— Так их, «горбатые»! — азартный возглас в эфире незнакомого летчика заставил пилотов штурмовиков начать еще сильнее крутить головами. Неужели помощь? После того, как «яки» бросили их, Григорий уже и не рассчитывал на чью-нибудь поддержку.

Восьмерка истребителей с незнакомыми очертаниями, но с эмблемами советских ВВС, свалилась на «худых», с ходу зажгла троих и деловито начала разделывать под орех оставшихся. Фрицы тут же прекратили бой и сыпанули в разные стороны.

— О, так это «кобры», — сказал удивленно Прорва. — В первый раз их вижу вживую.

Экспат рукавом гимнастерки вытер мокрое от пота лицо. Кобры — шмобры... плевать! Внутри все дрожало и ныло. Руки словно прибавили в весе и Дивин едва мог заставить их двигаться. Усталость навалилась, точно огромная плита, придавила к сиденью, плеснула в глаза свинцовой мутью.

— Домой, ребята, — через «не могу» прохрипел Григорий, стараясь не вырубиться, остаться в сознании.

Неожиданно пришла пугающая, поначалу, а потом, если подумать, вполне здравая мысль, которая вытеснила все остальные и целиком захватила сознание: те четверо истребителей, что оставили их на съедение гансам — покойники. А потом хоть потоп!

— Старший лейтенант Дивин? — майор Карпухин был сух и донельзя официален.

— Держите, — Григорий не стал дослушивать полкового особиста до конца, а просто расстегнул кобуру и спокойно отдал свой пистолет стоявшему настороже сбоку от экспата лейтенанту. Одному из тех, что заявились в полк в компании какого-то грозного армейского юриста перед которым бегало на цырлах все местное начальство. Или кто он там? А, неважно.

Всего на одно крохотное мгновение Дивин задумался, а не уйти ли ему куда глаза глядят? Остановить мантиса в боевой форме все равно никто не сможет. Но что-то ворохнулось в душе, протестующе завопило. И поэтому он равнодушно осведомился, безучастно наблюдая за взлетающим «илом»:

— Меня куда сейчас?

Карпухин весь перекривился и устало ответил, теряя разом всю свою неприступность:

— Под арест, конечно. В дивизию поедешь. А там, как получится — или в штрафбат, или лоб зеленкой намажут.

— Зеленкой? А на хрена?

— Чтобы пуля в организм инфекцию не занесла, — угрюмо пошутил особист.

— Смешно, — вежливо улыбнулся Дивин.

— Иди давай, — пихнул его в спину лейтенант. — Хватит тут разговоры разговаривать!

А голосок-то дрожит у мальчишки, автоматически отметил для себя Григорий, обернувшись на обидчика с выражением искреннего изумления. И глазки стыдливо бегают. Знать, не привык еще так просто наезжать на заслуженных людей, потому и пытается компенсировать свое смущение показной грубостью. Но, лиха беда начало, такими темпами он скоро войдет во вкус и с одинаковой жестокостью начнет бросаться и на зачуханного красноармейца и на многозвездного генерала. Главное, чтобы команда соответствующая поступила. Она ведь, словно невидимая броня, добавляет уверенности и ощущения собственной силы. Замполит, помнится, когда на одной из политинформаций рассказывал о героях Октября, о чем-то похожем говорил. Мол, вера в правоту своего дела, способна творить чудеса. И, наоборот, когда за душой пустота, то все твои действия обречены на неудачу. Как у «беляков» в конце гражданской войны. Интересно, а что с этим нынче у фрицев?

— Чего задумался, топай давай! — новый тычок оторвал экспата от размышлений.

Господи, опять этот желторотик! Вот ведь, зелень небитая, даже мозгами пораскинуть не дает. Дивин смерил лейтенантика нехорошим взглядом и, непроизвольно, добавил самую чуточку того животного, парализующего ужаса, что выплескивали обычно мантисы на своего противника, вступая в решительную схватку.

Оперуполномоченный тоненько взвизгнул и отшатнулся. Ручонка его потянулась к кобуре и скрюченные, трясущиеся пальцы заскребли по замку.

— Отставить! — прикрикнул на него Карпухин. Полковой особист стоял в стороне и не попал под ментальный выброс, поэтому для него поведение приезжего коллеги выглядело довольно странным. — Охолони, лейтенант! Да что с тобой творится?!

