От одного только воспоминания мороз по коже!

Эсстель укуталась в пушистую вязаную шаль. Нашарила рядом с кроватью удобные ночные туфли. Встала и прошлась по комнате из одного угла в другой, по широкой дуге огибая туалетный столик и зеркало. Включила высокую напольную лампу под сатиновым абажуром. Сама лампа была имперской, а ткань абажура разрисовали риорские художники — по личной просьбе принцессы населили бледно-голубой купол летящими птицами. Эсстель провела пальцем по тонкой журавлиной шее до красного хохолка и отвернулась. Подошла к окну, будто могла разглядеть в темной осенней ночи источник выматывающей головной боли, причину своих дурных снов и страхов. Но стекло отразило лишь половину ее бледного лица — с той стороны, которая была освещена лампой.

Принцесса поспешно рванула витой шнур и сдвинула вместе ночные шторы.

В такие моменты она особенно остро чувствовала свою уязвимость. Связывающая магия крови забирала у нее спокойный сон, здоровье и силы, и ради чего? Чтобы ее тень с маской смерти на лице шлялась по коридорам и временами сбегала в город? Даже у принцессы не было такого права: свободно выходить из дворца. Только под конвоем, только с разрешения. А меж тем она чувствовала… тем особым противоестественным чутьем, что ее двойник сейчас где-то в городе. Для чего? Отец послал ее убить кого-то? Что-то украсть?

Стараясь отвлечься от дел, которые не имеют к ней отношения, Эсстель взяла какую-то книгу с полки и вместе с ней устроилась в кресле под лампой. Но с тем же успехом она могла бы попытаться «прочитать» цветочную вязь на ночных шторах, к которым все равно постоянно возвращался ее взгляд. Бессмысленно перелистывая страницу за страницей, Эсстель не столько скользила глазами по строчкам сколько размышляла, как поступит отец, если однажды ее двойника поймают на месте преступления. Как бы он ни старался запереть дочь, все равно год от года все больше людей могли похвалиться, что удостоились чести встретиться с принцессой и беседовать — неужели они не могли встретить на улице девчонку с белой косой, заговорить с ней и заподозрить сходство внешности и голоса?

За этими думами, из которых то и дело норовили вырасти запутанные многоходовые планы, пролетели оставшиеся до завтрака часы. В дверь постучали. Эсстель отложила книгу, так и не запомнив, о чем она. Голова разболелась пуще прежнего, в таком состоянии ей следовало бы попросить горничную позвать лекаря, но это приведет лишь к тому, что она окажется заперта в одиночестве еще как минимум на один день. Наедине со своей болью и страхами.

Горничная вошла, поклонилась и представилась. Эсстель только вздохнула, в очередной раз увидев незнакомое лицо. Почему-то отец больше доверял новым людям, чем проверенным. Будто человек, прослуживший короне дольше нескольких декад или лет с большей вероятностью предаст, чем недавно нанятый незнакомец! Будто вероятность измены только растет с годами беспорочной службы…

— Мне следует накрыть стол к завтраку в вашей опочивальне, ваше высочество? — неловко кланяясь, выдавила горничная. На вид ей было немногим больше, чем принцессе. Эсстель подумала, что надо говорить дружелюбно, но не смогла совладать с лицом и голосом.

— Нет, не нужно, — излишне поспешно ответила она и сама удивилась насколько жестко прозвучали ее слова. — Ничего не нужно, девушка. Вы свободны.

На щеках горничной вспыхнул румянец, она еще раз — наверное в третий за считанные минуты! — поклонилась и поспешила покинуть опочивальню принцессы. И только после того, как захлопнулась дверь, Эсстель сообразила, что только что испортила о себе первое впечатление. Давно такого не случалось. Обычно ей хватало выдержки улыбаться незнакомым людям и говорить с ними ласково, располагая к себе, а тут неосторожно показала новенькой ту сторону, которую от посторонних обычно прячут.

