Я пропела последние строчки, когда в палату ворвались люди в военной форме. Меня не очень бережно сорвали с койки Ягуара и поволокли подмышки к выходу.

– Не смейте ее трогать! – грозно зарычал Ягуар, пытаясь встать со своего ложа. – Руки от нее убрали и вышли все отсюда, пока я вас всех не уволил к чертовой матери!

– Господин Намурон, мы слышали выстрел, ваша охрана была убита, а она единственная, кто был с вами в момент покушения, – принялся оправдываться начальник охраны, убирая от меня свои руки, которые, наверное, успели оставить на моей коже синяки.

– Пошли вон! – заорал на них Ягуар, и от боли в груди немного поморщился. – Эта хрупкая женщина спасла меня от убийцы, а где были вы все это время, мне предстоит еще выяснить.

Его затрудненное хриплое дыхание сильно меня встревожило, и потому, не обращая ни на кого внимания, я подбежала к нему и попыталась уложить его на койку обратно. Но этот упрямец не хотел мне поддаваться, поэтому, я решила поступить по-другому. Быстро обхватила его лицо руками и поцеловала, передавая в этом поцелуе все свои страхи за него и свою любовь.

Его руки обвили меня за талию и положили рядом с собой. Мой возмущенный вздох был яростно подавлен его голодным ответным поцелуем. Наши языки начали танцевать в ритме танго, дразня и лаская друг друга. Дыхание Ягуара было хриплым и обжигающим. Мужские сильные пальцы запутались у меня в волосах, нежно захватывая меня в сладкий плен. Мне не хотелось от него отстраняться, но прозвучавшее рядом с нами характерное покашливание ненадолго вывело нас из транса.

– Мой господин, я приехал, как только узнал, что на вас было совершено покушение, – сказал Абдул, глядя на нас задумчивым взглядом.

Кого-кого, а вот его я точно не ожидала здесь увидеть! Но если это поможет Ягуару, тогда я буду терпеть, пока это все не закончится или меня не отправят обратно в Россию, где я окончательно сойду с ума от страха за НЕГО, не говоря уже о том, что это разобьет мое сердце и душу на куски.

Вскоре после того, как в палате Ягуара появился Абдул, мне пришлось покинуть их. Им было о чем поговорить, ведь, как я поняла, Абдул отвечал за безопасность будущего президента, лишь иногда исполняя его личные поручения.

Пока я находилась у себя в палате, мне успели принести завтрак, прежде чем в мою комнату вошел хмурый и даже злой Абдул. Он нагло и вольготно уселся на один из стульев и стал пронзительно смотреть на меня своими черными глазами. Не знаю, на что надеялся этот мужчина, но я и бровью не повела, а продолжила молча и с аппетитом есть. После того, как я проглотила последний кусочек свежей хрустящей булочки, наш хмурый молчун тихо заговорил:

– Я смотрю, ты полностью втерлась к нему в доверие. А меня ведь не было всего пару дней, – с издевкой в голосе начал Абдул. – Но не рассчитывай на его защиту. Если ты допустишь хотя бы мысль о том, чтобы причинить ему вред, тебя не спасет даже то, что ты женщина. Буду мучить лично, пока ты не сознаешься во всех своих грехах.

Он думал, что я проникнусь, испугаюсь и буду умолять его меня не трогать? Каков сухарь! Не знаю, что заставило меня рассмеяться в ответ, – натянутые до предела нервы или его наглость и грубость? Моя реакция сильно удивила Абдула, заставив вскочить со своего места. Схватив меня за горло, – крепко, но не причиняя боли, – он выдохнул мне в лицо:

– Запомни, я дважды не повторяю, Джамух.

– Приятно это слышать, а я дважды не делаю, – я схватила его за лацканы пиджака левой рукой, фиксируя его на месте, и ударила кулаком правой руки в подбородок. Удар у меня был отработан, пожалуй, как у боксера на ринге. Я знакома с этим приемом с тех пор, как брат показал мне его, когда мне было не больше восемнадцати.

Вмиг вырвавшаяся на свободу боль из-за его недоверия ко мне и увеличивающийся с каждой секундой гнев буквально вывели меня из себя. Неожиданный удар в лицо не сильно, но резко откинул голову Абдула в сторону, после чего я ударила его коленом в живот и еще раз двинула кулаком в челюсть.

