— Я поставлю ее в Национальном театре, — объявил Гай.

Гарриет заглянула в «Троила и Крессиду» и увидела, что в этой пьесе двадцать восемь ролей со словами. Подобная постановка казалась малоосуществимой, и ее охватили дурные предчувствия, как после мрачного сна. Она попыталась воззвать к разуму Гая, но он со смехом отмахнулся.

— Мало кто из студентов знает английский настолько, чтобы играть Шекспира, — заметила она.

— Им достанутся самые мелкие роли. Есть же и другие люди — наши друзья, коллеги по миссии…

— Что же, ты думаешь, что у сотрудников миссии найдется время на любительский театр?

— Моя постановка не будет любительской, — просто ответил Гай.

— А костюмы! Столько денег, столько работы… а потом никто не придет.

Она говорила с такой тревогой, что он снова рассмеялся.

— Будет ужасно весело, — сказал он. — И все придут. Вот увидишь. Это будет полный успех.

Его уверенность успокоила ее, но она продолжала опасаться провала и попыталась уговорить его на компромисс.

— Может быть, просто устроить читку в аудитории?

— О нет. Надо сделать всё как полагается. Румыны понимают только язык роскоши.

— И когда ты собираешься начать?

— Как только мы вернемся.

Они вернулись в Бухарест ближе к вечеру. За два дня до возвращения они послали Якимову телеграмму. Когда они вошли в гостиную, там никого не было.

— Вот видишь! — Гай был доволен собой. — Он ушел. Я же знал, что с ним не будет никаких проблем.

Не будучи так в этом уверена, Гарриет отправилась в спальню. Войдя, она сразу же ощутила густой незнакомый запах. Шторы были задернуты. Отодвинув их, она оглядела комнату, где царил полный беспорядок, и увидела на кровати спящего Якимова, завернувшегося в одеяла. Она сердито потрясла его за плечо.

— Просыпайтесь.

Он медленно приходил в себя. Она сдернула одеяло, и он обиженно уставился на нее одним глазом.

— Вы что, не получили нашу телеграмму?

Он с трудом сел, пытаясь улыбнуться.

— Дорогая, как приятно снова вас видеть! Вы хорошо съездили? Рассказывайте же.

— Мы рассчитывали, что вы съедете до нашего возвращения.

— Яки уходит, прямо сегодня… — Он обернулся к окну; лицо у него было опухшее, а кожа порозовела, словно свежий шрам. — Ужасный холод.

— Поднимайтесь и одевайтесь. Надо сменить постельное белье.

Морщась от холода, Якимов вылез из постели, продемонстрировав поношенную и очень грязную пижаму из алого крепдешина. Он натянул поношенный парчовый халат и пробормотал:

— Совсем болен. Надо принять ванну.

После чего заперся в ванной.

Выразив радость от возвращения хозяев, Деспина сообщила, что в их отсутствие произошла катастрофа: котенок погиб.

— Нет! — воскликнула Гарриет. Якимов был тут же забыт.

Деспина, мрачно кивая, рассказала, как это случилось. Как-то утром, пока она убирала комнату, котенок выбежал на балкон и по балюстраде перебрался на балкон соседней квартиры. Служанка («Румынка, конечно», — уточнила Деспина многозначительно) шикнула на него и махнула тряпкой. Котенок испугался, потерял равновесие и упал на мостовую с девятого этажа. Деспина нашла его уже мертвым. Она была уверена, что он умер мгновенно.

Гарриет разрыдалась. Эта потеря казалась ей непереносимой. Она стояла, согнувшись, и плакала так горько, словно рухнула вся ее жизнь. Гай беспомощно глядел на нее, пораженный таким накалом горя.

— Эта служанка! — взорвалась наконец Гарриет. — Чертово чудовище!

— Милая, ну что ты, — увещевал ее Гай. — Девушка не понимала, что делает.

— В этом всё дело. Они напоминают людей, но на деле не лучше животных. Это-то и мерзко. — Она вновь заплакала. — Котенок мой, бедный мой котенок!

Через некоторое время она высморкалась и спросила:

— И где же был Якимов в это время?

— А, этот, — презрительно сказала Деспина. — Спал.

— Конечно, он спал!

Теперь ее гнев был направлен на Якимова, и Деспина попыталась отвлечь хозяйку от ее горя, подлив масла в огонь.