Ну что же теперь делать? Не бежать же за девушкой, чтобы обезоруживающе улыбнуться и предложить отведать чаю! Эсстель в известном смысле оказалась в затруднительном положении, поскольку приличная одежда принцессы всегда многослойная — и традиционная, и несколько облегченные современные аналоги. Она, как могла, сама оделась, выбрав среди платьев такое, что хотя бы застегивалось спереди. Причесалась и, помедлив, разделила густые волосы пальцами на три пряди, чтобы заплести косу. Все равно это лучшее, что она может сделать с собственными волосами без помощи горничных. И эта прическа как нельзя кстати подходила по случаю к тому разговору, на который она надеялась вызвать отца.

Она хотела показать, насколько сильно призванный двойник влияет на нее.

Впрочем, разговору этому если и было суждено состояться, то не в тот день, когда Эсстель впервые заплела косу в знак протеста. Вместо завтрака она направилась прямо к кабинету отца, рассчитывая застать его за работой. Ведь не просто так напротив его двери дежурил один из его гвардейцев. Хотя вернее было бы сказать, что несчастный гвардеец спал сидя на узком диванчике для ожидающих, уткнувшись лбом в сцепленные в замок пальцы.

Поколебавшись, Эсстель легонько дотронулась до его плеча.

— Его величество у себя? — вполголоса спросила она.

Встрепенувшись, гвардеец уставился на принцессу как на говорящую птицу Фейсу из сказки. Эсстель под его пристальным недоверчивым взглядом засомневалась, что ей удалось справиться с завязками верхнего платья. Показалось, что широкий пояс на груди завязан не просто неправильно, а даже вульгарно.

— Его величество велел не беспокоить, — наконец хрипло выдавил гвардеец. — Мне жаль, принцесса.

Эсстель посмотрела на двери кабинета, жалея, что не умеет просвечивать взглядом стену насквозь, как ее древние предки.

— Он там… не один? — только эта причина казалась достаточно веской, чтобы уйти даже не согласовав аудиенцию у отца. — А секретаря вы тоже отослали прочь?

Тяжелый взгляд стал ей ответом.

— Да, ваше высочество.

— Досадно, — вздохнула Эсстель. Она помедлила под испытующим взглядом гвардейца. Сперва в голову пришла довольно дурацкая идея подождать под дверью, но какой же смысл ждать, если король не спал ночь — его либо надо будет караулить до самого обеда, либо он выйдет в таком настроении, что лучше и не попадаться ему под руку, не то что заводить разговоры на опасную тему.

Но стоило ей сделать пару шагов к лестнице, как дверь отворилась.

Эсстель обернулась и увидела того, кого она меньше всего ожидала увидеть во дворце.

Магистра. Сына Лассель Риамен.

Тот королевский завтрак Терри запомнил на всю оставшуюся жизнь.

Потом он раз за разом прокручивал в памяти прозвучавшие реплики, и пытался придумать более достойные ответы. Вспоминал, как мрачнел король, как благодушие сменялось жестоким блеском в темнеющих от гнева глазах и продолжал искать — уже без всякой пользы — другие слова. Более взвешенные. Осторожные.

Но прозвучавшее слово не засунешь в мешок и не запрешь под замок. Все случилось как случилось.

С другой стороны, а что если вины Терри никакой и не было, а истинная причина крылась в том, что король разговаривал со своими демонами, на них и ярился? Или, быть может, все это произошло из-за появления принцессы?

Король с явным неудовольствием встретил дочь после бессонной ночи, заполненной путаными разговорами о загадках древней магии и бессвязными, зато очень эмоциональными рассказами о дерзком поведении Арчера. Верховный магистр, как оказалось, так или иначе саботировал решительно все проекты короны — по рассказам короля выходило, что он вовсе не контролирует Академию, которую ему приходится содержать. Терри считал, что король сгущает краски. Не может быть, что Арчер не боялся короля. Боялся. Он сам видел.

Если бы Арчер не боялся короля, Терри уже стерли бы за опасное поведение. Сложно ли раскусить человека, который начал соскальзывать в припадки затмевающей разум ненависти? Не вчера, так завтра, не по наущению Карьяна, так из-за неловкой помощи Варии…