— Допросы продолжаются? Я устал говорить о том, что мать не посвящала меня в свои планы. Последние несколько лет я почти не видел ее… Я подписал все бумаги. Что от меня еще требуется? Я правда не понимаю, просвятите меня, господа, не сочтите за труд. — Последняя фраза все испортила. Ее не удалось сказать так же спокойно и размеренно, как первые. Терри услышал истерические нотки в собственном голосе и прикусил язык.

Фархад заинтересовался столовым ножом. Он покрутил его в пальцах и зачем-то попробовал ногтем остроту лезвия с зазубринами. «Паршивая сталь, ювелиры ничего не смыслят в добрых металлах», — проворчал он себе под нос. Риттау посмотрел на него таким же взглядом, каким отцы смотрят на непослушных наследников. Степняк фыркнул и отложил прибор в сторону.

— Вы ошибаетесь. Допрашивать мы вас не будем, Терри. Все бумаги за вашей подписью мы читали очень внимательно, и нам казалось, вопросов к вам никаких быть не может… До тех пор пока вы не заблокировали двери в зале заседаний Королевского суда. Вы понимаете, как ваша… выходка выглядела со стороны? Вы можете предположить, что подумал о вас его величество?

Терри почувствовал, как у него краснеют уши.

— Я не… — он осекся, потому что только в этот момент полностью осознал, что на самом-то деле у него не было ни малейшего шанса оправдать свой поступок в глазах короля.

— Вы слишком молоды, и, должно быть, не представляете, каково это — переживать предательство со стороны того, кому всецело доверял. Измена близкого человека — а кто может быть ближе родственника? — оставляет в душе кровоточащую рану, будто этот человек собственными руками вырвал ваше сердце и выбросил в мусор на ваших глазах.

Терри сглотнул вязкий комок в горле. Теперь он не знал, куда деть глаза. Чтобы скрыть предательскую дрожь в пальцах, он убрал руки под стол.

— Мне очень жаль, — прошептал он, с ужасом представляя, что это будут его последние слова. Эти двое наверняка пришли зарезать его столовым ножом, вскрыть грудную клетку и принести королю его сердце в качестве расплаты.

— Надеюсь, — с нажимом отозвался Риттау. — Искренне надеюсь, что вы раскаиваетесь, Терри. Его величество еще не оправился от удара в спину, который совершила ваша мать… Вы же знаете, что он уже больше десяти лет горюет после смерти королевы?

Терри достал носовой платок и забыл, зачем. Скомкал в кулаке. Кивнул. Не только он — все знали, что король до сих пор в трауре.

— У его величества беззащитное сердце. Каждую потерю он переживает чересчур остро. Лекари разводят руками и предупреждают, что однажды он не сумеет справится с потрясением, — Риттау сделал паузу, чтобы тщательно протереть ладони влажным полотенцем. — Скажите, Терри, вы действительно хотите своим… поведением приблизить кончину нашего правителя?

Терри отчаянно замотал головой.

— Я был дураком, сам не знаю, что на меня нашло. Простите, — торопливо забормотал он, не поднимая глаз от скатерти.

Фархад положил перед его носом разрезанный надвое ремень. Пряжка отчетливо стукнула о дерево. Степняк встал и навис над съежившимся Терри.

— Не забывай, парень, об этом уроке, лады? Мы с Риттау не из тех доброхотов, кто будет десять раз повторять то, что и так понятно. Еще хоть один подобный фокус — и ты пожалеешь, что твоя мать тебя на свет родила.

Риттау многозначительно прочистил горло, привлекая к себе внимание.

— Фархад, будь добр, остынь. Ты опять не даешь мне и слова вставить, — в его голосе зазвенел металл. — Ты забыл, что мы должны узнать, как молодой Риамен планирует распорядиться свободой, на которой настоял его величество?

Он склонил голову набок, с насмешливой улыбкой наблюдая за сменой выражений на лице Терри. Тот не сразу понял, о какой свободе речь. Его ведь не судили? Он даже как свидетель по делу матери не проходил, сидел на слушаниях в зрительном зале и ждал развязки.

