Сколько времени награждаем друг друга тумаками, не знаю, оно словно остановилось. Я не умею управлять большим телом мажора, оно кажется неуклюжим и неудобным, еще приходится беречь хозяйство между ног, помню, какое болючее — это место.

Макар оказывается шустрее, он изворачивается и седлает меня верхом.

— А-а-а! — довольно скалится он, возбужденно сияя глазами. — Сдаешься?

Только сейчас время срывается с места и сразу накидывается какофонией звуков. Дверной звонок заливается трелью, где-то на полу верещит телефон, а бедный Сэми охрип от лая. И опять шевелится что-то внутри, словно маленькая птица трепещет крыльями, причем не одна, а целая стая. Близость мажора рождает в груди какое-то непонятное чувство.

— Слезь с меня, — прошу уже спокойно. — Посмотри, что мы наделали.

Квартира превратилась в поле боя. Вещи разбросаны, плед с дивана валяется на полу, книги и журналы слетели с журнального столика, стулья валяются. Волосы на голове мажора стоят дыбом, а из прикушенной губы сочится кровь. Я, наверное, выгляжу не лучше, у большого тела и повреждений больше.

Мы поднимаемся, не сговариваясь и не споря, приводим все в порядок. Я бросаю в рюкзачок зубную щетку, паспорт, карты. Открываю ящик нижнего белья и захлопываю: стыдно. Ничего, мажор богатый, купит себя что-нибудь получше, чем та дешевка, которую я ношу.

— Ты готова?

— Да.

— Может, оставим собаку на соседей?

— Нет.

— Не упрямься, скажи, что в командировку едешь.

— А ты бы друга бросил?

— Что-то я не заметил, чтобы пес в тебе признал друга. Скорее врага.

— Иди к нему.

— Почему я? Хочешь, чтобы он покусал меня?

— Ко мне он вообще не пойдет.

Этот говнюк еще и спорит! Закрываю на миг глаза, закончились доводы, пальцы сами сжимаются в кулаки. К распухающей губе добавлю еще парочку синяков. Как завтра пойду на работу?

И тут бьет по голове! Какая работа? В таком виде никуда не могу показаться. Глазам становится горячо, слезы затуманивают все вокруг. Но Макар все же услышал меня. Он подошел к ванной и заворковал через дверь.

— Сэми, голубчик, пойдем, погуляем.

Корги затихает, он явно прислушивается к интонациям голоса. Мое сердце сжимается от тоски, бедный песик!

Мажор осторожно приоткрывает дверь и, широко улыбаясь, протягивает к Сэми руки. Корги присаживается на задок, отползает назад, секунду думает, принюхиваясь, и бросается в объятия — признал. Я наблюдаю, как шершавый язык вылизывает щеки мажора, и чувствую укол ревности.

— Уходим!

— Где поводок?

Точно! Показываю на крючок возле двери, Макар пристегивает корги, и дружной семьей, словно только что не дрались и не материли друг друга, мы вываливаемся на лестничную клетку. Баба Нюра сползает с подоконника.

— Эт, что вы там делали, Улька? — бросается она к мажору.

— Трахались! — выпаливает тот! — Молодые, горячие, хотим трахаться! Ясно вам!

Макар хватает меня за руку и тянет вниз по лестнице. Мы несемся, не считая ступенек, а смех просто раздирает грудь. На улицу вылетаем, держась за животы. В машину заскакиваем, хохоча во весь голос. Ангел удивленно смотрит на нас, и такое у него уморительное лицо, что мы снова заливаемся смехом.

— П-поехали! — заикается мажор. — Быстро… бабка… Ха-ха-ха…

— Господи, ну ты и выдал! Ха-ха-ха! Трахаемся! Бабка чуть с ума не сошла, — вторю ему я.

Только на трассе мы немного успокаиваемся, оглядываемся.

— А где Сэми? — спрашиваю мажора.

— Разве ты его не взяла?

— Он был у тебя на поводке.

— Тормози!!!

— Я с вами сойду с ума! — вопит ангел.

Кое-как он разворачивается и летит обратно. Хорошо еще, что отъехали недалеко. От волнения кусаю губы, сижу, вцепившись в дверную ручку, и смотрю в окно, боюсь пропустить питомца. Сэми — домашний пес, на улице не выживет.

— Вот он! — кричит мажор.

— Где?

— В соседний двор побежал.

