На станции улов оказался покрупнее. На путях под парами стояли сразу два эшелона. «Ильюшины» с первого захода разбили один из паровозов, а затем, что называется, отвели душу, разнесли в клочья несколько вагонов, входные стрелки и башню водокачки.

Гитлеровские зенитчики попытались поставить огневую завесу, но Прорва довольно быстро заставил их заткнуться, дважды спикировав на батарею. Экспат заметил, правда, что несколько трасс скорострельных зенитных автоматов вроде бы стегнули по самолету Рыжкова, но без видимых последствий для приятеля. По крайней мере сигналов бедствия он не подавал и покончив с зенитчиками присоединился к группе.

На обратной дороге наткнулись на шестерку «яков».

— Что это они? — удивился экспат.

Истребители отвесно падали с высоты, активно обстреливали на земле какую-то цель, но вот что именно, Дивин никак не мог понять, как не напрягал зрение. Кусты, овраги, поросший лесом холм, бугры...

— «Горбатые», помогите! — сквозь шум и треск в шлемофоне зазвучал незнакомый голос. — Врежьте по командному пункту фрицев, он прямо под нами.

— Я «Сирень-4», — отозвался лейтенант, прикидывая, остался ли еще БК. — «Маленькие», обозначьте цель?

— Вот слепошарый! — ругнулся недовольно истребитель. — Гляди внимательнее, показываю.

«Як» с молнией на борту устремился к земле, прочертил огненными трассами длинную линию по верхушке холма. Там полетели в воздух какие-то комья, обрывки материи.

— Цель наблюдаю ясно, — обрадовался Григорий. Маскировочные сети оказались сбиты и теперь он отчетливо видел вражескую траншею, горб блиндажа и даже несколько легковых автомобилей у подножия холма. И как только раньше не разглядел? — Только учти, «маленький», мы с задания, так что пустые почти, — предупредил он ведущего истребителей. Так, на всякий пожарный, чтобы губу не раскатывал на полноценную штурмовку.

Дивин первым спикировал на холм. Обстрелял траншеи и блиндаж. Хотел дать пару очередей по автомобилям, но оружие молчало. Лейтенант торопливо дернул рычаги перезарядки пушек и пулеметов, нажал вновь на гашетку. Ноль реакции.

— Я пустой, — предупредил он ведомых.

Другим экипажам так же, как и Григорию, удалось сделать всего по одному заходу.

— Извини, «маленький», мы домой, — попрощался экспат.

— Да вижу, — с досадой сказал ведущий «яков». — Ладно, счастливого пути.

Во время посадки выяснилась неприятная деталь. Оказывается, на машине Прорвы зенитки повредили правое шасси и «нога» никак не выпускалась. Рыжков пытался бросать машину из стороны в сторону в надежде на то, что от перегрузок заевший механизм все-таки сработает, но махина «ильюшина» в этом смысле мало походила, скажем, на истребитель, особо не повиражишь. После этих безуспешных попыток Прорва вдруг начал кружить над аэродромом.

— На брюхо сажай, — скомандовал Григорий по рации. Он уже приземлился, но все еще сидел в кабине, с тревогой наблюдая за маневрами товарища. — У тебя горючка на исходе, не выделывайся!

— Он, наверное, лебедку аварийного выпуска крутит, — предположил Свичкарь. Техник залез на крыло и стоял возле кабины, приложив ладонь ко лбу на манер козырька, внимательно наблюдая за самолетом Рыжкова.

«Ил» наконец зашел на посадку. Тяжело ударился о землю и пополз, оставляя за собой борозду и шлейф, взметнувшейся вверх земли и травы. В какой-то момент самолет полностью скрылся в пылевом облаке. Все с беспокойством ждали, чем же закончится аварийная посадка, не загорится ли штурмовик.

Но нет, обошлось. Самолет, конечно, пострадал, но не разбился. Когда летчики и техники подбежали к замершему «ильюшину» с изогнутыми лопастями винта, Прорва уже сам, без посторонней помощи, открыл фонарь и вылез на плоскость, ругая, на чем свет стоит фашистских зенитчиков.

— Цел? — тревожно спросил его подъехавший на санитарной машине полковой врач.

— Да нормально со мной все, — отмахнулся от него Рыжков, помогая выбраться своему стрелку. — Виталь, тебя не зацепили?

— Не, — покачал головой тот.

