Воздух густой, как патока, и идти было трудно. Обычно в залах Ванденбрука разносилось эхо. Если повернуть направо, в классе английского языка можно расслышать урок математики, доносящийся с первого этажа. Поскольку некогда это был особняк, такая акустика казалась правильной. Не может быть готической тайны в доме, в котором бы не раздавались эхо и различные звуки.

Но за день до моего суда коридоры казались пустыми. Вокруг доносились голоса, звучащие так, как если бы кто-то издавал пронзительный звук за много миль отсюда.

— Где ты была? — спросила Эшли Джеветт.

Она оттолкнулась от стены и последовала за мной. Пожав плечами, я сказала:

— Везде.

Метнув взгляд, Эшли наклонилась ближе.

— Ты разговаривала с Сетом? Ты же знаешь, я не люблю лезть в чужие отношения. Но…

Эшли не врала, но и фраза ее была не совсем правдива — она любила драмы. В интернете, она просматривала все таблоиды, а ее любимая фраза: «О нет, они не могли». А когда Эшли высовывалась из окна вместе с телефоном, можно было определить, что сегодня плохо берет мобильный интернет.

В девятом классе она целых двенадцать секунд пыталась создать сайт сплетен о «Сломанном Клыке». Каждый житель знал, что это она, но местные сплетни никого не волновали. Поэтому Эшли забросила сайт и вернулась к традиционному методу — общению с глазу на глаз. И кажется, она пропустила новость касательно моей личной жизни.

— Мы расстались, — сказала я.

Заметно расстроившись, Эшли поджала губы. Она собиралась вернуть все на круги своя.

— На самом деле или вы просто взяли перерыв?

Вроде бы все правильно. У него все еще мои DVD-диски. У меня все еще куча его рубашек. Мы не женаты. Мы даже толком не обозначили наше расставание. Я просто знала, что это так, и он тоже.

Вместо того чтобы погрязнуть в своих эмоциях, я поймала Эшли за руку и нежно сжала.

— Если ты видела его с кем-то, все в порядке.

Вранье. В горле встал ком. Не то чтобы я хотела помириться, но наблюдать, как он встречается с Денни, видеть не желала. Если он захочет пофлиртовать, всегда может поехать в Бангор.

Стоять перед кинотеатром, выпендриваться, подбрасывая попкорн в воздух так, чтобы поймать его в ртом. Когда мы были там вместе, он привлекал к себе много внимания. А без меня его будет еще больше.

Впрочем, это не важно. Эшли покачала головой.

— Нет! Он с кем-то встречается?

— Не думаю, — ответила я.

— Так странно. Я гадала, почему он поругался с твоим отцом в кооперативе. Не знаешь?

Подойдя к стене, я облокотилась на нее, чтобы не мешать мимо проходящим людям. Стена поддержала меня. Я провела рукой по волосам. Крепко сжав их, ощутила странный холод внутри. Чтобы собраться с мыслями, мне потребовалась минута.

Сет не разговаривал с людьми, не говоря уже о моем отце. Папа становился болтливым, когда ему это было нужно, но зачем ему ругаться с Сетом? Разные эмоции охватили меня, но смущение побеждало.

— На самом деле, — произнесла я, — у меня нет предположений.

Эшли устроилась рядом со мной. Очевидно, что она разочарована.

— Ооо… я думала ты знаешь.

Это имеет смысл, не так ли? Что-то произошло между моим отцом и бывшим парнем — я должна была быть в курсе. Очередной пробел в моей жизни. Неизвестность, хотя лучше бы я все знала. Подняв руку, попыталась привлечь внимание Эшли, чтобы переключить на другую тему.

— Знаешь, я слышала, что Ник получил лицензию. Может, в этом все дело?

Просияв, Эшли кивнула.

— Возможно. Да… Держу пари, ты права.

— Рада, что смогла помочь.

Прежде чем оттолкнуться от стены, Эшли положила свою голову на мое плечо. Мы общались — школа маленькая, да и город тоже. Но мы никогда не были близки, поэтому данная ситуация выглядела странной. А затем она стала еще более непонятной: Эшли, похлопав меня по плечу, отстранилась.

— Мне так горько за вас ребята. Я думала, вы поженитесь.

Я почувствовала укол совести.

— Так случается.

