— Не могу, я же служу в дорожной полиции.

— И я тоже.

— Простите, молодой человек, — высунулся с умным видом ангел. — У вас должны быть связи и в других отделах.

— Так, Улька лучше меня всех знает. Я чаще на полевой работе, а она в офисе заседает, протоколы печатает.

— А как же мой случай? — не удерживается от едкого вопроса мажор.

— Захотелось размяться.

— Угу! Размялась.

Я ловлю убийственный взгляд Макара и пожимаю плечами: кто же знал, что встреча с ним окажется судьбоносной: в небесной канцелярии перепутают наши души, и исправлять положение придется целых три месяца.

Вот и сейчас, словно кто-то невидимой рукой руководит нашими жизнями. Дело принимает плохой оборот. Мишка тупит, я нервничаю, Макар трясется от холода, адвокат всех разглядывает с нескрываемым любопытством, словно изучает людишек на стекле под микроскопом.

— Миш, посмотри на нас, — ткнула его в плечо. — Мажора сегодня укусил мой корги, мы встретились, чтобы разобраться в ситуации.

— Разве корги кусаются? — искренне удивился друг. — Это же собаки-пастухи.

— Но…

Я захлопываю рот. Как объяснить приятелю, что ситуация неординарная, что бедный Сэми сошел с ума от происходящего. Он слышал интонации и слова хозяйки, сказанные чужим голосом и идущие совсем из другого тела.

— Слушай, ты чего капризничаешь? — не выдерживает Макар. — Тебя несколько человек просят.

— Эй, — завопил бомж. — Долго еще? Сейчас обоссусь!

— Миш, — я умоляюще заглядываю в глаза приятелю и очень боюсь, что вернусь в тело Макара, не завершив разговор. — Не могу я сейчас с полицией связываться.

— А-а-а, — кивнул качок и уставился вниз. — А у этого господина марафон по пересеченной местности?

— Какой марафон?

Я перевожу взгляд и холодею, мажор выглядит слишком по-домашнему. Мало того, что он напялил на мокрое тело только футболку и спортивные штаны, так еще и на ногах ничего нет. Так сказать, легкий променад босиком суровым осенним вечером.

Неужели спасать меня выскочил? Странный товарищ.

Но… приятно…

— Странная у вас встреча, — басит качок.

— Миш, помнишь, билеты… — подмигиваю ему. — Я свои обещания держу.

— Ладно, уговорила.

Приятель дает тумака бомжу, видимо, срывая на нем свое недовольство, тот вопит благим матом, но, получив еще один тычок, затыкается и ворчит себе под нос. Минута — и он исчезает в глубине салона Мишкиной машины. Я наблюдаю, как она разворачивается и выезжает из арки и подмигивает габаритными огнями, сворачивая на проспект.

— Все, больше не могу! — подпрыгивает козликом мажор и несется к подъезду. — За мной!

Мы с ангелом бежим следом. В квартире Макар набрасывает на себя плед и прячется в ванной.

— Чего это он? — удивляется Пайель.

— Пошел по-маленькому.

— По какому?

Я смотрю на него выразительно, вижу, что небесный человек не в курсе людских бытовых проблем и вздыхаю:

— Тебе не пора освободить из плена душу бедного адвоката?

— Э-э-э, и как это сейчас будет выглядеть?

— Что?

— Ну, адвокат очнется в квартире Макара и совершенно не поймет, как он здесь оказался. Решит еще, бедняга, что спятил.

— Значит, ты, узурпатор, так и будешь его тело занимать.

— Я еще не обдумывал этот вопрос, — важно заявляет он и бросается к медальонам, лежащим на столе.

Я несусь следом и в шоке останавливаюсь: золотой цвет преобладает на две трети, мы ошарашенно переглядываемся.

— Ура! — шепчу срывающимся голосом. — Ура! — уже кричу.

Дверь ванной приоткрывается.

— Что случилось?

— Макар, медальоны желтеют!

Он влетает в комнату, хватает меня в охапку и начинает кружить. Я смеюсь от счастья. Еще немного, и мы останемся в своих телах навсегда.

— Пайель, чертов ангел! Как это получилось?

— Молодой человек, — пыжится небесный житель. — Ангел не бывает чертовым.

— Не цепляйся к словам, ты, небожитель! — Макар встряхивает Пайеля за плечи. — Лучше объясни!