Реакция у ангела отличная, он тут же направляет машину по нужному курсу. Как только она останавливается, Макар выскакивает из машины. Я высовываюсь за ним, он свирепо зыркает на меня, машет рукой, а сам несется к детской площадке, где скачет, распугивая мамаш и детей, несчастный Сэми.

— Сэми, мальчик, иди к папочке! — зовет мажор.

— Я его придушу! — вырывается у меня стон. — Ну, какой папочка! Что он мелет!

Но Сэми откликается на голос. Макар, провожаемый удивленными взглядами мамаш, ловит собаку за поводок и подтягивает к себе. Я облегченно выдыхаю. Мажор хватает корги на руки и бежит обратно.

— Мама, а разве это дяденька? — вдруг спрашивает малыш, который сидит в песочнице недалеко от машины. — Почему он папочка?

Ответа я не слышу, Макар садится в машину, а шустрый ангел сразу нажимает на педаль газа. Я откидываюсь на спинку кресла и закрываю глаза: наконец-то пять минут покоя.

Увы! Покой нам только снится. Притихший корги, вылизав лицо мажора, решает заняться мною. Он вытягивает шею, предупреждающе рычит и вдруг бросается на меня, метясь прямо в горло.

Это конец!

Ульяна неожиданно вскрикивает. Я сначала не понимаю, что случилось, и тут вижу, как наглая мелкая псина группируется пружинкой и бросает свое тело на девушку. Та рефлекторно закрывает лицо рукой, моей рукой, черт возьми! И в нее тут же впиваются острые зубы.

Кровь брызжет во все стороны, слюна пенится на губах корги, а моя глотка издает такие горловые звуки, что уши в трубочку сворачиваются от ужаса. Но прислушиваться к руладам некогда. Хватаю плед, лежащий на заднем сиденье, и накидываю его на голову Сэми.

— Сними его с меня! — вопит Ульяна.

— Как? Вместе с моей кожей?

Тяну Сэми за ноги, Ульяна рычит моим голосом, машина виляет: это ангел не смотрит на дорогу. Что за безумный день!

— Ангел, какого хрена!

— Вот такого!

Он паркует машину у обочины, разворачивается всем телом и помогает мне оторвать собаку от лейтенанта.

— Аптечка в багажнике! — кричу ему, держа извивающуюся псину на вытянутых руках.

Страшно смотреть на ее оскаленную мордочку, но, хотя бы на меня Сэми не бросается. Выскакиваю на улицу и быстро привязываю корги к ручке двери, а поводок наматывают на спинку водительского кресла.

Ангел приволакивает аптечку. Ножницами срезаю рукав куртки и осматриваю рваную рану. Уля всхлипывает, закрывает глаза и откидывается назад.

— Не переношу вида крови, — цедит сквозь зубы она. — Сделайте что-нибудь, иначе…

Рвотный позыв в пояснениях не нуждается. Рву зубами упаковку стерильной салфетки и прикладываю ее к ране.

— Потерпи немного, — говорю ей и приказываю ангелу: — Дай перекись!

Вдвоем мы обрабатываем рану, убираем следы преступления в салоне и наконец облегченно выдыхаем.

— Что делать будем? — стонет Уля.

— Рана некрасивая, зашивать надо, — качает головой ангел.

— Тогда придется делать уколы от бешенства.

— Сэми не бешеный! Он просто испугался, — защищает питомца Уля. — Правда, мальчик?

Мальчик, услышав чужой голос, обращенный к нему, заливается звонким лаем.

— Твоя псина растерзала мою кожу! — бурчу я. — Мою! Мне и решать, что делать. А уколы потерпишь! Это я жертва, правда, ангел. Как тебя, кстати, зовут?

— Пайель

— Как? Ну и имечко!

— Так уж нарекли, сама не выбирал, — обижается ангел.

— Ладно, Пайель, вези нас в больничку.

— А с Сэми что делать будем? — кривится Ульяна.

— В багажник его!

— Прошу, — ангел показывает рукой на скулящую собаку. — Она только к тебе идет.

Вздыхаю, выбираюсь из машины и присаживаюсь на корточки перед корги.

— Что делать будем? Ты, нехороший песик, покусал свою хозяйку. Правда, сейчас она в моем теле, но воспитанные собаки так не делают.

Сэми виляет хвостом. Что ж, он прав. С его точки зрения, он разобрался с врагами. Хозяйка как раз жива и здорова и сидит перед ним. Влажной салфеткой вытираю ему мордочку, беру на руки и перебираюсь на переднее сиденье.