— Никаких собак в своей квартире я не потерплю! — возмущаюсь я.

— Без Сэми не поеду!

— Да, пошла ты!

Бесит!

Каждое слово девицы бесит и выворачивает нервы наизнанку. Так бы и заехал в сопатку, одно останавливает: свою же рожу портить буду, а не хочется. Сжимаю пальцы в кулаки, длинные ногти впиваются в кожу, со злости растопыриваю их и отворачиваюсь к окну. «Сегодня же эти царапалки обрежу! Нужно успокоиться! Нужно успокоиться!» — внушаю себе.

И все равно: бесит!

Ангел останавливает машину во дворе дома Ульяны.

— Сколько тебе надо времени, чтобы собрать вещи? — спрашивает он ее.

— Час.

— Полчаса, не больше! — ворчу я. — Ждать не буду!

— А ты иди за ней, — толкает меня Ангел.

— Зачем?

— Как думаешь, если чужой мужик полезет в квартиру девушки, что соседи скажут?

— Ек-макарек! Вот попал!

Выползаю из машины и плетусь за Ульяной. Она держит в руках свою сумочку, вытаскивает ключи и замирает перед дверью подъезда. Большой мужик с дамской сумочкой выглядит смешно. Кажется, она тоже соображает, поворачивается, дожидается, пока я подойду, и сует ключи мне.

— Открывай.

— А сама что?

— Соседка смотрит.

Оглядываюсь: действительно, на балконе первого этажа вижу седую голову в кудряшках, обрамляющих сморщенное старческое лицо. Бабка держит в руках театральный бинокль.

— А это ей зачем? — кручу в руках связку ключей, не могу найти нужный от магнитного замка.

— Чтобы в мельчайших подробностях знать все и обо всех, — горячо шепчет Седых. — Бабка живет новостями и охотно делится ими со всем двором. Шевелись!

— Ты бы еще с десяток ключей на одно кольцо навешала!

— Не твое собачье дело!

Ну, что за вредная девка! Бесят такие! Ненавижу! Еще и эти титьки мешают, лямка ползет, между ног свербит, в туалет хочу. И как, скажите на милость, мне это делать?

К черту все!

От злости роняю ключи, подбираю и, выпрямляясь, ловлю любопытный взгляд из-за стекла. Я наконец открываю дверь, но зайти в подъезд мы не успеваем: распахивается балконное окно, и женщина высовывается наружу.

— Ульяна, а это кто с тобой? Жених?

Бабка сверлит меня взглядом, а я смотрю то на Ульяну в моем теле, то на Ангела, который размахивает руками в машине.

— Нет, баба…

Начинает отвечать Седых и толкает меня локтем в бок. Я встряхиваюсь и открываю рот:

— Нет, баба…

— «Нюра», — подсказывает одними губами Уля.

— Нет, баба Нюра, — пищу я. — Это знакомый по работе.

— Симпатичный знакомый. Ты смотри там, не шали! Матери вмиг позвоню!

Я хватаю Седых за руку и толкаю ее в подъезд. Только здесь делаю первый судорожный вдох, словно сидел долго под водой и исчерпал все запасы воздуха.

— Ну, бабка!

— Поднимайся быстро, она еще и в глазок смотреть будет.

Я чуть ли не бегом взлетаю по ступенькам на второй этаж, у квартиры Уля отбирает ключи и распахивает дверь. Слышу стук частых коготков, и в прихожую врывается корги. Собачка радостно взвизгивает, бросается ко мне, но, не добежав пару шагов, тормозит, начинает метаться, потом с размаху плюхается на поту. Из ее пасти выплескивается обиженный и тоскливый вой.

— Сэми, крошка, — ласково приговаривает Ульяна и идет к ней. — Это же я, не бойся!

Но песик в ужасе подпрыгивает и несется в комнату, смешно виляя задом.

— Да, кажется, мы разрушили привычный мирок собаки, — вздыхаю я. — Сколько тебе надо времени на сборы?

— Я быстро. Посиди в комнате.

Но это было легче сказать, чем сделать.

Добрейшее существо принимает меня за врага. Я даже не представляю, что творится в маленькой голове. Сэми видит перед собой облик хозяйки, но не чувствует ее. Он начинает метаться, крутиться, а потом набрасывается на меня и вцепляется намертво в ногу. Счастье, что я успеваю среагировать и отдернуть ее, иначе осталось бы тело Ульяны с прокушенной икрой.

