— Я его еще не доделал, — смущенно пояснил Арри и легонько подтолкнул светляка к магистру. Тот вытащил из нагрудного кармана очки, водрузил их на нос и поднес светляка ближе к носу.

— Гибкие крылья на шарнирах? Оригинально. Никогда такого не видел. Но как ты заставляешь их синхронно двигаться без направителей?

— Направители есть, — тихо сказал Арри. — Это только кажется, что их нет. Из-за огранки стекла. Это все оптическая иллюзия, а на самом деле там обычные шестеренки крутятся, как у тех же неспящих птичек.

— Иллюзия, значит? — покачал головой магистр. — Ну если так, то мои поздравления. Эта иллюзия может обмануть даже меня. Честно говоря, даже не представляю, где у этого чуда привод и как оно держится в воздухе.

— Самым сложным было заставить его светиться, — Арри едва дождался, пока Тармо выпустит светляка. Он ревниво поймал фонарик и ласково погладил подушечкой большого пальца теплый стеклянный бок. — И свистеть.

— Он еще и свистеть может? — изумился Тармо и вроде даже немного растрогался. Снял очки и протер стекла носовым платком, им же потом утер нос.

— Еще как может, — на правах пострадавшей стороны поморщился Терри. — Может, менторы хотели намекнуть, что молчаливый летающий фонарик гораздо перспективнее?

— Я так понял, что если за год-два не придумаю хороший способ убивать людей, магистром меня не назовут, — Арри ничуть не развеселился из-за неловкой остроты друга.

— Вот так дела-а, — Терри стало неуютно стоять и он сел вместе со всеми за стол. — Ты не говорил, что все так серьезно.

— Правда что ли не говорил? — глянул из-под челки Арри. — Или ты не слышал?

— Ну в свое оправдание, — медленно начал Терри, — могу сказать, что у меня есть почти рабочий прототип. Убивать мой «белый огонь» не должен, но иначе как оружием его не назовешь.

— Твой… «белый огонь»? — недоверчиво переспросил Тармо Перту. Он откинулся на спинку стула и уставился на Терри немигающим взглядом. — Только не говори, что пытаешься создать молнию в спальне, бакалавр, иначе я тебя арестую прямо здесь.

Риамен отрицательно помотал головой.

— Пока нет, это только выкладки на бумаге, расчеты, — легко соврал он. — Мы взяли их с собой, если вам будет угодно ознакомиться. Но этого слишком мало, чтобы впечатлить Магистерий. Нам нужна ваша помощь с организацией безопасного пространства для создания экспериментального образца.

Терри сходил за чертежами, торчащими из подставки для зонтиков. Под внимательным взглядом магистра он сорвал бечевку, удерживающую рулон бумаги. Расстелил бумагу на столе, прижав ее с одного угла чайной чашкой, а с другого — хлебным ножом.

— Это только первые наброски, — пояснил Риамен, оглядывая бледные линии со следами многочисленных исправлений с тревожным выражением начинающего художника. — По сути, это будет подобие кнута Атайры, но зато не надо быть богом, чтобы с ним управляться.

— Кнут Атайры, ишь ты, — хмыкнул Тармо, наклоняясь над столом и проводя указательным пальцем по линии цепи. — Слишком громкое имя для такого наивного концепта.

— Он будет работать, — убежденно заявил Терри. Ему потребовалось немалое усилие воли, чтобы не добавить, что он уже работал и заставил тлеть бумагу. Он был уверен, что идея принесет результат, просто нужно создать безопасный прототип. Без помощи опытного техника любые эксперименты могли закончиться печально. Это понимали все.

Тармо Перту долго молчал и разглядывал пустую чашку. О чайнике почему-то все забыли, хотя он уже пару минут пыхтел паром и тихонько ворчал полупустым брюхом, жалуясь, что его не снимают с подставки.

— Самым безопасным и дальновидным решением было бы отстранить тебя от лаборатории, Риамен, — наконец сказал он.

— Почему сразу отстранить?

— Если у тебя в жилах течет древняя кровь, ты спечешься быстрее, чем любой из нас. С такими глазами как у тебя, лучше держаться подальше от экспериментальных образцов.