— Ты бросился на защиту Ульяны, не думая о себе, потому и золото стало активничать.

— Так просто? — поражаюсь я, внутри все дрожит от радости.

— Э, молодежь! — приводит нас в чувство ангел. — Рано радуетесь.

— Почему?

— Ну, директор небесной канцелярии не зря говорила о трех месяцах, а прошло еще несколько дней. Не так просто вернуть судьбы на место.

— Что мы должны делать? — хором кричим, не задумываясь, и переглядываемся.

— Жить вместе, есть — пить вместе. Короче, сосуществовать.

— И спать? — хмурюсь я.

— Ага, — подмигивает этот паразит. — Желательно, на одной кровати.

Я открываю и закрываю рот, как рыба, выброшенная на берег. Нет, конечно, я все понимаю, надо так надо, но никто не говорил, что я должна спать с мажором.

— Только не это! — рявкаю на мужиков, у которых мысли лишь об одном крутятся. — Не дождетесь.

— Хочешь в чужом теле до конца жизни остаться?

— Я уже вернулась в свое. Пока, мальчики! Сэми, за мной!

Иду к двери, задрав подбородок, пусть сами, как хотят, так и выкручиваются. Корги, стуча коготками по паркету, торопится за мной. Макар бросается к двери и перекрывает путь.

— Спятила?

— Нисколько. Я передумала. Мне кажется, этот субчик нас с тобой разводит по-черному, — кидаюсь к ангелу и хватаю его за грудки. — Признавайся, где прячешь скрытую камеру?

— Какую камеру? — закрывается руками тот. — Откуда?

— От верблюда! — наступаю я. — Сам посуди, мы вернулись в свои тела, теперь надо разбежаться и больше никогда не видеться. Чем дальше мы друг от друга, тем крепче держится душа в родном теле. А ты, небесный сводник, предлагаешь совсем другое.

— А ведь верно! — вдруг поддерживает меня Макар и цепляет Пайеля за воротник. — Пора тебя досмотреть.

Пока ангел хлопает ресницами, я делаю подсечку и валю его на пол. Мажор одной рукой выворачивает карманы, Сэми издалека помогает громким лаем, подпрыгивает, но ведет себя как воспитанная собака: не бросается, не скалит зубы, не рычит…

Мы возимся, сталкиваемся плечами и руками, вдруг одновременно поворачиваемся и выкрикиваем:

— Твою ж мать!

Слова ангела в который раз за этот день шокируют и бесят. Именно бесят! Такое впечатление, что кто-то издевается над нами или устроил веселый розыгрыш, вот только нам с Ульяной невесело.

Нет, я ничего не имею против, если красивая и изящная женщина окажется в моей постели, одного взгляда на нее достаточно, чтобы во мне проснулись первобытные инстинкты, но все же: мы едва знакомы, да еще и не ладим.

Идея Ульяны о скрытой камере и меня заводит. Почему мы не подумали о ней сразу? Поверили на слово этому небесному болвану. Вдруг, и правда, лейтенант права: нас разыгрывают, а мы идем следом, как телки на поводке.

Ангела обыскиваем со всей страстью, хочется еще и тумаков ему надавать, но берегу укушенную руку. Анестезия уже перестала действовать, чувствую нарастающую боль. Мы с девушкой лезем в одни и те же карманы, ощупываем обшлага пиджака, отвороты брюк.

И сталкиваемся, сталкиваемся, сталкиваемся…

В один момент я вдруг понимаю: боли нет, движения легкие и свободные.

— Твою ж мать! — вопим оба и бросаем Пайеля.

— Что, вредители, добились своего? — встает, отряхивается тот и показывает на медальоны.

Да, достигнутый прогресс исчез, словно его и не было. Перламутровые сосудики светятся насыщенным голубым цветом, будто никогда и не желтели.

Ульяна плачет. Слезы текут по выбритым щекам, капают с носа и с подбородка. Не думал, что у меня такие объемные слезные железы. Девушка размазывает соленую влагу по лицу, всхлипывает и стонет, качая руку:

— За что мне все это? За что?

— Ладно, я, пожалуй, пойду, — пятится к двери испуганный ангел. С чего бы это? Или он виноват? — Вы уж тут сами как-нибудь без меня справитесь. Еду я вам принес, в кухне на столе лежит пакет.