— Он только ел, ел, ел и всё время спал!

Она рассказала, что потратила все деньги на хозяйство, которые ей оставили. Ей удалось получить кредит в магазине, где знали, что она работает на англичан, но этот кредит был ограничен. На Пасху Якимов пригласил гостей — какого-то принца и графа — и потребовал хороший ужин. Деспина, стремясь защитить честь Принглов, превзошла самое себя; ей пришлось отправиться к господину профессору Инчкейпу и взять у него взаймы две тысячи леев.

— Вы сказали ему, зачем нужны деньги? — спросила Гарриет.

Деспина кивнула.

— А он что сказал?

— Рассмеялся.

— Надо думать!

Деспина начала рассказывать о прочих бедствиях и говорила так быстро, что Гарриет за ней не успевала.

— Он хотел, чтобы она что-то ему постирала, — неодобрительно пояснил Гай. — Она отказалась.

— Целую гору одежды! — возопила Деспина.

— Он сегодня съедет, — пообещала Гарриет и попросила сделать чаю.

Когда принесли чай, в гостиную вошел Якимов, уже одетый. Он держался так опасливо, что Гарриет ничего ему не сказала. Деспина купила пирожных к возвращению хозяев, и он поглощал их рассеянно и печально. После чая он сел поближе к огню. Гарриет, не в силах дождаться его ухода, спросила, где его новая комната.

— Пока не нашел, дорогая моя.

— Надо было заняться этим заранее.

— Я плохо себя чувствовал.

— Вы вообще собираетесь уходить?

— Куда же мне идти? — спросил он отчаянно.

Деспина наводила порядок в спальне. Гарриет, надеясь, что Якимов уйдет в ее отсутствие, пошла поговорить с ней. Несколько минут спустя в комнату вошел Гай.

— Дорогая, будь добрее, — сказал он очень серьезно.

Что-то перевернулось у нее внутри, но она ответила:

— Это мой дом. Я не буду жить с человеком, которого презираю.

— У него нет денег. Никто не пустит его, если он не заплатит вперед. Пусть он останется. Нам ничего не стоит его принять.

— Стоит. Гораздо больше, чем ты можешь вообразить. Иди и выгони его.

— Дорогая, я не могу. Я уже сказал ему, что он может остаться.

Она отвернулась и подошла к туалетному столику, рассеянно гадая, как такому разумному и деликатному человеку всегда удается настоять на своем.

Гай принял ее молчание за согласие и весело сказал:

— Знаешь, дорогая, это и нам пойдет на пользу!

— Ты хочешь сказать, что он вернет хотя бы часть денег?

— Деньги — это ерунда. Дело в пьесе. Он идеально подойдет на роль Пандара. У него голос Пандара! Он будет звездой постановки.

— Опять эта чертова постановка!

— Если мы выгоним его, — добавил Гай, — он пойдет на улицу, и его вышлют из страны. А если он останется, ему придется прилично себя вести. И я заставлю его работать. Вот увидишь.

— Я не хочу, чтобы он тут жил, — решительно ответила она и вышла в гостиную, где Якимов уже расположился в кресле с бутылкой țuică.

Спустя несколько дней Гай пригласил друзей на первую читку «Троила и Крессиды». Перед их приходом Гарриет распахнула двери на балкон. Голубой свет заливал мостовые и серебрил крыши. Дни становились всё длиннее и теплее, и по вечерам на улицы вновь высыпали толпы людей. Звуки автомобильного движения, до того заглушаемые снегом, теперь хлынули в комнату. Впервые в этом году она оставила окна открытыми.

Гай был занят тем, что резал старое пингвиновское издание пьесы. По его деловой манере было ясно, что он вне себя от восторга.

Гарриет было позволено читать за Крессиду. На днях Якимову купили раскладушку и поставили ее в пустовавшей комнате, и теперь он начал осознавать, что Гай всерьез намеревается дать ему роль Пандара. Предполагалось, что он выучит ее наизусть. Впервые услышав об этом, он с улыбкой отмахнулся:

— Это вряд ли, дорогой мой. Учеба никогда мне не давалась. Ничего не могу запомнить.

— Я прослежу за тем, чтобы вы всё выучили, — ответил Гай.