— Ты станешь моими глазами, — сказал он, не открывая рта.

В порту никому нет до тебя дела. Никто не задает лишних вопросов. А если даже и спросят, почему у тебя, скажем, белые волосы, достаточно будет ответа: «Потому что это не твое дело, вот почему». На вопрос: «Ты кто?» всех в целом устроит ответ: «Никто».

Уже только за это можно любить порт, не правда ли?

А вот в таком пафосном месте, как королевский дворец, подобный ответ не устроит ни гвардейца, ни даже горничную. Хотя какое им может быть дело?

Днем порт наполнен людьми, которые тебя даже не замечают. Кто-то спешит пристроить багаж, другой ищет билетную кассу, третий только что сошел с корабля и осматривается в ожидании, когда подойдет носильщик с тележкой. Днем вопросов не будет вообще. А ночью… Ночью в порту не остается лишних людей. Швартовки после заката запрещены, да и покидать гавань до рассвета тоже не имеет права никто, кроме рыбаков на небольших лодках. В порту остаются только матросы, которым некуда или незачем идти, и грузчики, которым заплатили за сверхурочную работу. И те, и другие могут в охотку почесать языками, но их любопытство поверхностно. Их устроит любой ответ, они не возражают против откровенной лжи, если она прозвучит занятно. Хотя иную правду и сказать-то не выйдет так, чтобы ей поверил хоть кто-то.

А во дворце у стен есть глаза и уши. Где бы ты ни был, кто-то да увидит тебя. Увидит, услышит и непременно донесет, кому следует. Даже если ничего не понял — тем вероятнее, что кому-то перескажет. А чтобы сшить куски собственных домыслов, щедро от себя добавит. Днем во дворце толчется куча людей. Канцеляристы смотрят по сторонам не менее пристально, чем посетители, а языками чешут не менее охотно, чем прислуга. Ночью они все расходятся, но и тогда не легче, ведь любой гвардеец на посту смотрит в оба. Бдит, чтобы ни одна тень не прошмыгнула мимо.

Теням лучше в порту, чем во дворце. Спокойнее, вы не поверите. В порту, как в месте, откуда начинаются и где заканчиваются путешествия, всегда живет надежда. Хотя бы… Чужая.

А еще иногда, да хоть даже и ночью, можно найти что-то по-настоящему уникальное, ценное, необходимое. Как будто нарочно, чтобы привлечь внимание, кто-то сложил плоские голыши пирамидкой на бочке. Может быть, кто-то занятый своими делами не обратил бы на эту странность внимания. Но когда взгляд буквально заточен на поиск странного и необычного, этот знак бросается в глаза.

Интересно, о чем думал тот, кто оставил в порту без присмотра белый магистерский плащ?

Стейнар разбудил Терри когда в маленьком окошке едва разлились синие предутренние сумерки. Без церемоний толкнул ногой, заставив перекатиться с одного бока на другой. Благо, ниже пола падать было уже некуда. Терри накрыл воспаленные глаза рукой и подумал, что надо было все-таки дождаться, пока северянин уснет, чтобы зарезать его во сне. Как многие хорошие идеи, эта пришла запоздало. В любом случае, Терри понятия не имел, когда Стейнар заснул и спал ли он вообще. Он и про себя-то не был уверен, что спал дольше пары минут.

Аннели уже умылась и теперь переплетала косу. Пальцы ее двигались быстро и сноровисто, а лицо было безмятежным, будто она собиралась пойти на занятия, а вовсе не решала в последний момент, какую судьбу выбрать: уйти на шхуне в неизвестность вместе со Стейнаром или вернуться в Академию, из которой сбежала.

— Мирного утра, — прохрипел Терри, ни к кому конкретно не обращаясь. Первым делом он потянулся к ране на руке. Пальцы нащупали махристый край повязки. Странно, накануне не нашлось никакой холстины, чтобы разорвать на бинты. Да и не до того было. Терри напрочь забыл о кровоточащем порезе, когда обнаружил, что голос северянина звучит у него в голове. Правда, никаких ответов он не добился. Стейнар ограничился тем, что сказал, будто это продлится не дольше, чем «кровь будет помнить». А попытки разобраться с плетением потоков с помощью очков привели лишь к тому, что Терри и без них понял: дикари в меховых жилетах умудрились собрать из серебра, проволоки и камней нечто вроде пары связных браслетов, которые работают точь-в-точь как описывал Талсиен в «Песнях Второй эпохи».

