Дождавшись конца этого спектакля, который разыграл Кларенс, Дэвид спросил:

— Железные Ворота? Он что, вообразил, будто там и вправду ворота стоят? Видимо, они хотят взорвать пороги и заблокировать проход судов вдоль правого берега. Немцы его тут же расчистят, — сказал он с пренебрежительным смехом. — Водевильный персонаж, конечно. Берут этих древних солдафонов и говорят им, мол, в случае успеха не ждите признания, в случае провала — вся ответственность на вас. Они от такого без ума.

Гарриет уже не могла молчать.

— Но зачем им для этого Гай? Если он попытается взорвать Железные Ворота, то разве что сам подорвется. А Кларенс, конечно, ловко выкрутился.

Пораженный ее горячностью Гай, который уже успел позабыть о присутствии жены, сказал:

— Дорогая, только никому об этом не рассказывай. Обещай.

— Да кому мне это рассказывать?

— Гарриет — стерва, — медленно протянул Кларенс. После паузы он задумчиво добавил: — Мне нравятся стервы. Всегда знаешь, чего от них ждать.

Гарриет промолчала, но про себя отметила, что теперь знает, какого Кларенс мнения о ней на самом деле. Фантазия, зародившаяся в день похорон Кэлинеску, уже исчерпала себя. У такой ситуации были свои преимущества: словно тебе вдруг предложили вторую личность. И вместе с тем, видя, как Кларенс с надменной улыбочкой развалился на стуле, она испытала желание подойти и спихнуть его с этого стула на пол.

Видимо, Дэвид также ощутил нечто в том же духе, поскольку вдруг предложил:

— Давайте-ка что-нибудь устроим.

Наклонившись вперед, он задумчиво и злорадно глянул на Кларенса:

— Давайте его разденем.

Он внезапно поднялся и решительно двинулся к Кларенсу, уже не шутя. Краем глаза он взглянул на Гарриет, и она тут же вскочила, движимая тем же желанием сделать Кларенсу какую-нибудь гадость.

— Пойдем, — позвала она Гая, и тот присоединился к нападению.

Кларенс сидел с закрытыми глазами, покачиваясь на задних ножках стула и опираясь головой о стену, и словно не понимал, что происходит, пока они не набросились на него. Тут он потрясенно распахнул глаза, ножки стула поехали вперед, и он повалился на спину, стукнувшись головой об пол. Он огляделся, словно только проснулся, после чего снова закрыл глаза и пробормотал:

— Да наплевать.

Дэвид решительно навалился на свою жертву, словно пытаясь удержать грабителя, хотя тот даже не сопротивлялся. В его движениях было нечто мстительное — словно он наконец-то загнал в угол давнего врага. Гарриет ухватила его за плечи.

— Знаете что… — Кларенс сделал вялую, бессмысленную попытку вырваться. Он высвободил руку и попытался оттолкнуть Гарриет, она укусила его за палец, и он взвыл. Только Гай воспринимал происходящее как игру.

Дэвид принялся стаскивать с Кларенса брюки. Тяжелый и сильный, он трудился над этим делом с основательностью палача. Повинуясь его указаниям, Гай стащил штанины с ботинок. Когда с брюками было покончено, Дэвид триумфально поднял их в воздух.

— Что теперь?

— Выбросьте их на балкон, — предложила Гарриет. — Пусть сам за ними идет.

Кларенс не шевелился, изображая обморок.

Дэвид вышел на балкон, и в комнату ворвался ледяной воздух. Он вернулся, хлопнув дверью.

— Выбросил их на улицу, — неубедительно объявил он со смешком.

— Мне плевать, — пробормотал Кларенс.

Всеобщий запал угас так же внезапно, как и зародился. Они разглядывали Кларенса, который лежал на полу в подштанниках. Кларенс молчал и не шевелился, и они возобновили свою беседу и позабыли о нем.

Через некоторое время он рывками принялся подниматься. Приведя себя в сидячее положение, он покачал головой и вздохнул, после чего медленно поднялся и вышел на балкон. Некоторое время он пребывал там, под снегом, на морозе, натягивая брюки, после чего вернулся в комнату, аккуратно закрыл стеклянные двери, задвинул щеколду и, не говоря ни слова, вышел. Остальные умолкли и слушали, как Кларенс натягивает пальто в передней. Входная дверь тихо закрылась.

