— Шеф! — сказал Царёв, который уже успел на своих плечах перетащить нескольких раненых к поезду. — У вас кровь…

Я глянул на свой бок. Китель был продырявлен, действительно чувствовалось жжение, и крови было довольно много. Но, судя по ощущениям — ничего серьезного.

— Пришлите кого-нибудь, чтобы меня заштопали, ладно, Иван Васильевич? Я спущусь за насыпь, нужно понять — откуда у нас взялись такие хитрожо… Хм! Такие хитрые башибузуки, черт бы их побрал! Заметьте — пулемет, динамит, засада по всем правилам! Мне доводилось иметь с ними дело. Их тактика — это лихие налёты и кавалерийские рейды… А вот это — это настоящая, хорошо подготовленная диверсия.

— Обсудим позже, — рубанул ладонью воздух Царёв. — Долой китель, я обработаю рану сам.

— А сможете? — удивился я.

— Князь Тревельян учил меня оказывать первую помощь…

— Ах, Тревельян… Тогда я весь ваш. Вряд ли пограничные коновалы имели честь учиться у педагогов более сведущих. Черт, кто-нибудь, принесите коньяку!

Они прислали нам навстречу дрезину. Дрезину! Что бы смогли предпринять два мужичка в засаленных спецовках на дрезине с ручным приводом при виде башибузуков и завала? Помереть на рабочем месте? К их появлению пути были расчищены, благо, рельсы и шпалы почти не пострадали, а выскочившие болты и еще какие-то мелкие нюансы поправили железнодорожники и юнкера во главе с Ермолаичем — тот дело знал туго, даром что проводник!

Самым малым ходом состав с подцепленной спереди к паровозу дрезиной двигался вперед. Юнкера с винтовками напряженно осматривали окрестности, трофейный «Шварцлозе» установили на крыше, методом кувалды и такой-то матери выпрямив поврежденную взрывом станину и поправив кретинский раструб на стволе.

— Вот так вот, полковник, к маменьке и папеньке я, видимо, раньше чем думал поеду… — хрипел Верещагин, лежа на нижней полке.

Одна пуля из той проклятой, первой очереди пробила ему бицепс правой руки, вторая — прошла навылет с правой стороны груди, третья — разорвала мундир и оцарапала ребра.

— Поедете. И икорки черной покушаете, штабс-капитан. Вы двужильный, справитесь. На свадьбе вашей еще плясать будем.

— Какая, к черту, свадьба, полковник? Какая свадьба? — он беззвучно рассмеялся, а потом дернулся от боли. — Где там этот санитар с морфием? Хотя черт с ним, с морфием… Перебьюсь, пусть его… Ребяткам нужнее.

Мы потеряли двенадцать юнкеров и одного унтера. Тяжелораненых было семь, легкораненых — семнадцать. Стоило ли удивляться, что пленных почти не было? Одного взял Иван, на террасе, второй был контужен моей гранатой в самом начале, и его притащили за шкирки два эстандарт-юнкера, наиболее дисциплинированные и хладнокровные из всех. Младшие командиры как-никак!

Их допрашивал сам Царёв. Я даже не удивился, когда оказалось, что гортанное наречие башибузуков он знает на вполне приличном уровне, а что касается его умения наводить жути и пробирать до печёнок — тут и вовсе ни одного конкурента на десять тысяч верст окрест найти было невозможно.

— Шеф! — Иван, наконец вернулся из тамбура, где стращал пленных.

— Ну, как дела в пытошной, Ваня? — невесело усмехнулся я, когда мы вышли в проход и встали у окошка рядом с титаном.

— Дела весьма интересные, — озадаченно проговорил он. — Вместе с этим отрядом были два таинственных «ак-эфенди», то есть — господ с кожей белого цвета. Они вели башибузуков, они же всё и планировали, и пулемет предоставили, и скалу взрывали. По плану — эти бандиты должны были захватить груз из пломбированных вагонов, а ценности и деньги пассажиров были всего лишь приятным дополнением.

— То есть они ждали всё-таки нас?

