Запах дыма от костра шибанул в нос, когда они еще только выходили на окраину леса. Обычный человек может и не среагировал бы на него, но Дивин почуял присутствие других людей задолго до того, как они встретились. И поэтому рассеянно отвечал что-то расщебетавшейся Олесе, прикидывая, с кем предстоит столкнуться.

— Стой, кто такие? — окликнул их грубый голос. Девушка ойкнула и спряталась за спину летчика. Смутная тень проявилась в темноте, подошла ближе и оформилась в рослого красноармейца.

— Свои, — отозвался Григорий. Самую чуточку «подкрутил» зрение и повел головой. Ага, три человека. Один стоит перед ним, двое других присели слева, прячутся за поваленным деревом. В руках у всех троих автоматы. Патруль? Или, как это правильно называется — а, точно, вспомнил, — «секрет»! Хотя, при скрытном наблюдении бойцы вряд ли позволили бы себе разжечь костер. Другое дело, что горит он в яме, да еще так хитро, что не виден чужому глазу. Разведчики? Тьфу, ерунда, какие разведчики в собственном тылу? Или…

— Документы! — Высокий боец настороженно повел стволом ППШ. — Сейчас поглядим, что тут за свои по лесам шляются ночью, — грозно сказал он, смешно окая по-волжски.

— Браток, спокойно, — экспат осторожно высвободил рукав из цепких девичьих пальцев и аккуратно поднял руки перед собой. Как бы не пальнул сдуру, мелькнула тревожная мысль. — Старший лейтенант Дивин, штурмовой авиаполк.

— Дивин, говоришь? — красноармеец подошел поближе. — Старший лейтенант? Документики ваши все же позвольте, товарищ командир, порядок есть порядок. Сами понимаете.

— Понимаю, — согласился Григорий. Не торопясь расстегнул нагрудный карман гимнастерки и достал удостоверение. Боец шагнул вперед и быстро выхватил его из рук летчика. Отскочил назад, раскрыл, и не торопясь принялся изучать.

— Ноктолопией маешься? — насмешливо поинтересовался Дивин.

— Наслаждаюсь, — буркнул красноармеец, разглядывая документы.

Сзади раздались шаги. Экспат оглянулся. Из леса в открытую, не стесняясь и не прячась, подходили двое: похожие, словно близнецы, гибкие и ловкие парни — по внешнему виду обычные бойцы РККА. Оружия не видно, только на поясах у обоих ножи. Все страньше и страньше.

— А что, братья-славяне, погреться к огоньку пустите? — развязно осведомился один из гостей и шагнул к Дивину. Пора, понял летчик и опустил руку на кобуру. Твою мать!

— Потерял что-то, красавчик? — издевательски хохотнула лже-Олеся, направив на Григория его же пистолет. — Не дергайся, у меня твой ствол. Не заметил что ли? А я думала, вас хорошо обучают. Вот тебе и сталинский сокол. По сторонам надо смотреть, по сторонам. Ручки поднимай, да поживее. Ну?!

— Погодите, — заискивающе сказал экспат. — Зачем, нельзя же так.

— Тьфу, а говорили «герой»! — презрительно сплюнул тот из диверсантов — теперь в этом не было никаких сомнений — что держал в руках летчицкое удостоверение. — А на поверку выходит…

Договорить он не успел. Потому что Григорий с места прыгнул вбок, в темень, метра на два, покатился по земле, молясь про себя, чтобы не врезаться в какое-нибудь деревце. Не успел приподняться, как от костра часто, вразнобой, ударили вспышки выстрелов. Но били немцы наугад, явно прозевали его бросок и не понимали, где он сейчас находится.

— Не стрелять! Живым берите! — раздался повелительный приказ кого-то из диверсантов. Ага, видать, он у них за главного, отметил для себя экспат.

Дивин припал к траве и замер. Что всегда выдает? Правильно, движение и шум от него. Вот и сейчас, он никуда не бежит и потому стал невидим. А враги ломятся за ним, будто лоси во время гона, в азарте забыв об этом нехитром правиле. Нет, по человеческим меркам они действуют вполне даже неплохо, на порядок лучше обычного пехотинца. Чувствуется, что какая-никакая, но спецподготовка присутствует. Но для мантиса, что перехватил контроль над телом Григория, непозволительно шумно и неуклюже. А еще очень медленно.

