала, берет свое начало в Убанараме и, протекая сперва к югу, потом к юго-юго-западу, пересекает унианиембскую дорогу, после чего поворачивает несколько к западу.
16-го мы прибыли в Мадедиту, названную так по несуществующей уже в настоящее время деревне. Мадедита отстоит на двенадцать с половиною миль от Нгвгала Мтони. Небольшой пресноводный пруд, лежащий за несколько сот ярдов от дороги, составляет все, что караван может найти до Туры (в Униамвези). Цеце, или чуфва, как ее называют васавагили, нестерпимо жалила нас, что служит ясным признаком, что крупные звери часто посещали пруд, хотя отсюда не следовало, что они должны находиться поблизости, потому что в этой части Африки они робки и избегают мест, часто посещаемых людьми, это же озеро, будучи единственным на значительном протяжении, служит местом привала для многочисленных караванов.
На рассвете следующего дня мы пустились в путь, идя быстрее обыкновенного, потому что приближались к более населенной и плодородной области Униамвези и скоро должны были выйти из Магунга Мкали. В течение утомительно долгого времени по обеим сторонам дороги тянулся лес, перешедший потом в более низкий и редкий кустарник, наконец совершенно исчезнувший. Перед нами открылась область Униамвези, представлявшая обширную волнистую равнину, простиравшуюся в бесконечную даль и окрашенную на горизонте в пурпуровый цвет. Повсюду виднелись поля зреющего хлеба, сохранявшие все контуры местности, и весело переливались под дуновением холодного ветра Увагары.
В 8 ч. утра мы достигли пограничной деревни Униамвези, восточной Туры. Мы простояли здесь недолго, потому что нам предстоял еще час пути до центральной Туры.
Дорога от восточной Туры шла через поля, засеянные рисом, мавери или баири, как его называют арабы; поля бататов, большие грядки огурцов, арбузов, росли в глубоких бороздах между рядами голькуса. Несколько широколистых плантационных растений виднелись в окрестностях деревень, становившихся чрезвычайно многочисленными. Деревни вакимбцев похожи на деревни вагогцев: они квадратны, имеют низкие крыши и окружают обширные густые пространства, разделенные иногда на три или на четыре части плетнями из стволов матамы. В центральной Туре, в которой мы остановились, мы могли достаточно убедиться в коварстве жителей.
Гамед, который, несмотря на все свои усилия достигнуть Унианиембэ прежде чем прочие арабы привезут туда свои товары, не мог заставить своих носильщиков делать двойные переходы в день, должен был остановиться близ центральной Туры, вместе с теми из простых арабов, которые предпочитали его безумную поспешность спокойному движению Тани. Первая ночь, проведенная нами в Униамвези, была полна волнений. В лагерь к нам прокрались два вора; но вскоре звук взводимого курка показал им, что лагерь белого человека хорошо охраняется. Затем был посещен лагерь Гамеда; но и здесь бдительность хозяина разрушила их попытку, потому что Гамед ходил взад и вперед по своему лагерю с заряженным ружьем, так что воры должны были отказаться от намерения утащить один из его тюков. От Гамеда они перешли к Галану (одному из прислуживавших нам арабов), где им удалось уже схватить два тюка, но, к счастию, они разбудили чуткого раба, который быстро схватил свое заряженное ружье и в ту же минуту убил наповал одного из них. Таково было наше первое знакомство с вакимбцами в Туре.
На следующее утро жители окрестных деревень узнали о несчастном конце, постигшем одного из них; хотя они были смелыми ворами ночью, однако днем выказались совершенными трусами и не отомстили ни делом, ни словом, ни даже взглядом. В этот день была дневка, и туземцы нанесли к нам такое множество меду, масла, бататов и хлеба, что за два доти я мог устроить пир своим людям в честь нашего прибытия в Унианиембэ.
18-го все три каравана — Гамеда, Гассана и мой — вышли из Туры по дороге, извивавшейся среди полей матамы. После часа пути мы прошли Туру Перро, или западную Туру, и снова вошли в лес, где туземцы добывают мед и устраивают капканы для поимки слонов, которыми лес, как говорят, изобилует. После часовой ходьбы от западной Туры мы достигли зивы или пруда. Их было здесь два; они были расположены посреди небольшой открытой поляны и до сих пор сохранили влажность от воды, заливающей их в дождливое время года. Простояв здесь три часа, мы двинулись в терзкецу, или послеполуденный переход.
Мы шли все по одному и тому же лесу от западной Туры и до Квала-Мтони, или, как ее неправильно назвал на своей карте Буртон, Квале. Вода здесь расположена в больших прудах или глубоких углублениях широкой и изборожденной Квальской впадины. В этих прудах водится особенный род камбалы; одну из этих рыб я приготовил к обеду и нашел ее весьма вкусной для того, кто не пробовал рыбы с тех пор, как покинул Багамойо. Быть может я не оказался бы до такой степени снисходительным, если бы, при моем несколько прихотливом вкусе, мне был предоставлен более обширный выбор.
От Туры до Квала Мтони семнадцать с половиною миль — расстояние, которое хотя и может быть легко пройдено в один день, если это приходится делать редко, но которое становится невыносимым, когда такие переходы совершаются каждый день: так думали по крайней мере мои носильщики, солдаты и спутники, поднявшие громкий ропот, заслышавши сигнал к выступлению. Абдул-Кадер, портной, взятый мною как человек, годный на все руки, начиная от починки сапог и кончая охотой на слонов но оказавшийся впоследствии слабейшим из слабых, способным только есть и пить — Абдул-Кадер еле волочил ноги.
