Этот беспринципный делец и торговец контрабандой, владелец гостиницы с весьма темной славой внезапно оказался человеком принципиальным и дорожащим своей репутацией! Какие, однако, сюрпризы подбрасывает нам судьба!
Вдруг дверь гостиницы с шумом распахнулась:
— Дайте, дайте мне сюда этого человека и я... — Стеценко вломился в холл подобно урагану, выхватил меня из кресла и принялся вальсировать со мной по всему лобби. — Черт тебя дери, поручик, черт тебя дери! Ты чего! Какого черта? Ты куда и вообще — как...
Он явно был невероятно рад меня видеть! Я, впрочем, тоже. Но не до такой степени, чтобы танцевать бальные танцы со старым боевым товарищем.
— Полноте, дражайший мой заместитель начальника экспедиции! У меня ребра трещат, и физиономия болит от ваших объятий! Я жив, не совсем здоров, но как боевая единица всё ещё представляю из себя определенную угрозу для вероятного противника.
Стеценко наконец успокоился, остановился, отряхнул зачем-то ладоням мне архалук, пригладил волосы на моей голове...
— Живой! Живой, и всё такая же зануда. Как же нам тебя тут не хватало! — и рухнул в кресло, из рук у Башира вынул неприкуренную сигарету и захлопал по карманам в поисках спичек.
Я протянул ему горящую зажигалку Монтгомери. Он взял ее, прикурил, а потом уставился на изящную вещицу в своих руках.
— Так! Это что — трофей? — спросил он. — Только не говори сейчас, что вот то, что вон там вон громыхало, это...
Он ткнул пальцем куда-то себе за спину, имея в виду, видимо, остров Ахтамара. Мне оставалось только плечами пожать. У Башира расширились зрачки, когда он понял, о чем идет диалог, а потому, чтобы не дать ему сказать лишнего слова, мне пришлось спросить самому:
— Давай, Стеценко. Расскажи, на каком сейчас свете наша экспедиция. Обрисуй ситуацию в двух словах?
— В двух словах? А предлог считается? — шельмец сунул зажигалку себе в карман, и, не дожидаясь моего ответа, выдал: — Мы в дерьме!
* * *
XXVII КРЫШИ ШЕМАХАНИ
— ... нас едва не прикончили люди Джавдета, представляешь? Чертовы фанатики заблокировали Золотые Ворота и не пропускают никого ни в долину, ни из нее! Но наш золотой мальчик, оказывается, в драке — сущий дьявол! Дьявол и ангел одновременно, если ты понимаешь, о чем я. Он поверг наземь и покалечил дюжину вооруженных мужчин, но не убил ни одного! Странный парень. В общем, нам пришлось сделать хороший крюк, идти тайными тропами, мне показал их один ханурик... И настроение было ни к черту — мы перевернули весь караван-сарай, пытались найти твои следы, но — такая буря... У нас не было другого выхода, мы шли в Шемаху. Прибыли три дня назад, сюда, к Баширу. Я пустил слушок по городу, мол ищем человека, пропал. Описал нужным людям твои приметы... Мне смеялись в лицо — мол, тут пропадают по два десятка человек в месяц, и всем наплевать, если ты не из коренных и зажиточных. Я слыхал что-то такое, но не мог поверить — а теперь вот... Да еще и Царев этот со своим радио и со своей мадмуазель Раджави!
Мы шли по каким-то закоулкам, впотьмах, Стеценко выискивал путь едва ли не по азимуту: Шемахань он знал на удивление хорошо. Видимо, проворачивал делишки с Баширом — отсюда и сведения о тайных тропах. Я старался не потеряться и потому ничего не отвечал на поток слов, который лился у него изо рта.
— Представляешь, сначала он кинулся искать эту Ину Раджави. Чертов кудесник! Ванечка, кажется, знает все языки в мире! Ему открывали каждую дверь, куда бы он ни стучался, даже в квартале для знати. И он нашел ее — точнее, нашел особняк, куда мы сейчас и идём. Дамочка как раз там и обреталась! Царев пробыл в доме не больше получаса, вернулся в очень странном расположении духа и заявил, что на мне теперь лежит задача поисков в городе, а он нашел союзника для прочесывания окрестностей и вообще — всей долины Шемахи. А еще он сказал, что уверен: вы не погибли, но вам нужна помощь. Есть у него такое чувство, так ему подсказывает сердце... — остановившись и оглядевшись, Стеценко кивнул своим мыслям: — Так, здесь надо подняться наверх, пойдем по крышам!