Григорий криво улыбнулся. Он мог бы, при желании, объяснить Дмитрию Вячеславовичу, что происходит. Но, вот беда, вовсе не собирался этого делать. Пришли арестовывать, так вот и арестовывайте. А заботиться о моральном настрое своих конвоиров Дивин не нанимался.

— Товарищ майор, — о, посыльный из штаба примчался. — Товарищ майор, приказано старшего лейтенанта на КП полка вести.

— Тю, чего вдруг? — искренне удивился Карпухин. — Собирались же прямиком в дивизию отправлять?

— Не могу знать, — пожал плечами солдатик.

Особист ненадолго задумался. А потом решительно махнул рукой.

— Ладно, пошли. Кощей, только смотри у меня, чтоб без фокусов!

— Это уж как получится, — усмехнулся экспат. Минутная слабость и апатия отошли на второй план и он снова превратился в сжатую до предела пружину, готовую взорваться в нужный момент. Тренированный мозг лихорадочно просчитывал ситуацию. Так, а что, собственно, ему могут предъявить? Ведущего истребителей? Даже не смешно, ведь морду он ему начистил в близлежащей рощице один на один, без свидетелей. Предложил после ужина прогуляться для приватного разговора и начистил. Как и собирался.

Да и помирились они после. Даже мировую втихаря распили. Ну да, в конце концов, повинился коллега, хлюпая разбитым носом, покаялся. Это когда они второй пузырь беленькой приговорили. Мол, бес попутал, решил разыграть фрицев и поймать на якобы беззащитную группу штурмовиков. Некрасиво, конечно, но, что тут поделать, все люди разные и кому-то подобный прием кажется вполне допустимым. Бог им судья. И товарищ Сталин. Шутка, если что.

Техник? Вот, уже теплее. За него вполне могут зацепиться. Хотя, была б моя воля — Григорий непроизвольно сжал кулаки — вообще расстрелял этого гаденыша! Это ж надо было такое сотворить — чуть не угробил, сучонок, а после еще отмазаться пытался.

На следующий день после памятного вылета, в котором «илы» впервые пересеклись с «аэрокобрами», десять штурмовиков под прикрытием восьми истребителей отправились штурмовать вражескую артиллерию и танки. Дивин, как обычно, после набора высоты, стал убирать шасси. И вот здесь начала твориться форменная чертовщина: они складываются, но не успевают встать на замки и снова выпадают! Складываются, а потом опять выпадают.

— Кощей, что у тебя происходит? — недовольно поинтересовался с НП дежурный по полетам. — Что крутишься над аэродромом?

— Шасси не убираются, — доложил экспат. При этом он резко открыл вентиль бортового баллона со сжатым воздухом — вдруг просто недостает давления в сети штурмовика? — но нет, проклятые шасси вновь выпали. Дивин с чувством выругался. Заложил очередной круг. Повторил процедуру несколько раз. Ни фига!

— Двигай на задание с выпущенными, — ожила рация. Гляньте-ка, а ведь это уже не дежурный. По ходу Зотов подключился. Интересно, с хренов ли начштаба лично влез? Не иначе, заявка на штурмовку поступила от какого-нибудь важного генерала, чей приказ боятся не выполнить. А ничего, что с выпущенными шасси Ил-2 здорово потеряет в скорости и маневренности? Но, делать нечего, приказ есть приказ.

— «Фиалки», идем на работу, — Григорий прижал ларингофон к шее. — «Маленькие», прикройте получше, у меня машина неисправна.

— Не боись, Кощей, сделаем все в лучшем виде, — откликнулся Каменский. Сегодня именно он со своими ведомыми обеспечивал безопасность штурмовиков.

На удивление, полет прошел гладко. Долетели до нужной точки, хорошенечко прошерстили там все, зажгли пару-тройку немецких панцеров и даже не встретились с «мессерами» или «фоками». Ну а зенитки, так это дело привычное.

После приземления «четверка» Дивина прокатилась аж до самого конца взлетной полосы — тормоза не действовали. Со всеми предосторожностями подрулил к своей стоянке. Громко матерясь, вылез из кабины, отмахнувшись с досадой от доклада стрелка, и набросился на Свичкаря.