— Но ее нет, господин Перту, — твердо возразил Терри. — Я же не могу быть одновременно человеком и нечеловеком. Это противоречит замыслу Создателя.

— Не думаю, что у Создателя были какие-то четкие планы насчет тебя, — с сомнением проговорил старший магистр. — Но как бы там ни было, вы оба можете рассчитывать на мою помощь. Я понятно выражаюсь? Чтобы без меня даже не думали экспериментировать с «белым огнем»! Я должен быть в курсе продвижения ваших расчетов и всех образцов, потому что если с вами что-то случится, я себе никогда не прощу… Уж лучше бы мне сразу вас сдать Специальной комиссии, не глядя, что один из вас Рантала, а второй Риамен, честное слово, — вздохнул он, устало потирая переносицу.

Забытый всеми чайник громко и обиженно засвистел.

Зима под куполом лишь на сотую долю приятнее, чем снаружи. Ледяные ветры приносят в прибрежный город колючий дождь и град, который то тает в магической завесе, то остужает ее настолько, что она становится похожа на старое зеркало с вытертой амальгамой. Разрывы зимой — явление настолько повсеместное, что техникам приходится дежурить круглыми сутками, латать обрывы и отслеживать скрип флюгеров на крышах. Менторы не обязаны следить за состоянием купола, но им приходится не легче: перед Темной декадой проходит ежегодная всеобщая аттестация. И они тоже не спят ночами, листая бесконечные синопсисы к новым научным работам, которые были поданы на оценку.

Письменный стол Арании Парлас буквально прогибался под тяжестью высоких стопок с папками — и в каждой содержалось не менее сотни листов с рукописным изложением разнообразных идей. По большей части, конечно, банальных до боли в зубах. За полтора десятка лет жизни в Академии, да еще на должности научного руководителя, Арания видела это все сотни раз в разных вариациях и пропорциях. Но правила Академии предписывали бесконечный научный поиск, и любой магистр обязан был давать отчет о том, как далеко он продвинулся в своих изысканиях. Ежегодно. Поэтому она наперед знала примерное направление мысли в каждой подписанной папке.

А их было около восьмиста. Восемьсот относительно правдоподобных историй о том, что год был прожит не напрасно. И чем более бестолковой была идея, тем менее связно она излагалась. Обычно магистрам требовалось очень много слов и ссылок на труды коллег и предшественников, чтобы залатать отсутствие смысла в их работах. Рука Арании в таких случаях сама тянулась к красной печати, а приходилось брать синюю. Каждый раз, за исключением совсем уж вопиющей наглости, когда вместо научной работы ей подсовывали жалобы или ультиматумы. И такое бывало. По ощущениям — все чаще.

— Да вы сговорились там что ли? — с досадой пробормотала Арания, захлопнув папку К. Леореса с замаскированным под серьезное общественное и историческое исследование предложением выдавать магистрам увольнительные листы сроком до двух дней. Колина она знала со студенческой скамьи и с трудом могла поверить, что он это всерьез написал. Она взяла красную печать «не одобрено» за отполированную ручку и занесла над неотбеленным картонным листом.

Спустя несколько минут она поняла, что оттиск так и не поставила. Ей захотелось прямо сейчас, несмотря на поздний час посмотреть в серые глаза Колина и задать прямой вопрос: на что он рассчитывал, когда подавал этот отчет? На то, что его прочтет лично Арчер? Арания покачала головой, отложила печать и поправила на плечах теплую вязаную шаль. Она скорее допустила бы, что Колина вдруг перестали устраивать отдельные апартаменты, и он хочет получить в нагрузку пару сотен часов дежурства в компании проштрафившихся студентов, как этот бунтарь Келва.

— Ты этим ничего не добьешься, — назидательно сказала она, глядя на хорошо знакомый энергичный почерк, жалея, что Колин давно уже не студент и она не может вызвать его для личной беседы и вразумить. — Или ты считаешь, что Арчер прочтет это и тут же осознает свою неправоту?

Она даже улыбнулась понимающе, как улыбнулась бы наивному студенту. Она почти видела перед собой Колина в синем кителе со звездой на воротнике. Колина тех времен, когда они вместе готовились к экзаменам в Великой библиотеке.