Крыши у шемаханских зданий были в большинстве своем плоские, местные их использовали для ночных моционов, сбора дождевой воды, в качестве места для сушки белья и дополнительной хозяйственной площади. Дома бедных кварталов стояли близко друг к другу, так что, если знать маршрут, который не пересекал бы широких улиц, то, имея определенную сноровку, пройти можно было бы довольно далеко, почти к самому Старому городу.
Но Стеценко не вел меня к Старому городу! Мы скакали по крышам аки сайгаки, нам вслед неслась брань, хлопали ставни окон, метались вспугнутые птицы, гремела черепица. Луна светила ярко, помогая не сбиться с пути к таинственной обители Ины Раджави. Электрическое освещение осталось далеко позади, на центральных улицах. Бедные районы поглотила тьма, разрываемая редкими огоньками масляных и керосиновых ламп.
Меня вконец замучила одышка — всё-таки несчастья минувших дней давали о себе знать, а первитин давно выветрился из моей крови, лишив злой заемной силы.
— Стеценко! Стеценко, остановись, черт тебя дери!
— Здесь нельзя останавливаться, здесь хозяева стреляют в потолок, если слышат шаги! Давай к амбару!
На одних морально-волевых я оттолкнулся ногами и неловко прыгнул через провал узкой улочки. Это было бы верхом кретинизма — расшибиться в каком-то смрадном закоулке шемаханских трущоб. Больно ударившись ребрами о поребрик крыши, я всё-таки ухватился за него руками и влез наверх. И вовремя — там, где мы только что были, по ту сторону пропасти, раздался грохот выстрела, запахло порохом и послышались жуткие ругательства на дили.
— Они что, из мушкетона стреляли? — просипел я.
— А че-орт их знает, что там у них за карамультуки! Тут через раз так... Один пырнуть норовит, второй — афедрон прострелить... — Стеценко протянул мне руку. — Ну что, пойдем дальше?
Я пытался отдышаться и оглядывался, обшаривая взглядом окрестности. Мы удалились от гостиницы Башира версты на две и всё время двигались вдоль набережной, приближаясь к самому хвостику "запятой" шемаханских кварталов, пробираясь по их границе с районами баалитов, периодически пересекая ее для удобства пути. Мне была непонятна фаталистическая храбрость Стеценки, который выстроил траекторию прямо по этой самой тонкой красной линии, но спорить с ним я не собирался — наверное, другие варианты добраться до Царёва были гораздо опаснее и затратнее по времени.
— Хочешь, я с первого раза угадаю, куда ты меня ведешь? — наконец мне удалось отдышаться.
Стеценко пожал плечами:
— Давай, шеф. Угадывай.
Я ткнул пальцем в обширное подворье чуть в стороне от берега моря. Двухэтажный дом, кирпичные стены в полтора человеческих роста, уютный дворик... Имелся в этой усадьбе и обширный сад и виноградник очень характерной конусообразной формы с высоким металлическим шестом посередине и расходящимися от него тросами. По тросам вилась лоза с крупными гроздьями. Огромные ягоды я видел даже отсюда, они блестели капельками влаги в свете единственного на весь район электрического фонаря. Стеценко недоуменно воззрился на меня и спросил:
— И как это у вас получилось? Тут полно солидных домов, здесь живут иностранцы: финикийцы, имперцы, арелатцы, кое-кто из тевтонов и иллирийцев — в основном коммерсанты и торговые представители... Как вы вычислили дом Ины Раджави?
— Думаю, это не ее дом, но она иногда им пользуется... Мы кретины, Стеценко. Особенно — я. Я очень большой кретин... Давай-ка прежде, чем мы пойдем туда, ты расскажешь мне еще раз — что произошло с Царёвым, и как он себя вёл, пока меня не было.
— Это обязательно делать сейчас, шеф? Мы в двух шагах от него, сами всё сможете спросить через какую-то минуту!
— У тебя пистолет заряжен? — я уселся на поребрик, свесил ноги вниз, достал из кармана оружие и выщелкнул магазин, проверяя готовность оружия к бою. — И да, это обязательно.