Самый резвый получил сильнейший удар под ложечку и сложился пополам, не в силах вздохнуть. Экспат коротко рубанул его ребром ладони по шее и изящным пируэтом отшагнул в сторону, пропуская мимо себя детину с автоматом, который попытался достать его прикладом. Ему Дивин, недолго думая, свернул шею, резко скользнув за спину. И тут же без особых усилий бросил тело убитого врага навстречу одному из тех липовых бойцов, что преследовали его в лесу. Оба — и живой и мертвый — покатились по траве, точно сбитые городки.

— Сюда! — придушенно крикнул диверсант, пытаясь скинуть с себя труп товарища. — Здесь он! — Загонщики тут же бросились к нему. А мантис нехорошо усмехнулся и приготовился заняться тем, что любил больше всего. Убивать!

— Дивин, падай! — вдруг отчаянно заорал знакомый до боли голос откуда-то сзади. — Падай, Кощей!

И едва Григорий успел повалиться на землю, как из темноты по замершим от неожиданности немцам ударили сразу несколько автоматов. А потом еще басовито рявкнул «дегтярь», показывая, кто в доме хозяин. Стрельба продолжалась недолго, секунд двадцать-тридцать. Потом все стихло, и в лесу установилась нервная тишина, которую нарушал лишь протяжный стон раненого где-то впереди.

— Еще добавить? — насмешливо осведомились из леса. — Вы все у нас на мушке.

— Сдаемся, не стреляйте! — послышалось от костра после небольшой паузы.

«Кавалерия из-за холмов, — усмехнулся про себя экспат, закрывая, на всякий случай, голову руками. — Жаль, не дали порезвиться».

— Когда понял, что девица эта не та, за которую себя выдает? — Карпухин смотрел на Григория с искренним интересом. Давненько экспат не видел полкового контрразведчика в столь приподнятом настроении. В принципе, понять его было можно, ведь благодаря успешно проведенной операции удалось захватить сразу несколько немецких диверсантов. Другое дело, что, как и в недавнем воздушном бое, когда штурмовиков использовали в качестве живца, мнение о том, почему его подставили фрицам, у Дивина было сугубо свое. И по окраске оно резко отличалось от мнения Карпухина. Но, к сожалению, набить ему физиономию Григорий по понятным причинам не мог. По крайней мере, пока. И поэтому оставалось делать вид, что все в порядке.

— Олеся? — переспросил экспат, собираясь с мыслями. — Если честно, то еще на танцах. Сначала, правда, только легкое сомнение мелькнуло, почему она на меня так активно вешаться начала, едва мы с Рыжковым там появились. Будто специально ждала. Но списал, что барышня на Звезду клюнула. Бывает. Потом, когда разговорились, непонятка в полную силу проявилась: представилась, как колхозница, а разговаривает словно городская. Начитанность, лексикон…Опять же, мало ли что в жизни бывает — эвакуированная, осела в селе, чтобы прокормиться, к родне приехала — вариантов пруд пруди. Но вот двигалась она не как заморенная тяжелым деревенским трудом колхозница. Я такое уже видел, когда в полк к нам ваши коллеги приезжали. Помните, когда волки тех сигнальщиков зимой порвали неподалеку от аэродрома?

— Помню, конечно, что за вопрос? — удивился Дмитрий Вячеславович. — То есть, ты хочешь сказать, что своей пластикой она тебе показалась похожей на волкодавов из Смерша? Любопытно. Знаешь, а ты ведь прав. Она на допросе показала, что ее всерьез учили рукопашному бою.

— Раскололась, сучка? — удовлетворенно усмехнулся Григорий.

— Фи, что за жаргон, товарищ старший лейтенант, — покривился контрразведчик. — Ты же не блатной, а командир Красной Армии. Поэтому изволь выражаться нормально.

— Извините, — сказал Дивин без особого раскаяния. Подумаешь, какие мы нежные. В бою, бывает, что и трехэтажным орешь, там не до политесов. — Так вот, пластика. А потом еще зубы.

— А с ними что не так? — поразился Карпухин.

— Слишком ровные, — замялся экспат. — Слишком белые. Ну не видел я вокруг у людей подобных. В кино, у актеров известных, было. Но не у обычных советских граждан. А уж у колхозников, так там вообще все невесело. Щербатые через одного, эмаль желтая от махорки, фиксы железные. Да вы и сами, поди, не раз замечали. Причем, особой разницы между мужчинами и женщинами нет. А тут вдруг прям Любовь Орлова с фарфоровым оскалом!