— Да, это Фрессванст.

— А хорошо ли Фрессванст умеет пить?

— Бесподобно: его даже можно считать по этой части сильнейшим среди нас.

Самуил нахмурил брови.

— Как! — воскликнул он гневно. — Я имею своего л и с а, и этот лис, оказывается, не по всем статьям превосходит прочих?

— О! — пробормотал Трихтер и выпрямился, уязвленный. — О! Мы, собственно, никогда не имели повода схватиться всерьез. Но если бы такой случай представился, я вполне способен потягаться с ним.

— Так пусть это случится сегодня же утром, если ты дорожишь моим уважением. Увы! Великая школа уходит в прошлое. Мы теряем свои традиции. Вот уже три месяца в Университете не было дуэли выпивох. Нужно, чтобы она состоялась, причем именно сегодня, тебе ясно? Брось вызов Фрессвансту. Я приказываю тебе утопить его репутацию.

— Довольно, сеньор, — отвечал Трихтер с важностью. — Позвольте: каким оружием мы будем состязаться? На простом пиве или на вине?

— На вине, Трихтер, разумеется, на вине! Предоставим пистолеты и пиво филистерам. Шпаги и вино — вот оружие, достойное студентов и всех истинных мужчин.

— Ты будешь мною доволен, даю слово. Я прямо отсюда отправлюсь в «Большую Бочку», Фрессванст обычно завтракает там.

— Ступай. Да объяви там всем, что мы с Юлиусом придем туда после лекции Тибо, ровно в половине десятого. Я буду твоим секундантом.

— Благодарю. А я уж приложу все силы, чтобы быть достойным тебя, великий человек!

Когда Трихтер удалился, Самуил сказал Юлиусу:

— Порядок действий следующий: сначала пройдемся по улице, где живет Лолотта, затем отправимся на занятия по правоведению — важно, чтобы все выглядело, как обычно, — а уж потом в «Большую Бочку».

Не успели они спуститься по лестнице, как навстречу им попался слуга. Он нес письмо для Самуила.

— А, черт! — проворчал тот. — Неужели один из наших приятелей уже успел?..

Но письмо оказалось от профессора химии Заккеуса: он приглашал Самуила позавтракать с ним.

— Скажи своему господину, что сегодня я занят и смогу явиться к нему не ранее завтрашнего дня.

Лакей ушел.

— Бедняга-профессор, — усмехнулся Самуил. — Опять у него затруднения. Не будь меня, ума не приложу, как бы он читал свои лекции.

Они вышли из гостиницы и вскоре уже были на Хлебной улице.

Лолотта сидела у открытого окна первого этажа. Это была живая, стройная шатенка; из-под чепчика, небрежно откинутого назад, виднелись пышные блестящие локоны. Она шила.

— В тридцати шагах отсюда я вижу троих болтающих лисов, — сказал Самуил. — Значит, будет кому известить Риттера о случившемся. Ну-ка, заговори с малышкой.

— Да что я ей скажу?

— Все что угодно. Лишь бы видели, что ты с ней говорил.

Юлиус скрепя сердце приблизился к окну.

— Вы уже на ногах и трудитесь, Лолотта! — сказал он девушке. — Значит, этой ночью вы не были на теплой встрече лисов?

Лолотта вся порозовела от удовольствия — внимание Юлиуса явно пришлось ей по сердцу. Она встала и с шитьем в руках оперлась на подоконник.

— О нет, что вы, господин Юлиус! Я никогда не хожу на балы, ведь Франц так ревнив! Здравствуйте, господин Самуил. Да вы, я думаю, и не заметили моего отсутствия, господин Юлиус?

— Как бы я осмелился возразить, ведь Франц так ревнив!

— Вот еще! — фыркнула девушка, состроив пренебрежительную гримаску.

— А что это вы там шьете, Лолотта? — спросил Юлиус.

— Атласные подушечки для благовоний.

— Они очень милы. Вы бы не согласились уступить мне одну?

— Что за мысль! Зачем она вам?

— Да на память же, — вмешался Самуил. — На память 0 вас! Однако ты времени даром не теряешь, хоть и робок с виду!

— Возьмите, вот это самая красивая, — сказала Лолотта, храбро превозмогая замешательство.

— А вы бы не могли прикрепить мне ее к ленте?

— Какая страсть! — воскликнул Самуил с комической ужимкой. — Он от вас просто без ума!

— Так… Спасибо, моя добрая, прелестная Лолотта.

И Юлиус снял со своего мизинца колечко:

— Примите его, Лолотта, взамен.