После паузы Гарриет произнесла:

— Да что с нами произошло? Зачем мы это сделали?

— Это была шутка, — ответил Гай, но голос его звучал неуверенно.

— Мы вели себя как дети, — сказала Гарриет, и ей вдруг пришло в голову, что они и в самом деле еще не доросли до той жизни, которую вели тут. — Что не так с Кларенсом? Он мне как-то сказал, что всех подводит.

— Кому-то надо разобрать его и пересобрать заново, — заявил Дэвид с тяжеловесной иронией.

— Я мог бы заняться этим, будь у меня время, — заметил Гай.

— Гарриет могла бы. — Дэвид хитро улыбнулся ей.

Гарриет порозовела, понимая, что ей было жаль Кларенса, пока он приводил себя в порядок и тихо, беззлобно уходил. Дэвид и Гай были гораздо моложе его, и их связывала давняя дружба. Кларенса не мог не задеть тот факт, что они объединились против него. Она сочувствовала ему, но всё же спокойно отреклась от него, ответив:

— Не хочу я его пересобирать. С чего бы?

И они заговорили о другом.

На следующее утро, оставшись одна, Гарриет вытащила конверт Гая и вскрыла его, просунув карандаш под клапан. Внутри обнаружился чертеж поперечного сечения — чего же? Артезианской скважины? Или, вернее, нефтяной. Чего-то, что собираются взорвать. Заглушка в трубе была подписана единственным словом: «Взрыватель». Других пояснений не было. Она запечатала конверт и положила его обратно в ящик.

Следующие несколько недель она не слышала о Военном Объединении ни слова, пока Гай как-то раз не позвонил из университета, чтобы сообщить, что не придет на ужин. Его вызвали на собрание.

— Не к Шеппи, надеюсь?

Гай признал, что именно к Шеппи, и быстро добавил, что Кларенс отказался идти и предложил вместо этого сводить Гарриет поужинать. Ей понравится, добавил Гай. Кларенс собирался отвести ее в новый ресторан, «Ле Жарден», а Гай потом встретился бы с ними в Английском баре.

Когда Кларенс зашел за Гарриет, она смотрела новости. Линию Маннергейма прорвали, но, за исключением боев на Карельском перешейке, война не развивалась.

Кларенс прослушал новости с недовольным выражением лица. Казалось, он стеснялся того, что они с Гарриет остались наедине, и та, наслаждаясь его неловкостью, стала оживленно щебетать. Она сказала, что, хотя многие верят, будто скоро «непременно что-то произойдет», остальные считают, что с войной практически покончено. В любом случае теперь о ней уже мало кто думал. Она стала фоновым шумом, о котором вспомнят, только когда он утихнет. Евреи преисполнились уверенности в будущем, а цена фунта на черном рынке упала ниже довоенных ставок.

Кларенс выслушал ее, периодически бормоча что-то в ответ, после чего взял в руки книгу, которую она сейчас читала. Это был один из романов Лоуренса; Гай включил его в программу на этот семестр.

— «Кенгуру»[50], — прочел он презрительно. — Ох уж эти современные романисты! Почему среди них нет приличных писателей? Взять хотя бы эту ерунду…

— Я бы не назвала Лоуренса современным романистом.

— Вы же понимаете, о чем я. — Кларенс нетерпеливо перелистнул страницы. — Все эти темные боги, фаллические символы, этот… этот фашизм! Омерзительно.

Он отбросил книгу и вызывающе уставился на нее. Она подняла книгу.

— Предположим, что мы пропустим этот треп, как вы его называете, и прочтем то, что останется, — просто как текст.

Она прочла вслух один из абзацев, отмеченных Гаем. Это было описание заката над пляжем Мэнли. «Долгие зеленые волны океана», «звездно-белая пена», «розовые отблески на сумеречно-бирюзовом море».

Кларенс тяжко вздохнул, будучи в ужасе от услышанного.

— Я знаю! — простонал он, когда она умолкла. — Все эти бесконечные цвета — это просто собранные вместе слова. Так всякий может.

Гарриет перечитала этот абзац про себя. Почему-то он уже не казался ей таким живым и ярким, как ранее. Она была склонна винить в этом Кларенса.