— Вы хотите, чтобы я оговорила Его? — девушка особым образом выделила слово «его», будто подчеркнула.

Карху вытянул из деревянной подставки для вечных перьев одну самописку и легким движением пальцев подтолкнул к ней.

— Я не хочу, чтобы ты кого-то оговорила, я хочу, чтобы ты это записала. Либо Келва, либо Риамен. Выбирай, кто именно вынудил тебя сбежать. Я потом покажу это кому надо и мы обсудим твое помилование в силу смягчающих обстоятельств. Все-таки иначе как доведением первокурсницы до самоубийства это назвать трудно. Еще можешь выбрать высшую меру, если угодно. Или… — Карху помолчал и добавил уже не столь настойчиво: — Или расскажи, почему гадалка Ульфа дала тебе свой жилет, какие у нее были цели. Возможно, она пыталась контролировать тебя при помощи запретной магии.

— Но… — слабым голосом попыталась возразить девушка.

— Кто-то в любом случае понесет наказание. Если не ты, то они. Если не вы, то я. Старому глупому Карху придется подать в отставку, если он не найдет виновного в чрезвычайном происшествии. Мне бы не хотелось до этого доводить, а тебе?

Он протянул ей лист бумаги. Первокурсница с добрую минуту смотрела на него так, будто он вот-вот укусит, а потом все-таки взяла перо и принялась торопливо писать. Карху мечтательно смотрел на бутылку ледяного риорского «Армо», которую поставил на книжную полку, когда привел Аннели в свой кабинет. Их долгожданная встреча состоится всего через пятнадцать минут.

Карху хмыкнул, вспомнив выражение лица, с каким Риамен презентовал ему бутылку. Глупый гордый мальчишка без капли чувства юмора в самом деле решил купить ему вино на Ярмарке, даже не понял, что ему не совсем про вино втолковать пытались! Еще глядишь — достанет ума требовать значок безопасника в обмен на услугу. И запомнил же про ледяное, хотя сколько времени минуло с того дня, как его пропесочили у Арчера.

«Все-таки не безнадежен», — подумал Карху.

Девица закончила писать докладную подозрительно быстро. Дрожащей рукой подала бумагу Карху и спросила:

— Могу я идти?

Глаза у нее влажно блестели, а голос, напротив, звучал сухо. В таком тоне мог бы почудиться вызов, но это сперва нужно было допустить, что кроткая барышня с собачьим взглядом умеет дерзить.

— Не задерживаю.

Ялмари Карху даже не посмотрел на лист до тех пор, пока за первокурсницей не закрылась дверь. Проводил ее задумчивым взглядом, и только потом пробежал глазами ровные строчки. Почерк у нее был девичий: ровный, округлый, но мелкий, что говорило о скрытности при стремлении выдавать себя за «хорошую девочку».

Впрочем, такой уж хорошей Аннели Хёвин не была. Чего и следовало ожидать от такой тихони, собственно.

Карху аккуратно сложил лист бумаги, исписанный едва ли наполовину, и положил его в карман. Взял бутылку под мышку — он передумал пить такое вино в одиночестве. Погасив лампу, он запер кабинет на ключ и отправился искать укромный уголок, где Эйом Арчер решил растопить камин. В Ратуше хватало таких комнат, а Верховный магистр по какой-то удивительной прихоти считал любую из них настолько своей, что мог и поужинать где угодно, и лечь спать на любом подходящем диване, положив под голову первую попавшуюся подушку.

Недалеко от двери собственного кабинета Карху встретил имперского наблюдателя в праздничной одежде, которая отличалась от будничной лишь тем, что добавляла еще, по меньшей мере, три слоя расшитых серебром и золотом накидок. Карху не удержался от улыбки:

— Господин Ашери ар-Тилкише! Какая приятная встреча! — под удобным предлогом вежливого поклона Карху спрятал бутылку за спиной.

Имперец, не выпуская нитку черных бусин из рук, прикоснулся сперва к сомкнутым губам, затем ко лбу: в пустынном регионе О-Диура не признавали ценность рукопожатий, а кланялись при встрече на безопасном расстоянии. Причем, не столько друг другу, сколько благодаря Создателя за счастье видеть собеседника.

