— Государь!

— Встаньте, друзья, встаньте! Искандер, рад, что прибыл именно ты. Многое нужно обсудить, а времени мало…

Всё-таки Искандер! Сколько времени я его не видел? С тех пор как поступил вольноопределяющимся в армию? Он рубился на Южном фронте, сокрушая протекторатских сателлитов, я — сидел в окопах на Северном. А потом он вернулся домой, а я… А я не вернулся. Некуда было возвращаться.

— Брат! — выдохнул горец. — Живой!

Мы крепко обнялись. На Кафе и в Эвксине троюродный — это значит близкий родственник. Ближе Искандера у меня никого не осталось, и сейчас моя душа пела: я — не один!

Император переводил взгляд с меня на брата и назад, пытаясь осознать услышанное, а потом медленно проговорил:

— Нет, это решительно — доказательство существование Высшей Силы, как бы ее не называли люди. Два человека, которым я доверяю безоговорочно, оказались братьями! Право, какой конфуз… Я пытаюсь править страной, а не вижу фамильного сходства своих ближайших соратников!

Мы с братом переглядывались и улыбались, шагая к лагерю горцев. Понимали — разговор состоится потом. А пока…

— У вас есть что-нибудь… — я сделал беспомощный жест, имея виду свой жалкий внешний вид.

— Хах! Леван, Гьарг — вы знаете что делать. Мой брат должен выглядеть как настоящий джигит!

Не было печали… Теперь придется выглядеть как настоящий джигит!

Стоило признать — традиционный горский костюм, который одновременно являлся и военной формой, выглядел чертовски мужественно. Белый бешмет, черный архалук с газырями, ичиги из мягкой кожи, каракулевая папаха… К поясу я привесил кобуру с револьвером, Гьарг — бородатый ординарец Искандера — протянул мне кинжал, отменного качества клинок в простых ножнах. Такое оружие считалось табельным, навроде кортика у моряков.

Я с грустью подумал о шашке, которая осталась в Аркаиме.

— Пойдем, кунак, — горец поманил меня за собой. — В шатре совещание.

Проходя мимо разбитого всадниками бивака я слушал их особый говор, в котором еще оставалось место словам древнего наречия, почти повсеместно вытесненного имперским языком, впитывал их эмоциональные, акцентированные интонации… Как будто вернулся в детство, когда с отцом ездили в горные селения, к его дядьям. Перед глазами замелькали картинки прошлого: изумрудные луга, ледники, водопады, кони над обрывом, орел в вышине… Высокие, двухэтажные каменные дома, сады полные фруктов, ребятишки, атакующие друг друга деревянными шашками…

Голос Государя я услышал издалека.

-…арестовать генерал-губернатора провинции, начальника железнодорожной полиции Южного и Кафского участков железных дорог. Привести в боевую готовность Преторианский Легион и выдвинуться к Яшме. Придать преторианцам авиационные и панцерные соединения поддержки — по штату военного времени. Первый и второй пехотные корпуса — демонстративный выход на линию Нарбута, боевое слаживание с гарнизонами укрепрайонов, снабжение — как будто завтра война, господа! Вот сюда и сюда — передислоцировать цеппелины… Здесь — Отдельная бригада сверхтяжелых панцеров должна стоять через четыре дня. А-а-а, ваше превосходительство. Отлично выглядите! Присоединяйтесь, — Император указал на место у стола рядом с собой.

И продолжил сыпать цифрами, экономическими выкладками и проектами законов. Прошелся по брошенным деревням и захиревшим полям, благоустройству городских кварталов Яшмы и других столиц провинций, отдельно остановился на ремесленных училищах и фабриках по производству компактных двигателей внутреннего сгорания для речных судов.

Всё бурлаки ему покоя не дают!

Здесь, в шатре было полно незнакомых, деловитых людей, которые сосредоточенно слушали Императора, не боясь при этом уточнить, добавить дельное замечание, перебить — если выводы Его Величества были основаны на неполных данных. Помимо горских архалуков, тут мелькали хаки пехотинцев, плюмажи кавалерии, черепа и кости на шевронах преторианцев, «олива» пограничников. Увидел я и кое-кого из лейб-гвардии, несколько чиновников в вицмундирах… Но никого — званием выше полковника, или статского советника, все молодые — не старше сорока-сорока пяти лет. Глубинное государство Императора? Система внутри системы? Опричники?

