Пролог. Шестая столица

Во времена, когда земли Авриет ещё не имели названых правителей, мир был поглощён бесчисленными войнами. Каждая из господствующих рас стремилась укрепить своё влияние над другими. Осознав бессмысленность кровопролитий, глава могущественной гильдии эльфов, Тэне́дриан, предложил прекратить ожесточённые распри и мирно поделить разведанные территории среди сильнейших народов. Большинство предводителей прислушалось к словам высшего эльфа. Родившийся в тот день альянс пяти главенствующих гильдий приступил к распределению открытых земель Авриет.

Горы закрепились за кланами дварфов, ведших смертельную битву с ледяными демонами. По исходу которой, они воздвигли город, в память о павших воинах. Пата́ра стала столицей снежных вершин и пристанищем главного храма Ири́ды, богини ремёсел.

Острова большой воды достались магическим расам, где на одном из скрытых в тумане архипелагов, обосновался Ме́рверруд и собор Во́гдиша, покровителя магии.

Великая пустыня, Асгоба́р, перешла в руки смешанных рас и стала фундаментом для будущей столицы, Хазара́на и единственного капища бога обмана, Ра́нака.

Эльфы поселились в тысячелетних изумрудных лесах, где через многие года раскинулся Фелду́р и святая роща бога знаний, Еваго́ра.

Самые плодородные земли выбрали люди. Построив огромную крепость, которую позже именовали Варса́г, они возвели приорат А́сты, богини силы.

Но не всем по душе пришёлся такой исход. Мастер призыва, Маеви́р, лидер одной из богатейших гильдий, счёл несправедливым подобное разделение земель. Раса, к которой он принадлежал, была не столь многочисленна и не претендовала на открытые территории. Собрав всех своих единомышленников, он возглавил поход в неразведанные восточные земли, чтобы основать собственный город.

Месяцами Маевир выискивал подходящее место, для будущего акрополя, пока не оказался в Диких Землях. Этот край пленил разум призывателя и обнаружив обелиск возрождения, он окончательно решил возвести город именно здесь.

Самые известные зодчие[1] месяцами корпели над строительством акрополя, навсегда увековечив своё мастерство в высоких монументальных сооружениях. Островерхие крыши зданий непреступного замка, напоминали огранённый хрусталь. Свет, проходивший сквозь верхушки строений, окрашивал уличные мостовые в яркие цвета, радуя глаз каждого, кто оказывался рядом. Взглянув на результат работы мастеров, Маевир обомлел. Лишь спустя некоторое время с его уст сорвалось лишь одно слово: «Шанду́». Так он нарёк свой город.

О его величие ходили легенды. Через него проходили все торговые пути, соединяющие восточные земли с остальным миром. Купцы со всех краёв света посещали красоты города, усыпанного мириадами красок и невообразимой архитектурой. Со временем, Шанду стал столицей восточных земель, а Маевир её законным правителем.

Призыватель не питал симпатий к существующим богам и велел построить зиккурат Тиаса, что вызвало недовольство среди других правителей, так как Тиас считался мёртвым и злым богом, но это не останавливало Маевира. Он хотел достичь величия для себя и своего народа. Мастер призыва упивался своей властью и значимостью. Процветание Шанду, сеяло недовольство и зависть в других городах. Паломники мёртвого бога распространяли его веру по соседним провинциям.

Не сумев больше выносить выходки властителя восточной столицы, Тэнедриан и До́минас, первый людской король, пригрозили Маевиру, прекратить распространять учение Тиаса и разрушить его зиккурат, иначе не миновать вражды.

Понятное дело, что вера в мёртвого бога являлась лишь предлогом, чтобы лишить Шанду его всеобъемлющей власти. Маевир понимал это и не мог допустить, чтобы наместники других земель выдвигали ему условия. Он считал себя могущественнее каждого из них и отверг предложение, чем спровоцировал начало войны.

Несколько лет велась осада восточной столицы. Боевой мощи Шанду едва хватало, чтобы выступить против многочисленных армий объединённых гильдий, скопившихся недалеко от стен города. Силы и ресурсы обеих сторон иссякали. Когда-то небывалый по красоте Шанду становился похож на безмолвные руины. Требушеты[2] армии альянса не оставляли камня на камне, от исполинских стен акрополя.