— А почему кровь на лице? — встревожился эскулап. — Сержант, я должен вас немедленно осмотреть!

— Губу прикусил, — смутился стрелок. — Перетрухал малость, когда командир сказал, что на брюхо будем садиться.

Дивин снял шлемофон и облегченно улыбнулся. Отскочили.

— Гриша! — резанул слух женский крик.

Экспат ухмыльнулся. Надо же, повариха, небось, прибежала проверить, все ли с ее разлюбезным Прорвой в порядке. Неторопливо обернулся и...

— Указ, Гриша! — Лейтенант в полном обалдении наблюдал за тем, как распихивая всех, к нему несется Тая, потрясая какой-то газетой. — Указ! — Девушка подбежала к нему и бросилась на шею. — Поздравляю!

— Да что случилось?!

— Прими и мои поздравления! — О, и Хромов пришел. Довольный, словно Шварц, когда сметаны натрескается. И Зотов с Багдасаряном тоже здесь. Погодите, и даже Карпухин скромненько за их спинами притаился. Ох, не к добру все это!

— С чем поздравляете, товарищ майор?

— Только что почту доставили, — высунулся из-за спины майора начальник штаба. — А там...

— Погоди, Алексей Алексеевич, — перебил его Хромов. — Дай уж я сам. Остапова, да отцепись ты от него! — Тая ойкнула и торопливо расцепила руки. Экспат едва успел поймать ее и придержал, обняв за талию. Все притихли и вопросительно уставились на сияющего комполка. — За образцовое выполнение боевых заданий командования по уничтожению живой силы и техники противника на фронте борьбы с немецкими захватчиками, — торжественно начал майор, — и проявленные при этом отвагу и геройство, Президиум Верховного Совета присвоил лейтенанту Дивину звание Герой Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда». Поздравляю тебя, Григорий. От всей души поздравляю! — Хромов крепко пожал руку откровенно растерявшемуся экспату.

Герой?! Да что он такого сделал? Летал, как и все, бомбил, стрелял. В чем геройство, обычная работа.

— Что ответить-то нужно? — засмеялся Багдасарян.

— Служу Советскому Союзу! — сообразил экспат, слегка покраснев. Надо же, совсем из головы вылетело.

— Качай его, братва! — крикнул кто-то из пилотов, и Дивина подхватили, начали подбрасывать в воздух.

— Не уроните, не уроните только! — испуганно просила Тая. — Ему ведь еще в Москву ехать.

Точно, еще и в столицу теперь лететь. Вот ведь, не было печали, промелькнуло в голове у Григория.

К счастью, поездка в столицу намечалась не на ближайшие дни. Хромов сказал, что в полк должен придти вызов и только тогда экспат отправится получать Звезду Героя. Оно и к лучшему. Дело в том, что Григорий, пользуясь некоторым затишьем, решил-таки попробовать воплотить в жизнь свой давнишний план охоты на фашистских асов. И хотя Батя настаивал, что элитные подразделения немецких асов с их фронта перебросили под Ленинград, Дивин время от времени интересовался втихомолку у Зотова по поводу столкновений летчиков из других полков их дивизии с размалеванными «фоккерами».

Точной информацией начштаба не располагал, но слухи о паре «охотников», что повадились сбивать одиночные штурмовики, ходили. Чуть отстал и все, поминай, как звали.

— Заковыка в том, — как всегда обстоятельно рассказывал Зотов, — что бьют эти гады наши самолеты на малых высотах и экипаж выпрыгнуть не успевает. Подстерегают при подлете к аэродрому, когда «илы» идут на снижение.

— Странно, — подумал вслух Григорий, — немецкие истребители над землей неохотно летают, все больше норовят на высоту забраться.

— Значит, не совсем простые пилоты, — кивнул НШ. — Подготовленные. Что, хочешь попробовать подловить их?

— Есть одна задумка, — уклончиво ответил Дивин.

Для реализации идеи требовалось попасть в истребительный полк и уговорить тамошнего приятеля, старшего лейтенанта Каменского принять участие в охоте на живца. А тут и случай подходящий подвернулся — Бате потребовалось срочно отправить соседям какие-то штабные документы. И экспат, зашедший опять к Зотову с утра пораньше, сразу же подсуетился и вызвался это сделать. Тем более, что его «четверка» по-прежнему ремонтировалась и он не смог улететь с остальными на задание.