Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

И старая компаньонка, прихватив свои клубки шерсти и спицы, присоединилась к молодым людям.

Лотарио снова поморщился, недовольный.

— Зачем вы вечно берете с собой госпожу Трихтер? — шепнул он Фредерике.

Лицо девушки приобрело строгое выражение.

— Друг мой, — отвечала она, — нам предоставлена полная свобода, мы пользуемся абсолютным доверием. Это нас обязывает к особенной деликатности и уважению.

— Вы, как всегда, правы, Фредерика, — сказал Лотарио.

Госпожа Трихтер, в эти мгновения как раз догнавшая их, успела услышать несколько слов и угадала остальное.

— О, — заметила добрая женщина, — я ведь если и хожу с вами повсюду, так только в ваших же интересах. Это на случай, если вам потребуется свидетель, чтобы удостоверить перед графом фон Эбербахом и господином Самуилом Гельбом ваше неизменное благоразумие. Я-то знаю, что мой надзор тут вовсе не нужен. Я здесь затем, чтобы при надобности заявить, что господин Лотарио — самый честный юноша в мире, а госпожа Фредерика — самая безупречная женщина. Я уже поняла, что к чему, и даже не наблюдаю больше за вами. Просто создаю видимость, будто я здесь, а сама думаю совсем о других вещах, ну, вообще не о вас.

Так они беседовали, проходя по аллеям парка, где яркие солнечные зайчики, смеясь, порхали по кустам расцветающей сирени.

— Давайте посидим здесь, — Фредерика указала на скамью, стоящую так близко к берегу озера, что, сидя на ней, можно было чуть ли не промочить ноги.

Лотарио присел с ней рядом.

Госпожа Трихтер устроилась тут же, поглощенная своим бесконечным вязанием.

Юная пара некоторое время посидела в молчании. Лотарио казался несколько рассеянным.

— Да о чем вы все думаете? — спросила Фредерика.

— О странном положении, в которое поставили нас неблагосклонность случая и доброта моего дяди. Найдутся ли в целом свете еще двое любящих, оказавшихся в подобных условиях? Принадлежать друг другу, быть, по сути, мужем и женой, но не иметь права даже на поцелуй в лоб! Вы жена другого, этот другой предоставил нам свободу, не кто иной, как он, свел и обручил нас; он расстался с вами, чтобы не возбуждать мою ревность, и при всем том мы невольники, мы зависимее, чем самые преследуемые, измученные надзором влюбленные. В нашей жизни — одни сплошные противоречия. Я так люблю вас, как никто в мире еще не любил ни одну женщину; только и живу ожиданием того дня, когда вы станете моей всецело, и все же не смею желать, чтобы этот день настал! Если бы от меня зависело сделать так, чтобы этот час, в котором сосредоточены все мои грезы и желания, пробил тотчас, я бы отсрочил его, так как черед нашего брака наступит лишь после смерти моего дяди. Какой сладостный и какой горький у нас удел: чтобы начать жить, мы ждем смерти человека, которого любим, и нашей свадьбе суждено начаться с похорон.

— Извольте замолчать, не каркайте, черный ворон! — закричала девушка и поторопилась засмеяться, чтобы не позволить этим мрачным мыслям проникнуть глубоко в душу. — Вот, стало быть, как на вас действуют весна и мое присутствие! Если мой вид вас так удручает, можете возвращаться к себе в Париж. А, так-то вы благодарите всеблагого Господа за чудо, которое он для нас сотворил! Ведь это само Провидение внушило вашему дяде мысль о таком благородном, великодушном самоотречении; в тот самый миг, когда я оказалась для вас потеряна, вы внезапно обрели меня вновь — и вы еще недовольны! Чего вам недостает?

— Простите, Фредерика, я виноват, мне не пристало жаловаться, это верно. Счастье, выпавшее мне, во сто раз больше, чем я заслуживаю, и мне бы должно было хватить этого на целую вечность: смотреть в ваши ласковые, смеющиеся глаза, слушать ваш чарующий голос… Но когда я вижу вас всего час, могу ли я не желать, чтобы это продолжалось многие часы? Я все не нагляжусь на вас, я ненасытен и не могу с этим ничего поделать. Ваши взгляды, ваша душа, ваше сердце — я их жажду, и мне кажется, что за целую жизнь мне этой жажды не утолить. Вы-то спокойны, безмятежны, вы живете в невозмутимом мире своей души, который превыше земных лихорадочных треволнений. А я — я мужчина, мне не дано быть ангелом, подобно вам, по временам меня охватывают порывы страсти и кровь так стучит в виски, что порой мне трудно расслышать холодный голос рассудка.