— Я, право, не знаю, прилично ли мне…

— Вот еще! — в свою очередь усмехнулся Юлиус. Лолотта взяла кольцо.

— А теперь, — сказал Юлиус, — нам пора откланяться. Сейчас начнутся занятия, мы уже опаздываем. На обратном пути я еще увижу вас, не так ли?

— Ну вот, вы уходите и даже не хотите пожать мне руку. Видно, вы все-таки боитесь Франца.

— Действуй! — шепнул Самуил. — Вон лисы идут сюда. Трое лисов действительно проходили мимо дома Лолотты, и видели, как Юлиус приложился к ручке красавицы.

— До скорой встречи, — сказал он ей и удалился вместе с Самуилом.

Когда они добрались до места, занятия уже были в разгape. В Гейдельберге они очень похожи на то, что порой творится у нас в Париже. Аудитория была переполнена до отказа. Записи делали лишь немногие студенты. Еще чело-иск двадцать слушали лекцию, но ничего не записывали. Псе прочие болтали, подремывали, зевали. Некоторые привлекали к себе внимание особой живописностью своих но >. На краю одной из скамей растянулся на спине золотой лис, задрав ноги под прямым углом вверх и уперев их в стену. Другой лежал на животе, поставив локти на скамью и поддерживая голову ладонями, погруженный в чтение сборника патриотических песен. В том, что речи профессора не доходят до сознания студентов, сомнения не было, но, может быть, они хоть каким-то образом проникали в их спинной мозг или локтевые суставы?

Ни Франца, ни Отто на лекции Тибо не оказалось.

Едва она кончилась, Самуил и Юлиус вместе с толпой покинули здание, и когда часы пробили половину десятого, друзья уже входили в таверну «Большая Бочка», где должно было свершиться вакхическое — и в известном смысле трагическое — действо.

Главная зала, куда направились Юлиус и Самуил, буквально была переполнена студентами. Появление наших героев произвело переполох.

— A-а, Самуил пришел! Трихтер, а вот и твой сеньор! — закричали студенты.

Но если вначале внимание присутствовавших сосредоточилось на Самуиле, то затем оно тут же переключилось на Юлиуса, когда от толпы отделился Франц Риттер и, бледный как смерть, напрямик двинулся к нему.

Увидев, что он уже близко, Самуил успел шепнуть Юлиусу:

— Будь как можно сдержаннее! Надо, чтобы вся вина за вызов легла на наших противников, тогда в случае несчастья свидетели подтвердят, что зачинщиками были не мы.

Между тем Риттер уже оказался возле Юлиуса и преградил ему дорогу.

— Юлиус, — произнес он, — это тебя видели сегодня утром, когда ты по дороге на лекцию завел разговор с Лолоттой, не правда ли?

— Возможно. Я, должно быть, спрашивал у нее, как ты поживаешь, Франц.

— Не советую тебе шутить. Ты целовал ей руку, мне и это известно. Учти, что мне такие штучки не по душе.

— Учти, что такие штучки по душе ей.

— А, так ты еще зубоскалишь, чтобы меня взбесить!

— Нет, я шучу, чтобы тебя успокоить.

— Так вот, мой дорогой, единственно, что меня может успокоить, так это прогулка с тобой на гору Кайзерштуль.

— В самом деле, кровопускание в такую жару освежает. Если угодно, я тебе его устрою, милейший.

— Через час?

— Через час.

Они расстались. Юлиус возвратился к Самуилу.

— Я со своей стороны все устроил, — сказал он.

— Отлично! А сейчас мой черед, — отозвался Самуил.

Самуил отозвал Трихтера в сторону, спеша выяснить, что дражайший лис успел предпринять во исполнение его приказания.

— Ну вот, — начал Трихтер. — Когда я зашел в ту харчевню, Фрессванст завтракал. Я приблизился к его столу как бы невзначай, с таким видом, будто просто прохожу мимо. Но мимоходом я приподнял крышку на его кружке и, увидев, что там пенится всего-навсего пиво, обронил с оттенком неподдельного сострадания: «Слабый выпивоха!» Эти два слова, полные кроткого сочувствия, так его взбесили, что он подскочил будто ошпаренный, однако попытался все-таки сдержаться и отвечал довольно хладнокровно: «Это стоит хорошего удара шпаги». Нимало тем не смущенный, я столь же меланхолично произнес: «Ты сам видишь, как я был прав. Я унизил выпивоху, а отпор дает рубака. Впрочем, — добавил я, — мне безразлично, на чем сражаться, клинок мне подходит не меньше, чем кружка».