— Да, ты можешь войти и составить мне компанию, — великодушно разрешил Арчер. — Я достаточно уже побыл один, чтобы у меня возникло ощущение, что совершенно никто не нуждается в моем мудром руководстве.

С этими словами он сделал большой глоток вина из хрустального имперского бокала.

— Мне остается только позавидовать такой предусмотрительности, — улыбнулся Карху. — Каждый раз Долгая ночь проходит так, что я жалею, что вовремя не заперся где-нибудь, где меня никто не сможет найти.

— Что на это раз?

— Риамен вернулся от короля с порезанной рукой. Я отвел его к Римари на освидетельствование. Просил дать парнишке какое-то противоядие от «янтарной слезы» и магии крови, но Римари сказал, что противоядия не существует. Нам придется либо стереть мальчишку совсем, чтобы не вводить короля в искушение, либо доверять ему. Римари так и сказал: «доверять». Я бы выразился иначе: мы должны быть уверены в его преданности, иначе это доверие слишком дорого будет нам стоит.

— Мы с самого начала знали, что рано или поздно это случится, — спокойного ответил Арчер, глядя на пляшущие в камине языки пламени. — Если король не пожалел свою советницу, с чего бы ему жалеть ее сына? Ты в самом деле удивлен или за этим показным возмущением скрываешь подлинную цель своего визита?

— И то, и другое, — честно сказал Карху, пододвигая к камину еще один стул. — Мое возмущение совершенно искреннее. Все так стремятся воссоздать магию контроля, но никто не придумал надежной защиты. А ведь любое оружие можно обратить против того, кто его создал.

— В том числе этого мальчишку, — кивнул своим мыслям Арчер.

— Я имел в виду… — растерялся Карху. Он только-только потянул из кармана бумагу, которую получил от Аннели Хёвин, собираясь предъявить ее в качестве аргумента, но остановился: разговор явно свернул в иную сторону.

— Мы с тобой уже говорили об этом, когда Парлас привела королевского племянника. Пора еще раз вернуться к тому разговору и прояснить некоторые щепетильные моменты. Как бы нам ни было печально признавать это, но Терри Риамен — живая, думающая и непредсказуемая угроза безопасности Академии. Я принял его не только потому, что не видел смысла обострять и без того непростые взаимоотношения с королем, но и в надежде, что ты, мой друг и сама Парлас, станете контролировать мальчишку. Я полагал, что на протяжении его обучения вы будете предпринимать все возможные меры, чтобы к тому моменту, когда король решит использовать племянника в своих целях, он уже был полностью предан нам. Разве мы можем быть в этом уверены сейчас, когда он возвращается из города пьяный и с порезанной рукой?

— Боюсь, что нет, — признал Карху. — Риамен как был себе на уме, так и таким и остался.

— Ты хотя бы сказал ему, что его мать убрали с поста совершенно сознательно и хладнокровно?

— Я думал, будет лучше, если он сам начнет доискиваться правды, — с досадой проговорил Карху. — Иначе он мог бы подумать, что мы лжем ему, чтобы управлять. Я бы так подумал.

— Кажется, ты несколько переоценил его самостоятельность, — едко прокомментировал Арчер. — И недооценил готовность нарушать правила.

— Если начнешь нарушать правила, потом бывает трудно остановиться, — философски заметил Карху. Именно этот момент казался ему самым логичным, если речь заходила о королевском заложнике. — Завтра Риамен предстанет перед Специальной комиссией, и только слово Верховного магистра будет иметь решающее значение: стереть его, пока он ничего не испортил, или попробовать перековать.

— Мое мнение не изменилось. Если Риамен перестанет быть полезным королю, и тот выскажет мне свое недовольство по этому поводу — я сумею пережить. Признаться, мне очень импонирует мысль, что в серой куртке Терри Риамен, наконец, успокоится и начнет соблюдать установленные правила. Но это не значит, что я одобряю такую процедуру без медицинских показаний.

Арчер строго посмотрел на Карху. Тот вздохнул: понял, что решать и отвечать, в случае чего, придется только ему. Не привыкать, собственно. Вот только до сих пор, за все время службы, Карху не встречались настолько ненадежные люди, как Терри Риамен.