На первом курсе Терри начал разрабатывать грубое подобие. Как понял, как умел — а понимал и умел он в тот момент мало. Но даже этого было достаточно, чтобы Парлас и Карьян отняли у него разработку и на основе его расчетов сотворили свою подделку, а теперь… Теперь ему в руки каким-то совершенно чудесным образом попал оригинал. Или что-то очень близкое к тому.

— Ты уверен, что мне можно будет вернуться? — тихо спросила Аннели вместо приветствия. Все-таки она волновалась. Синяя атласная лента выскользнула у нее из пальцев, а она даже не заметила. В тусклом свете лампы ее лицо выглядело серым и уставшим.

— Я клянусь тебе, теперь меня точно никто не посмеет тронуть, — хрипло пообещал ей Терри. — А вместе со мной и тебя.

— Это хорошо, — вздохнула Аннели и, спохватившись, наклонилась за лентой.

Стейнар надел поверх теплой пушистой кофты меховой жилет и сейчас затягивал под подбородком завязки потешной вязаной шапки. Выражение лица у него было чрезмерно хмурое для владельца полосатой шапки с «ушами». У него была перевязана ладонь.

— Ты давай не затягивай. Выясни, кто или что угрожает Ульфе, пока я могу тебя слышать. Если что серьезное — помоги ей, договорились?

Терри зачем-то подергал торчащие концы повязки, будто проверяя их на прочность. Рана саднила. Бурая кровь на белой рубашке предвещала совершенно ненужный интерес со стороны Карху или других безопасников.

— Договорились, — мрачно сказал он. С одной стороны, он был рад, что в его распоряжении оказалась настолько ценная волшебная вещь. С другой — да гори оно все пламенем! Опять поручения! Но отказать он не мог. Даже спорить не было нил сил, ни желания.

— И чтец этот ей принадлежит, а не тебе. Не забывай об этом.

— Не забуду.

— Ну бывай тогда. Если надо будет напомнить чтецу вкус моей крови, спроси у Васке, где меня найти.

— Хорошо, — покорно ответил Терри. Кивать он благоразумно избегал. В голове плескался янтарный горький кисель, и очень не хотелось его лишний раз тревожить. Обещанной Доуреллом потери памяти после имперского вина не было, но состояние в любом случае нормальным называть язык бы не повернулся.

Стейнар напоследок кивнул им обоим на прощание, пожелал девушке найти хорошего мужа, и ушел, оставил их одних. Терри проводил взглядом его широкую спину, потом переглянулся с Аннели и растерянно спросил:

— А он заплатил за комнату, как считаешь?

* * *

— Нет, они издеваются, — горестно вздохнул Терри, пытаясь нашарить под перевернутой лодкой свой плащ. Теряя терпение, он опустился на колени и заглянул в темную щель между корпусом и мостовой. Ничего.

— Ты оставил здесь что-то? — спросила Аннели удивленно.

— Белый плащ. Украли. Кому в порту мог понадобиться магистерский белый плащ? — в отчаянии спросил у небес Риамен. Небеса промолчали.

— Он непромокаемый, рыбакам подойдет, — равнодушно ответила Аннели. Терри засмотрелся на нее. Девушка накинула на плечи отороченный мехом жилет — наверное, он принадлежал Ульфе, судя по тому, как хорошо сидел на тонкой девичьей талии. Холодный морской воздух кусал ее бледные щеки и расцветал на скулах слабым румянцем. Светлые пряди волос над висками выбились из косы и порывистый ветер играл ими. Она смотрела в сторону моря таким взглядом, будто прощалась с ним навсегда.

Терри устыдился, что переживает из-за плаща, когда девушка переживает из-за своего будущего. Он встал, отряхнул брюки.

— Ну не сотрут же меня в самом деле за этот плащ, верно? — с нервной усмешкой спросил он.