Но острые зубки вонзаются в плотную ткань форменных брюк так сильно, что, когда я вскакиваю, корги висит на ноге тяжелым грузом и яростно рычит.

— Сними его с меня! — кричу я благим матом и кручусь по комнате. — Ты, псина, спятила, что ли?

Но Сэми только взвизгивает и еще сильнее сжимает челюсть. Брюки на резинке, не закрепленные ремнем, едут вниз, я подхватываю их руками и не знаю, то ли избавляться от взбесившейся собаки, то ли воевать со штанами, которые уже сползли с задницы и готовы свалиться на пол.

— Сэми! Сэми! — уговаривает собаку Ульяна. — Я здесь, дружочек, я здесь.

Она хочет схватить корги за ошейник, но пес резко отпускает меня и хватает зубами хозяйку. От неожиданности я теряю равновесие и падаю на ковер, сверху валится Седых, а завершает кучу-малу Сэми, который торжественно запрыгивает на грудь лейтенанта.

— Твою ж мать! — воплю я. — Задавили!

Хрупкое женское тело не выдерживает такой тяжести, я чувствую, как начинаю задыхаться. Но Ульяна хватает Сэми за бока, поворачивается на бок и скатывается с меня. Она вскакивает, бросает бедного песика, который мужественно выполнял свой собачий долг, в ванную и запирает ее.

Я еложу по полу пятками, пытаясь подняться, запутываюсь в штанинах, которые спиралью обвились вокруг икр и связали ноги получше веревки. Наконец мне удается сдернуть брюки. Ульяна подлетает ко мне и тянет за руки. Я смотрю на нее снизу вверх и чувствую себя полным придурком. Лямка съехала на плечо, голые ноги призрачно белеют, а растрепанные волосы закрывают лицо.

Ульяна в моем теле выглядит не лучше. Пот течет от висков по щекам, подмышки тоже пропитываются влагой, хорошо, что сегодня надел черную футболку, но от запаха у самого кружится голова. И как бабы выдерживают пахучих мужиков? Мне, сколько ни мойся и не заливай себя парфюмом, не удается полностью избавиться от аромата гормонов, а они отрываются в моем теле по полной программе.

И тут звонят в дверь…

От резкого звука мы подпрыгиваем и бросаемся в разные стороны. Я несусь к двери, на полдороге соображаю, что ответить не могу, смотрю на мажора, а этот идиот скачет на одной ноге, пытаясь натянуть штаны, но не попадает в брючину.

Так бы и прибила на месте, как муху, только свое тело жалко, калечить не хочется!

— Уля, что у тебя случилось? — скрипит в замочную скважину бабка. — Почему Сэми плачет!

— О боже! За что мне это? — всхлипывает мажор, наконец попадая в штанину.

— Живо отвечай! — толкаю я его.

— Я?

Он таращит глаза, никогда не думала, что могу так по-идиотски выглядеть.

— А кто же? Посмотри на себя!

Разворачиваю его к зеркалу, он бросает взгляд на отражение, шепотом матерится и послушно летит к выходу.

— Все хорошо, баба Нюра, не волнуйтесь, — елейным голоском мурлычет мажор. — Сэми гулять хочет. Мы уже выходим.

— Спятил? — я от бессилия кручу пальцем у виска, на большее не хватает соображения.

— Через десять минут, — поправляется он и заглядывает в глазок.

Я отталкиваю его и смотрю сама. Бабка стоит, не двигаясь. Неужели она будет ждать? От этой мысли спина холодеет: долгий разговор с вредной старухой мажор не выдержит, выдаст себя с головой.

Плюю на него и мечусь по квартире, собирая вещи. А мне кажется, будто неуклюжий слон топочет, постоянно задеваю то стол, то диван, то шкаф, не могу справиться с большим телом. И вдруг мажор хватает меня за локоть.

— Брось все! — шепчет на ухо.

— Почему? — столбенею от такой наглости я.

— Как ты объяснишь соседке, почему с сумкой из дома выходишь?

— Вот зараза!

— Бери документы и комплект белья, я от твоего бюстгальтера скоро с ума сойду! Чешется все.

— Тогда выметывайся из моего тела, узурпатор!

Раздражение просто разъедает душу, не думая о последствиях, хлопаю его кулаком по спине. Он сгибается от боли, мне становится нехорошо, но через секунду мажор идет на таран. Он врезается головой в живот, я взвизгиваю басом, мы падаем на пол.