Как только Эшли ушла, я направился в самый конец здания. Обычно за полчаса до занятий Сет проводил время со мной. Думаю, он тоже избегал меня. Петляя по коридорам, я спускалась к заднему крыльцу — бывший вход для слуг.

Я распахнула дверь, ожидая увидеть Сета. Но снаружи ничего не было кроме леса. Листья начали опадать — яркие, золотые и красные — они покрывали землю. Затаив дыхание, я слушала, как они падали, спрятанные от моего взора, тихо шепча где-то далеко в лесу.

Лето закончилось и наступила осень. Приближалась зима, и я не могла представить весну. Я подумала, что, возможно, тогда будет суд над убийцей. Бейли уедет раньше. А я не буду накручивать веревку или делать узлы для буя, чистить приманки от ракушек. Хотя если и буду не потому, что смогу выйти в море.

Наступит весна, непостижимая весна, и моя жизнь в «Сломанном Клыке» остановится.

Сидя на крыльце, я наклонила голову и просто слушала.

Когда отец сразу после заката ворвался на кухню, я вскочила на ноги.

— Что произошло у вас с Сетом?

Он закатил глаза и прошел мимо меня.

Он испачкался, и я заметила свежие бинты. Я могла сказать отцу, чтобы он просто разогрел себе суп и пошел смотреть футбол. Ведь меньше всего он желал разговаривать со мной. И все же я последовала вслед за ним.

— Кажется, вы поругались. Эшли Джеветт просветила меня.

— Тогда зачем спросила?

Идеальный ответ. Ответ вопросом на вопрос в данном случае для того, чтобы вывести меня из себя, а не разрядить обстановку. Вот такая отцовская логика. Саркастически поддеть и выставить меня глупой. Ну и разозлить.

Перегородив ему путь, я прислонилась к стене кладовки.

— Потому что я хочу услышать ответ от тебя.

Папа оглядел меня с ног до головы. Затем со вздохом протянул руку и открыл кладовку. Отодвинув меня, словно мешок с картошкой, пробормотал что-то невнятное и взял банку с супом.

— Боюсь, ты ничего не добьешься.

На мгновение мне захотелось захлопнуть дверь у него над головой. Но я схватила пальто и хлопнула задней дверью, направляясь в темноту. Когда он разговаривал со мной таким тоном, это выводило меня из себя — я ненавидела такую его манеру общения. Я более спокойная, тихая.

Вся эта агрессия заставляла меня дрожать от адреналина. Повысить голос, хлопнуть дверью — это мой максимум. Тяжело идти в ночь. Если бы я могла включить музыку, возможно все было бы похоже на калейдоскоп.

Но музыки не было. Я слышала звук своих шагов, биение сердца и шум моря, зовущего меня. Суд состоится утром. Отец ждал меня в доме. Не меня, а для того, чтобы вытрясти из меня всю душу. Поэтому я пошла к своему настоящему дому. На пристань, к воде.

На этот раз я не стала дожидаться мистической лодки.

Контроль покидал меня, и я желала лишь одного — море. Океан. То место между землей и небом, которое являлось моим домом, с тех пор как я себя помню — я хотела ощутить это чувство вновь. Я поклялась себе, что после суда я буду держаться подальше от «Джен-а-Ло».

И тогда я с гордостью поднялась на борт. В каюте пахло сигаретами и, думаю, пивом тоже — кислый запах, будто чей-то пот. На приборной доске лежала записка, исписанная знакомым папиным почерком. Сорок два килограмма. Этого мало, чтобы оплатить счет за свет.

Проведя пальцами по приборной доске, вытащила запасной ключ, который был спрятан, и завела двигатель. Я выйду в море в последний раз на лодке, которая вырастила меня той, кем я являюсь, и уничтожила.

Двигатель зарычал, шестеренки посылали мягкую вибрацию по всему корпусу. Я включила лампы, чтобы аккуратно вывести лодку из гавани, не задев другие суда. А затем выключила и направилась в темноту. Маяк освещал те места, где находились мелководье и отмели.

Уходя в ночь, я оставила позади «Сломанный Клык» и Джексон-рок.

Когда я заглушила двигатель, воцарилась абсолютная тишина. Волны шептались, но посторонних звуков не было. Птицы не кричали. Выйдя на палубу, я подняла лицо к небу. Там дальше, в нескольких милях от меня, бушевал шторм — молнии прорезали небо и воду. Я ощущала вибрации исходящие от них.