В углу, на плетеном кресле сидел Марк Вознесенский в белой форме лейб-акустика и черных круглых очках. Он заложил ногу на ногу и время от времени поводил головой, прислушиваясь.

Став по правую руку от Императора, и прислушиваясь к докладам офицеров, управленцев и спецслужбистов, я всё больше приходил в состояние прострации. Оказывается, всё то время, что мы путешествовали этот великодержавный живой арифмометр проводил жесткий анализ окружающей имперской действительности. И делал выводы. Теперь полетят десятки голов, придут в движение хорошо смазанные кровью и потом последних лет шестерни государственной машины, Империя вздрогнет... По крайней мере — южные провинции.

По всему выходило — тут глубоко пустила корни иностранная агентура. Мертвенно-бледный мужчина с лысой головой — видимо, конторский — с отличной дикцией рапортовал об активности тевтонского Абверамта на Кафе. Орден тянул свои щупальца к Шемахани, подбираясь через нее к Леванту, где уже сейчас разворачивались первые стычки финикийских репатриантов с племенами башибузуков.

Моавитяне, один из наиболее могущественных союзов родов у башибузуков, провозгласили Кетсаль Савас, целью которого было утопить в море каждого финикийца, независимо от пола и возраста. К священной войне во имя Баала вот-вот должны были присоединиться филистимлянские кланы. Священная война против таких же баалопоклонников. Отменно!

За Кафом разворачивались эпохальные события, запущенные неким талантливым виндобонским художником с дурацкими усиками, которого прихоть судьбы и демократичное волеизъявление Капитула сделало Великим Магистром. Алоиз Раубаль стремительно становился одной из самых ярких звезд на политическом небосклоне Старого Света, наряду с президентом Грэем и Его Величеством. И это откровенно пугало.

Одиозные политики довели мир до Великой Войны, и у меня были веские причины думать, что второй такой мясорубки мир уже не переживет... По крайней мере — его выкрутит наизнанку, и он превратиться в нечто совершенно чуждое...

Император не был одиозным политиком. Он вообще политиком не был, поскольку никогда в жизни не стремился взять власть в свои руки и править в соответствии с постулатами той или иной идеологии. Абсолютная власть над миллионами подданных свалилась на его плечи случайно — по праву рождения и усилиями двух идеалистов: старого полярника и молодого поручика. И стоя тут, за этим столом, в окружении государственных мужей и военных деятелей, и глядя на Ванечку Царёва, который взмахом руки вершил судьбы страны и мира, я, черт меня возьми, убеждался, что всё это было не зря. Он был совершенно точно на своём месте...

А я — нет. И потому, как только совещание закончилось, вышел наружу, под сень лиственницы — обдумать услышанное. Искандер подошел тихо, как барс, легко ступая по хвое в своих мягких ичигах, и хлопнул меня по плечу:

— Брат! Ну вот, теперь ты настоящий горец, краса и гордость эвксинского народа! — он обвел взглядом новенький архалук. — Я вижу — высоко поднялся, м?

— Да и твой полет низким не назовешь, Искандер. Командующий Горской дивизией, ну надо же! — нашивки на его рукаве говорили сами за себя.

— Пришлось поднять зеленое знамя после гибели Аугена в Калдахарском ущелье. Шашки вон, кони — в галоп... Мы потеряли семьдесят человек за полчаса, но втоптали бригаду синих в грязь, и воды Калдахары были красными от крови безбожников!

— Но нейтралитет...

— Ха! — сказал Искандер, и я всё понял.

Одно дело — официальная верность Династии. А другое — неприятие горцами новых порядков, вводимых Ассамблеями. Все равны, но некоторые — ровнее? Для моих соплеменников лоялисты были кем-то вроде буйно помешанных, и отношение к ним выстраивалось соответствующее.