— И тем не менее вы непременно должны слушаться его, — возразила она. — Судьбе, что выпала вам, грешно не покориться: в настоящем у вас есть невеста, вы можете видеться с ней хоть каждый день, она была вам дана чудом в то время, когда вы утратили всякую надежду обрести ее; в грядущем у вас будет любящая жена, и сейчас всецело принадлежащая вам как по велению собственного сердца, так и по воле своего супруга и по всеобщему доброму согласию. Вот уж поистине вам есть на что сетовать! Но я согласна, одного вам все же не хватает: немножко терпения.

— Вам куда легче иметь терпение, чем мне, — вздохнул Лотарио.

Вдруг Фредерика поднялась со скамьи.

— Что с вами? — спросил молодой человек.

— Вы ничего не слышали?

— А что такое?

— Стук колес кареты, въехавшей во двор, вон там.

— Нет, — покачал головой Лотарио. — Впрочем, когда вы говорите со мной, я больше ничего не слышу.

— Но я в этом совершенно уверена, да вот же, смотрите, — и она указала ему на графа фон Эбербаха, входившего в сад, опираясь на руку Самуила.

Она бросилась навстречу графу, радостная и не знающая страха, как Ева до грехопадения, должно быть, бежала навстречу Господу, услышав глас его в кущах земного рая.

Лотарио тоже поспешил к нему без боязни, но, вероятно, радость его была не столь безоглядной.

Хотя совесть не упрекала молодого человека ни в чем, а в душе он сохранял неизменное почтение и нежность к дяде, все же будущий наследник достояния Эбербахов испытывал некоторое смущение оттого, что граф застал его наедине с Фредерикой. Присутствие Самуила также его беспокоило, и он невольно припомнил тягостное впечатление, которое вызвала у него их недавняя встреча на бульваре, да и все то, что он услышал от Олимпии на набережной Сен-Поль, вдруг пришло ему на ум.

Что если Самуил, как утверждала певица, и в самом деле опасный человек, которому нельзя доверять? Не он ли уведомил графа фон Эбербаха о визите Лотарио к Фредерике, а теперь явился сюда, чтобы осквернить их рай и закрыть перед ними его врата?

Однако сердечная улыбка Самуила, сопровождаемая самым искренним рукопожатием, мгновенно изгнала все подозрения из души молодого человека.

Фредерика меж тем уже была подле Юлиуса, счастливая, что видит его, нимало не смущенная, даже не подозревающая о том, что присутствие Лотарио бросает на нее тень и ей надлежит защищаться.

— О сударь, вот и вы! Какая радость! — вскричала она, отнимая у Самуила руку графа фон Эбербаха и побуждая его опереться на нее. — Мы говорили о вас. Я немного беспокоилась. Как вы себя чувствуете? Впрочем, должно быть, хорошо, раз вы смогли приехать.

— Добрый день, дядя, — сказал Лотарио.

На предупредительность Фредерики и приветствие племянника граф ответил одним коротким кивком: он был озабочен.

Фредерика подвела его к той самой скамье, откуда она встала, заслышав приближавшийся экипаж.

Повинуясь знаку Самуила, г-жа Трихтер возвратилась в дом.

XXXVI

ПЕРВАЯ ГРОЗА

Угрюмый вид графа фон Эбербаха не укрылся от внимания Фредерики, но она в своей ангельской простоте и подумать не могла, что такая его озабоченность может иметь отношение к ней.

— Да что с вами творится, сударь? — спросила она. — У вас такое мрачное лицо! Вот к чему можно прийти, если отправлять меня в ссылку и не давать быть рядом. Говорила же я вам! Но поскольку вы государственный муж и привыкли давать советы правительству, вы не пожелали прислушаться к суждениям такой маленькой девочки, как я. Ну вот, сами теперь видите, как вы были не правы. Все идет не так славно, как было при мне, вы ведь поняли это? И теперь вы раскаиваетесь. Мне бы надо вас проучить, затаить обиду и вообще больше к вам не ездить. Но я милосердна и, напротив, решила устроить так, чтобы видеться с вами каждый день. Мы с Лотарио только что говорили об этом… Ну вот, вы снова хмуритесь! Это мои слова так задевают и печалят вас? Нет, с вами положительно что-то происходит.

157
{"b":"811867","o":1}