Я сжала свое тело вместе, резко прикусив язык.

Суровый хмурый взгляд, украшающий его в остальном ангельское лицо, перехватывает у меня дыхание. Как кто-то такой красивый мог выглядеть так горько, было выше моего понимания. Я всегда хорошо разбиралась в математике, углах, точках и числах.

Все в нем было безупречно пропорциональным. Выровненный, резкий и интенсивный.

Темные волосы, цвета оникса. Темные глаза, как нити лакрицы, достаточно сладкие, чтобы их можно было есть, и достаточно терпкие, чтобы стошнило. Это был не тот случай, когда думаешь, что кто-то смотрит на вас, но на самом деле они смотрели куда-то еще.

Его глаза не оставляли вопросов. Он смотрел на меня.

Но меня пугала тень его сердца. Такой ужасающий уровень черного лакировал орган внутри его груди, который снова и снова перерабатывала кровь. Это заставило меня задуматься, если я разрежу его, прольется ли его кровь малиновым?

Нижняя часть моего живота дрожала от страха, от желания. В его внешности было какое-то гравитационное притяжение, манящее меня внутрь. Но я могла чувствовать ощущения, которые струились от него, как камень в тихом пруду. Он был наполнен шумом, анархией, олицетворением насилия, и это задело во мне струну, которую давно не трогали.

Страх.

Горячий страх, который закипал у меня в горле, разъедал мою кожу и вызывал у меня внезапную потребность бежать, далеко-далеко от него.

В то время как мой мозг работал в режиме повышенной готовности, крича, чтобы уйти и отправиться в путь.

У моего тела была совершенно другая реакция. Оно отказывалось покидать его взгляд. Снаружи меня, заморожена. Но внутри гудело. Чувство застревания между ног усилилось, потому что в неприятностях было что-то, что я всегда любила.

Когда свет стробоскопа на долю секунды погас, вновь осветив комнату, он больше не стоял, прислонившись к стене. Теперь он был на несколько шагов ближе ко мне.

В одну секунду он был там, в следующую его не было, только для того, чтобы снова появиться на дюйм ближе ко мне.

Он был высшим хищником, ищущим, чем бы полакомиться. Что-то, во что он мог вонзить свои зубы и разорвать по швам, утолив его потребность в охоте и избавив от голода.

Я обхватываю рукой запястье, впиваясь ногтями в мягкую кожу руки. Заставляю себя оставаться на месте. Мне нужно увидеть, что произойдет.

Что бы он сделал.

Еще одна вспышка света, а потом я почувствовала его в своем пространстве.

Он был так близок ко мне. Высасывая весь мой кислород. Глядя на свое тело. Еще один шаг вперед, еще один дюйм, и я могла коснуться его. Почувствуй его запах. Почувствуйте его присутствие десятикратно.

Словно почувствовав это знание, он ткнул языком в щеку, провел им по клыкам и опустил голову, напрягая челюсти. Его глаза манят меня, давая мне желание показать ему что-то… особенное.

Он знал, что я нервничаю. Он был готов к тому, что я повернусь и убегу в горы. Я думаю, что часть его хотела преследовать меня, хотела, чтобы я попыталась уйти, чтобы волк в нем мог выследить меня.

Тьма окружает меня еще на секунду, затаив дыхание, готовая столкнуться с последствиями своего решения. Чтобы справиться с любым разрушением, которое он был готов причинить мне, готовым увидеть, как его лицо осветится чем-то вроде удивления, что я осталась на месте.

На миллисекунду я почувствовала что-то пряное и теплое. Я чувствовала его близость прямо на себе, даже слышала его дыхание на лице.

Мои глаза закрылись, плывя в секундах до того, как он напал.

— Брайар!

Голос Лиры пронзает туман, я резко открываю глаза, понимая, что загадочный человек исчез, исчез в толпе, не сказав ни слова.

— Эй, ты знаешь…— Я останавливаюсь, зная, что Лира знает много о людях, которые здесь живут, но как я могу объяснить?

Высокий? Горячий? Когда он смотрит, кажется, что он может съесть заживо? Она подумает, что я сумасшедшая.

— Знаю кого? — кричит она, озабоченно сдвинув брови.