Последняя оборона пала…

Не веря тому, что скоро всему придёт конец, Маевир решился на крайнюю меру. Запретная магия, тёмная. Окропив обелиск возрождения своей кровью, он наложил на него сильнейшее заклятье, призвав само зло. Покрытый древними рунами монолит тотчас почернел. Отныне, каждый, кто погибал, перерождался у обелиска в виде воина смерти. Живые мертвецы заполонили улицы разрушенного города.

Людская и эльфийская армии не могли противостоять новой угрозе. Обычное оружие не убивало осквернённых. С каждой новой смертью, войско мастера призыва увеличивалось. Поняв это, Тэнедриан и Доминас, приказали всем войскам отступать. Взбудораженный новой силой, Маевир смеялся в след бегущим с поля боя остаткам армии врага. Сотворённое им заклятье, изменило ход сражения. Осознавая, что для обретения беспредельного могущества необходимо умереть, он принёс себя в жертву. Переродившись, призыватель лишился рассудка и превратился в могущественное создание — лича.

Тьма сгустилась над местом битвы, скрывая все ужасы происходящего внутри. С тех пор Дикие Земли превратились в Туманную Пустошь, а Шанду в мёртвый город. Никто из живых, больше не смел приблизиться к землям не упокоенных. Войны смерти устраивали набеги на соседние провинции и пополняли свои ряды новыми жертвами.

Всё это длилось тысячи лет, пока однажды, Яр Властный, нынешний правитель Варсага, не нашёл способ оградить земли мёртвых от земель живых. За это его прозвали «Покоритель Туманных Пустошей».

[1] Зодчий — строитель, архитектор.

[2] Требушет — средневековая камнеметательная машина для осады городов.

Глава 1. Приплыли

— Признаться, использовать плот, чтобы сплавится вниз по реке, почти до самого Варсага, была хорошая идея, — пробурчал дварф, — но почему за рулевого всегда я?

— У меня для этого слишком мало Силы, Гронн, а Левзея… Ты и сам знаешь… Она нас чуть не потопила прошлой ночью.

— Ничего не потопила, это была случайность, я не заметила те рифы.

— Случайности не происходят три раза подряд, — возразил я.

— Да ну тебя, — выразила своё недовольство лучница, — мог бы не спать, а помочь мне.

— Надо отдать должное бреокскому плотнику, — перебил словесную перепалку дварф, осматривая края деревянного судна — если даже женщина не смогла за раз потопить эту посудину, то ей всё нипочём.

— И ты туда же, Гроннигах? Я же сказала, всё вышло случайно, я засмотрелась на карту и слегка не углядела каменный выступ. Выступы, — поправила она сама себя.

— Ладно, хватит об этом, — поспешил я замять начинавшуюся ссору, — предлагаю, как стемнеет, причалить к берегу и переночевать на суше, а утром продолжить сплав по реке. Плыть круглые сутки, увы, не получится, Гронн. Понимаю, ты хотел как можно скорее добыть фрагмент ключа, но от нескольких ночей с тебя не убудет.

Дварф насупился, но возражать не стал. День был пасмурным. Каска лежал на краю плота и внимательно всматривался в воду, изредка виляя хвостом и если бы не это его редкое движение, то со стороны он мог показаться очень реалистичной плюшевой игрушкой из какого-нибудь детского отдела супермаркета.

— Эх, как же я скучаю по своему дому, — тоскливо прошептал я, переводя взгляд с пантеры на лучницу.

Левзея сидела на ящике со всякой снастью, рядом с большим навесом, установленным на плоту и пыталась раскрашивать себе ногти, выдавливая на них капельки красного сока неизвестных мне ягод. Сказать честно, получалось у неё так себе. Всё равно, что маленький ребёнок нашёл никем не убранный пузырёк зелёнки. Благо, ягоды хорошо отмывались. При каждой, по её мнению, удачной попытке она подзывала меня оценить результат. Я же старался сдерживать свою честность и немного привирал.