Маятник настенных часов ходил туда-сюда, а Терри провожал его взглядом. Странное дело, что при таком способе убить время острые черные стрелки не прилипали намертво к циферблату, а напротив: рывками перемещались между делениями. Казалось, только что вся ночь была в его распоряжении, но она быстро уменьшилась сперва на треть, потом наполовину, а теперь от нее и вовсе остался небольшой огрызок.

А Терри не спал.

Хотя думал, что уснет, едва голова коснется подушки. Видимо, переоценил свою усталость: провалявшись в кровати пару часов, признал ошибку, умылся, ополоснул голову холодной водой и надел чистую белую рубашку. Зажег лампу, достал красную книгу и принялся читать, но и тут потерпел неудачу. Глаза постоянно соскальзывали со строчек и возвращались к циферблату часов. Спустя какое-то время такого «чтения» Терри ловил себя на том, что уже давно следит за ходом маятника, а страницы листает бездумно, механически.

На самом деле, Терри сложно было читать книгу короля этой ночью не из-за того, что она была написана сложным языком или так хитро составлена, чтобы защищать тайное знание от невнимательных читателей. Вовсе нет. За минувшие декады он успел привыкнуть к ее языку, и хитрости составителей уже не работали так хорошо, как тогда, когда он открыл ее впервые.

Дело было в том, что теперь Терри не мог относиться к этой книге, как прежде.

Впрочем, как и ко всему, что получил из рук светлейшего величества. В том числе к своей жизни в Академии.

Ко всему, что сейчас составляло его жизнь.

На письменном столе лежали чертежи «белого огня». Арри любил их едва ли не больше, чем сам Терри. Наверное, его друга привлекала противоречивая, нелогичная в своей сказочности древняя магия, на основе принципов которой Терри и пытался создать свой «кнут Атайры». Если подумать, жадный интерес Арри не только подстегивал желание Терри продолжать работу над кнутом, но и временами вызывал лишнюю нервозность. Ради друга нужно было сделать проект быстро и без ошибок, а Терри так не умел. Может быть, именно поэтому он обещал отдать кнут Карьяну в обмен на допуск в лабораторию, где доводят до ума Неспящих? Помощь научной группы позволила бы проекту продвигаться, вне зависимости от того, способен ли Терри на научные подвиги после всех отработок или нет. У Карьяна ни один проект не застревал, этот парень обладал поразительной трудоспособностью и тем выгодно отличался от непостоянного, зависимого от внешних стимулов, Терри.

А еще в лаборатории хранились красные линзы, которые просил сотник. Они были ему нужны настолько, что он предложил в обмен рассказать, за что умер Маррет. В свете новых обстоятельств Терри было еще любопытнее, что расскажет Риттау, а о чем будет молчать, несмотря на прямые вопросы.

Все это казалось таким важным еще позавчера. Ради «белого огня» Терри был готов на многое: он пек пирог, искал опытного техника из отдела отладки и согласился пройти через все испытания, которые придумает Келва, прежде чем допустить его на свои собрания. Ради «белого огня» и красных линз Терри подвел единственного друга. А может быть даже предал — если вспомнить, что Арри боялся, что не сумеет получить диплом со своим светляком, потому что с некоторых пор защититься можно только с оружием. Стоило оно того?

Он променял друга на какие-то дурацкие линзы и кнут, которых он, может быть, даже не увидит никогда. Какой кретин мог так поступить?

Терри запустил пальцы в волосы и сжал в кулаке, не жалея.

Все эти амбициозные, сложные планы теперь казались бессмысленно хрупкой пирамидой из карт: что ему с ними теперь делать, если прямо сейчас ему хочется выйти из окна, лишь бы больше никогда и ничего не делать в пользу короля?

Как жить дальше, если Эриен по-прежнему будет давать ему поручения и ждать результатов? Если рядом постоянно будут находиться такие люди, как десятник Паташ, Арания Парлас и Алек Римари, — что им стоит заставить Терри подчиняться приказам при помощи тех янтарных пилюль?