Я еще раз оглядываюсь вокруг, пытаясь хоть мельком увидеть его кожаную куртку или серебряные кольца.

Лишь бы разочароваться.

— Никого, это был никто. Давай, пойдем отсюда.

— Ну, ты получил дозу, Алистер? Я не знал, что ты такой парень, который только смотрит. Я все ждал, когда же ты набросишься, ты подвел меня, приятель. Я был готов к шоу.

Я бегу вниз по ступенькам перед входом, прикуривая при этом сигарету. Дым обжигает мою грудь, поджигая все хорошее, что там осталось.

— Не хватает экшена, идеальный? Нужно прекратить наблюдать за мной сейчас? Все, что тебе нужно было сделать, это попросить, Тэтч, и я позволил бы тебе.

Его подлокотник на стекле со стороны водителя, глядя на меня с яростью. Медленно он поднимает средний палец, рубиновый драгоценный камень с его фамильной печаткой отражается в ночи.

— Подвинься, сладкий. Я открываю водительскую дверь с саркастической улыбкой.

— Это моя машина!

— И ты водишь ее так, как будто ты пожилой мужчина с катарактой. А теперь подвинься.

Он скрипит коренными зубами, поднимаясь над средней консолью и перебираясь на пассажирское сиденье. Поправляет свой костюм-тройку. Я ненавидел эту машину. Lamborghini Huracan был одним из лучших на рынке, окрашенным в фирменный цвет Тэтчера. Темно-красный. Но даже я мог уважать то, что этой машиной нужно управлять правильно, и превышение скорости на десять не было таковым.

— Пристегнись, дорогая. Не хотел бы, чтобы ты навредила себе.

Я чувствую его взгляд сбоку, когда включаю двигатель, агрессивно нажимая на акселератор, шины громко визжат.

— Сломаешь — купишь. — Тэтчер фыркает, когда мы сворачиваем с подъездной дорожки к адресу, который нам прислал Рук.

Его правая рука сжимает дверь, это незаметно, большинство даже не заметит, что его и без того бледная рука приобретает еще один оттенок белизны, когда он сжимает ручку.

За исключением того, что я знаю, что это единственное, с чем Тэтчер не может справиться, и это не контроль.

— Ах, да? На какие деньги? Думаешь, я смогу раскошелиться на двести штук?

— О, не скромничай, Алистер. Мы все знаем, что у тебя больше денег, чем у Бога. Одна из привилегий иметь твою фамилию на всем в городе.

Мои руки сжимают руль невероятно крепко. Животное в моем кишечнике просыпается каждый раз, когда речь идет о деньгах моей семьи. Моей семьи в целом.

— Не мои деньги. Это их.

Он расслабляется в кресле, со вздохом кладет голову на подголовник.

— Как скажешь, Али. Как скажешь.

Поездка проходит быстро, эта машина ест тротуар на завтрак. Вскоре я выруливаю из машины на грязную подъездную дорожку. Покосившийся старый почтовый ящик отмечает дом.

Я вижу огонь еще до того, как мы подъезжаем к дому, оранжевое свечение между деревьями потрескивает и растет.

— Я, черт возьми, убью его. — Я стону, проводя рукой по волосам, от волнения трясу руки.

Машина подползает к остановке, когда мы припарковались в нескольких футах от пылающего трейлера. Я быстро выпрыгиваю из машины и вижу Сайласа, нависшего над коленопреклоненным телом с деревянной бейсбольной битой в руке.

— Где, черт возьми, ты был? — шипит Рук, подкрадываясь ко мне, гнев исходит от его тела.

— Да, чего мы долго ехали, Али? Ты бы не отвлекался? — лукаво спрашивает Тэтчер. У него есть склонность задавать вопросы, на которые он уже знает ответы. Поднимите его чудовищное эго.

Я толкаю Тэтчера в грудь прежде, чем он успевает попасть мне в лицо, указывая на него пальцем: — Я сказал тебе подождать. Я сказал тебе, что если станет хуже, ты сможешь зажечь его, но не раньше, чем я приду сюда.

Анархист в нем отказывается отступать, не говоря уже о том, чтобы признать то, что он сделал, было безрассудно. Я должен был знать лучше, чем позволить ему взять на себя инициативу в этом. Рук так же непредсказуема, как ревущее пламя позади нас.