— Прочие советники — да и все судейские — настаивали на вашем аресте. Да, увы-увы, они получили красноречивое подтверждение своей правоты после заседания. Даже не хочу думать, что придется выслушать его величеству, который использовал свое право решающего голоса, чтобы оставить сына изменницы на свободе… И как вы его отблагодарили?

— Да надо было его подержать в камере декаду-другую, чтобы хоть через отмороженную задницу до этого места, — Фархад указательным пальцем ткнул Терри прямо в висок, — дошло, что мы здесь не шутки шутим.

— Надо было, — неожиданно легко согласился Риттау.

Подавальщик, мальчишка на вид едва ли разменявший шестнадцать лет, поставил перед Терри тарелку с рыбой и овощами, а рядом с Риттау — пузатый керамический чайник, источающий яркие ароматы терпких ягод и меда.

Фархаду не досталось ничего, кроме извинений. Он поманил мальчишку пальцем и проникновенно сказал, что ему не нравится смотреть на то, как едят другие, когда он голоден. И посоветовал поторопиться. Подавальщик побледнел и рассыпался в обещаниях, исполнение которых вряд ли зависело от него лично.

— Опять сырое принесут, — спокойно прокомментировал Риттау, наливая себе чай. — И ты опять будешь сам виноват.

Терри с несчастным видом смотрел вареной рыбе в слепые глаза и не решался взять в руки приборы. Ему отчаянно не хотелось есть, особенно несчастную рыбу, брошенную на хлебную лепешку рядом с холмиком небрежно нарезанных овощей, среди которых преобладали морские водоросли. Несколько мелких, ранних томаатти раскатились по тарелке, будто тоже хотели сбежать, да не вышло.

— Ну и? — пытливо заглянул ему в глаза Риттау. — Какие планы на долгую и счастливую жизнь, Терри?

— Я буду служить своему королю и стране, — выдавил Терри. Ему легко было угадать правильный ответ — точнее прочитать его в холодных фиолетовых глазах Риттау. Наградой ему стала одобрительная улыбка. А еще Риттау наконец перестал сверлить его взглядом, и стало легче дышать.

— Вот и хорошо. Ну и не забывайте народную мудрость: от законников бегают только преступники. Попробуете сбежать — поймаем, и будем уже иначе разговаривать. Даже не так. С вами будет Фархад разговаривать, а я буду молча слушать. Надеюсь, между нами больше не осталось недопонимания?

Вновь рядом возник подавальщик, салфеткой протёр стол перед Фархадом и аккуратно поставил тарелку с толстым пластом красного мяса. Слегка отбитый кусок говядины еще тихо шипел — явно только что его опрокинули со сковородки. К ребристому краю прилипли сухие соцветия луговых трав, добавляемых для аромата. Аристократические ноздри Риттау раздулись от плохо скрытого раздражения. Терри поспешно зажал рот обеими ладонями, боясь вскочить и броситься прочь. После такой отповеди он боялся даже с места сдвинуться. Но еще больше он боялся, что его прямо сейчас стошнит.

Самое обидное, что чистокровный Древний, Риттау, даже бровью не повел! Терри восхитился бы его выдержкой, не будь он вынужден считать выдохи и экономить вдохи, успокаивая бунтующий желудок.

— Похоже, выродки больше похожи на нас, чем на людей, — равнодушно заметил Риттау. Он взял с подноса еще одну красную чашку и наполнил ее чаем. Пододвинул Терри. — Вот. Выпейте — полегчает. Я только этим и спасаюсь, когда Фархад оказывается со мной за одним столом.

Терри уткнулся носом в чашку и невнятно пробормотал что-то благодарственное.

— А вы рыбу-то зачем заказали, Терри, если так остро реагируете? — тонко улыбнулся Риттау. — Неужели вы даже сейчас продолжаете искать способы обвести нас вокруг пальца?

Терри поперхнулся чаем. Риттау безучастно наблюдал за тем, как он пытается откашляться.

— Напрасно, Риамен. Напрасно.

* * *

На территорию Королевской военной школы Терри вошел как преступник, с браслетами на руках и под конвоем. Его сопровождал Риттау в темно-сером чиновничьем костюме и молчаливый гвардеец в строгом черном мундире с золотыми пуговицами. Чтобы штаны не падали, Терри подпоясали бельевым шнуром, который, к вящему облегчению, был скрыт под полами форменного кителя.