— Нас да не нас. Подцепить к товарняку вагоны с юнкерами решили в самый последний момент — это мне Ермолаич сказал. Вся охрана — двадцать полицейских, животом маяться начали. Вот и решили совместить приятное с полезным — мол, с юнкерами всяко безопаснее. А пассажирские вагоны вроде как с опозданием на час должны были пустить. При этом самим пограничникам сообщить о том, что они должны бдить и защищать груз — позабыли.

— Или не позабыли?

— Или так.

— И что там за груз?

— А это только начальник поезда знает.

Мы переглянулись.

— Ермолаич! — постучал я в купе проводников.

— Да, господин офицер!

— А позови ты нам начальника поезда, будь так добр?

— Эхе-хе… Позову, позову.

Воспользовавшись тем, что Верещагин забылся тяжелым, дурным сном, я полез в саквояж — хотел найти хоть что-нибудь на смену окровавленному и дырявому кителю. Рана моя, а скорее — царапина, едва ныла, зашитая, обработанная и туго перевязанная всё тем же Царёвым, так что я мог двигаться вполне свободно.

Переодеться оказалось не во что. Шальная пуля продырявила мой багаж, и застряла в толстой коже саквояжа, попортив практически всю одежду.

Пришлось встречать новость о том, что в пломбированных вагонах мы везли две тысячи винтовок нового образца для Эвксинского гарнизона и боеприпасы к ним, в дырявой нижней сорочке.

-Кажется, господин младший научный сотрудник, наше путешествие перестает быть томным, — задумчиво проговорил я.

Царёв молча смотрел в окно. Его глаза имели точно такое же выражение, как тогда, не Итиле, когда он высчитывал экономические показатели для постепенной ликвидации бурлачества как класса. И меня это, честно говоря, пугало.

Конная лава перехлестнула через холм и пошла вровень с поездом. Полоскались на ветру знамена — черное, имперское, и зеленое — традиционное. Гордая посадка, архалуки с газырями, бекеши, черные папахи — всё это выдавало во всадниках горцев.

— Горская дивизия, понимаешь! — произнес Ермолаич. — Как Императора-то прошлого умучили, так они с фронта снялись и свои селения оборонять пошли. И ни лоялистов, ни имперцев, ни башибузуков на винтовочный выстрел так и не подпустили… Разве что для того, чтоб шашками порубать. Присягали, понимаешь, Династии, а не Империи! Так и сидели в горах пока синие Эвксину тиранили… Но людей к себе принимали, этого не отнять. Гостеприимство у них — святое дело!

— А нынче? — я знал ответ на этот вопрос, просто хотелось услышать его версию.

— А нынче нет у Государя нашего слуг более преданных, чем горцы. Присягали-то они Династии. Они, говорят и отца его в горы свои звали. Мол, защитим, убережем… Да куда там!

Поезд замедлял ход, приближаясь к полустанку на самой окраине моего родного города. Саму Эвксину было не видать за высотами, она раскинулась по ту сторону холмов, у моря.

Царёв зашел в тамбур и сказал:

— Видели, шеф? Это за нами.

— В каком смысле, Ваня?

— Я рацию починил, у начальника поезда. В нее две пули попало, но ничего критичного. Вот и вызвал их сюда. Пойдемте, шеф, нас ждут великие дела!

Понятно. Император остается Императором…

Сдав Верещагина и других раненых с рук на руки суетившимся на перроне медикам, и препоручив юнкеров заботам какого-то смутно знакомого премьер-майора в родном «хаки», мы тепло попрощались с Ермолаичем, и двинулись к перелеску — туда, где спешивались горские всадники.

Я так и шел в потертой сорочке, грязных галифе и сапогах, сетуя на то, что до сих пор и не довелось привести себя в порядок. Зато Царёв, на котором после боя не было и царапины, успел почистить брюки и френч, и причесать слегка отросшие волосы, так что выглядел он вполне прилично.

Хорошо хоть погода радовала — переменная облачность, теплый ветер…

Нам на встречу на рысях выдвинулись трое верховых, остановив лошадей примерно в пяти шагах. Я всматривался в лицо их лидера и не мог поверить — Искандер?! Брат?!!

Он был похож на улучшенную версию меня самого. Чуть выше, чуть шире в плечах, чуть уже в талии, с живым смуглым лицом, горящим взглядом, легкими движениями. Горец ловко спрыгнул с коня, сдернул с головы папаху и преклонил колено. Его примеру последовали другие всадники.