— Да прольется дождь к твоим ногами, почтенный Ялмари, сын Карху, — по привычке путая родовое имя с личным именем отца, поздоровался Ашери.

Карху подумал, что со стороны их вежливые раскланивания смотрелись бы пикировкой издевок: «Ашери ар-Тилкише» даже после многолетних тренировок нет-нет да и превращались в «Ассаари ар-Тилкисcё», а «Ялмари Карху» почти всегда произносилось как «Ямари Харфу». Впрочем, Ялмари был из тех людей, кто при достаточной внимательности к деталям, мало что принимает на свой счет. За годы жизни в Академии он обзавелся поистине непрошибаемой шкурой и мог бы улыбаться в ответ даже если бы имперский наблюдатель иначе как с насмешкой и не обращался к нему никогда.

— И вас, почтенный, да не обойдет своей милостью Создатель, — задумчиво ответил Карху, гадая, увидел ли Ашери вино или просто так ляпнул насчет пролившегося под ноги дождя. Для пустыни это, возможно, неплохое пожелание, но в Акато-Риору дождям никто не рад. Ашери был большим любителем риорских вин и всегда очень расстраивался из-за строгих правил Академии насчет алкоголя. Чтобы проверить, в самом ли деле Ашери пришел в дурном расположении духа, Карху решил над ним подшутить: — Надеюсь, вы пришли в столь поздний час не для того, чтобы пожаловаться на моих студентов, укравших ваши вещи и развесивших на деревья? Право, я сегодня не удивился бы даже такому.

Имперец невольно оглядел свои цветные накидки: изумрудную, золотую и бордовую, одетые одна на другую и слабо улыбнулся, показывая, что находит шутку очень и очень уморительной. Судя по всему, он точно знал, что самое лучшее из его гардероба прямо сейчас надето на нем, а не красуется на деревьях, и потому не купился на розыгрыш.

— Я пришел, чтобы поблагодарить вас за все добро, что вы сделали для меня, досточтимый Ямари, сын Харфу. Мою почту перестали держать на проверке декадами и вручают с должным почтением, не иначе как по вашему настоянию. Я смиренно благодарю вас за участие к моей печальной судьбе бесправного чужака и несчастного наблюдателя и по вашему обычаю хочу подарить подарок, — вопреки обыкновению, Ашери был немногословным сегодня и сразу перешел к сути, не расхаживая вокруг да около.

О «несчастных и бесправных наблюдателях» у начальника службы безопасности Академии было собственное мнение, но он предпочел держать его при себе, как всегда. Ашери нравился многим — в том числе Карху — и ему многое прощалось. Но он в самом деле был куда как более приятным наблюдателем, чем его предшественник. Ашери достал из безразмерного кармана накидки хорошо знакомую Карху упаковку горчичного цвета с узнаваемым знаком лучшей табачной фабрики города Амират.

— Как смиренный наблюдатель, я мог располагать всего лишь словами благодарности, но что вам проку, если я осыплю ими вас с ног до головы. Поэтому я написал моему императору с нижайшей просьбой оказать содействие и присовокупить к моим благодарностям толику материальных благ. Мой император в ответ просил передать вам это от своего имени вместе с заверениями в искренней признательности. Он высоко ценит ваше содействие интересам Империи, мудрый Ямари, сын Харфу.

Принимать подарки следовало двумя руками. Карху усмехнулся своей предусмотрительности, сыгравшей с ним дурную шутку, и, мысленно попрощавшись с ледяным вином, вручил со всеми положенными благодарностями и пожеланиями ответный презент имперцу. Тот просиял. Может, в самом деле видел, что Карху прячет от него бутылку за спиной, а теперь, когда пузатое сокровище оказалось у его руках, расслабился, разулыбался. Расстались они чрезвычайно довольные друг другом и своим сотрудничеством, пообещав и впредь помогать друг другу во всем.

Арчера долго искать не пришлось. Как и думал Карху, тот устроил себе праздничный ужин не в собственном кабинете, до которого нести поднос слишком долго и высоко, а парой этажей ниже, в одной из комнат с камином. В очаге уютно потрескивали поленья. Отсветы огня играли на желтоватом лице Арчера и скользили по темному стеклу бутылки.

— Прошу прощения за вторжение, — приветствовал Карху, входя с дежурным поклоном.