Что он себе позволяет? Как он вообще смеет меня трогать и угрожать мне? Что вообще возомнили о себе эти мужчины? Один приказывает, второй угрожает, а третий вообще распускает руки. Достали, мать их!

– Еще раз поднимешь на меня руку, переломаю обе. Еще раз усомнишься в моих словах, ударю. Никогда и никого в жизни я не унижала и никому не лгала. Ягуара я спасла дважды, запихивая подальше в себя страх и нерешительность. Он мне слишком дорог, чтобы просто взять и позволить какой-то скотине забрать его жизнь. Мне ничего не стоило убить твоего господина за эти дни, если бы я была шпионом или убийцей. Ты можешь сомневаться в обстоятельствах, но никогда не смей сомневаться во мне. Я люблю его и делаю, так как велит мне разум и мое сердце, – прорычала я на одном дыхании и, схватив с койки белую простыню, кинула ее Абдулу, чтобы он смог прижать ее к губе, из которой текла кровь. Хорошо приложила, братишка мной гордился бы.

Больше не произнося ни слова, я пулей вылетела в больничный коридор, громко захлопнув за собой дверь в палату. Дыша, как загнанная лошадь, я взглядом зацепилась за одного из охранников Ягуара, который стоял неподалеку от меня.

– Отвезите меня, пожалуйста, в дом господина Намурона, – попросила я его по-английски, на что мне согласно кивнули и любезно провели до выхода из здания, где снаружи меня уже ждал черный лимузин и двое вооруженных мужчин. Моя охрана, как меня уверили, быстро усадила меня в машину и двинулась за мной следом на другом автомобиле до дворца Ягуара.

Всю дорогу меня колотило, как в лихорадке. Мне одновременно хотелось плакать и кричать. Было до слез обидно, что мне не доверяют, как будто я какая-то засланная шпионка. А то, что меня сюда притащили против воли, никого не интересует, да и не волнует, кроме меня самой.

В машине я немного успокоилась, достаточно для того, чтобы, выходя из нее, не хлопнуть дверцей сияющего зеркальными боками красавца. Идя с охраной по дорожке вперед, я неожиданно услышала тихий детский плач. Пойдя на звук, я набрела на Лису, которая, свернувшись в клубочек, тихо плакала под цветущим лимонным деревом. Я не спросила у нее, что случилось, а, просто тихо, закипая от праведного гнева, проговорила:

– Кто, Лиса?

С трудом различив среди громких всхлипов и вздохов имя обидчика, я оставила девочку на руках одного из подошедших к нам охранников и, приказав отнести ее в комнату Ягуара, меча глазами молнии, ринулась как ледокол через кусты, из-за которых доносился противный женский смех.

Выйдя со вторым охранником на удивительной красоты площадку, я остановилась, чтобы немного остыть и перевести дух. Вид пяти нежащихся под навесом из ткани женщин привел меня в боевую готовность номер один. Не обращая внимания на охранника, который что-то говорил о том, что это собственность господина Намурона, я устремилась прямо в этот охреневший от наглости гадюшник.

– Кто из вас Руф? – холодно спросила я у них, на что мне ответили высокомерными и брезгливыми взглядами.

– С каких это пор оборванка смеет нас спрашивать, о чем-либо? – прошипела в ответ на мой вопрос главная гадюка.

– С тех пор, как одна мразь подняла руку на ребенка, – зарычала я и быстро подошла к женщине, которая вчера посмела меня обозвать русской нищебродкой.

– Да как ты смеешь, бесправная? – взвизгнула она и вскочила со своей подушки, занося для удара свою руку с наманикюренными ногтями. Я перехватила ее и быстро завела женщине за спину.

– Значит, ты как раз та, кто мне нужна, – довольно заключила я, толкая ее к фонтану, который стоял от нас неподалеку. Глубокий, то, что нужно!

Руф шипела, как дикая кошка, выкрикивая что-то о том, что мне не жить. Но нас, русских, этим не проймешь, и поэтому, я резко толкнула ее на бортик фонтана, лицом к прозрачной нежно-голубой воде. Окунув женское лицо в воду и подержав так пару секунд, я рывком выдернула ее обратно и оттолкнула в сторону. Женщина поскользнулась и упала на каменную плитку двора. Выплевывая остатки жидкости, она лежала неподвижно и смотрела на меня расширенными от злости и страха глазами.