Его у меня забрали.

Ее липкие пальцы от многолетнего воровства украли мое кольцо. Девушка, которая быстро превратилась из наивного наблюдателя с глазами-калейдоскопами в женщину, укравшую у меня.

Я потерл палец там, где раньше сидело мое пропавшее кольцо, чувствуя себя голым без него. В гневе я решил убить двух зайцев одним выстрелом.

Пробрался в ее комнату до того, как направился в библиотеку, чтобы понаблюдать за ней. Я планировал разгромить это место, чтобы найти то, за чем пришел, но когда его нигде не было, я выбрал вариант Б.

Докажи свою точку зрения и убедись, что они оба знают, что произойдет, если они хоть слово расскажут о том, чему стали свидетелями.

Я даже не знал, что у нее есть домашнее животное. Это была удача с моей стороны и серьезное неудобство для нее.

Конечно, я позволил Тэтчеру снять шкуру с животного, полагая, что было бы грубо не включить его в такое кровавое дело.

Я не видел ее лица, когда она его нашла. Но я слышал ее гневный крик, грохот разбросанных по комнате вещей, пока я ждал у подножия ступенек ее коридора.

Этот гнев был полностью моим. Я сделал это с ней. Поджег ее задницу. И я владел каждым дюймом этой эмоции. Всех ее эмоций.

— Что насчет нее? —спрашиваю я, сжимая кулаки от необходимости вернуть то, что мне принадлежало.

— Сайлас, наконец, попал в базу данных доступа к школьным пропускам, — говорит Рук. — Через косяк и две упаковки доритос мы узнали, что дядя Брайар, Томас Рид, — профессор биологии.

— А с чем именно связано изучение организмов? — Я говорю не вслед.

— Посмотри на себя, Али, внимательно слушаешь в классе. Мама и папа были бы так горды. — Тэтчер дразнит, я стачиваю коренные зубы.

Мама и папа могут отправиться в ад.

— Ты, блядь, скажешь мне, что ты нашел?

— Томас Рид воровал в химическую лабораторию больше, чем любой преподаватель естественных наук в университете. — Сайлас говорит, щелкает металлический звон. Меня немного шокирует то, что он на самом деле говорит.

— За последние два года он был там в нерабочее время, в час, в два ночи. Сотни раз.

Я облизываю нижнюю губу: — Значит, мы думаем, что это учитель, который отправил сообщение Крису? Не говоря об очевидном, но что, если Крис просто солгал, чтобы мы его не убили? Что, если он действительно тот, кто это сделал?

Я ненавидел играть в это дерьмо с подключением точек. Я чувствовал себя коррумпированным детективом, а быть полицейским было не тем, чем я когда-либо стремился быть.

— Зачем тогда рассказывать о подсадке тела? Если бы он хотел солгать, разве он не стал бы просто отрицать все это? Кроме того, какого учителя ты знаешь, который направляется в химлабораторию в два часа ночи? Было бы разумно, если бы он был, но мы не можем отрубить ему голову, — Рук злобно улыбается, — Пока.

— Но это зацепка. Мы можем наблюдать за ним, следить за ним, пока не получим нужные нам доказательства. — Продолжает он.

Зажигалка Рука щелкает, пламя загорается на кончике его сигареты. — И мы думаем, что его любимая племянница замешана в этом или, по крайней мере, знает об этом. Я имею в виду, подумай об этом, — он вдыхает.

— Она на мели, как в гребаной шутке. Думаешь, стипендия - это то, за что платят за Холлоу Хайтс? Как она вообще туда попала, это еще лучший вопрос. Она не является исключительно умной или дико одаренной. Должно быть, у Томаса было немало ниточек, за которые он мог потянуть, чтобы привести ее сюда. За такие деньги его невзрачная племянница может поступить в престижный университет. Такие деньги, которыми платят за молчание людей.

Я скрещиваю руки на груди, жуя внутреннюю сторону щеки.

Это была веская причина пойти за ней. Жесткая.

Чтобы показать ей, каково это, когда ты ввязываешься в дела с людьми, которым наплевать, жива ты или умрешь.

Идеи затрещали. Мысли вспыхнули.

Изображения ее широко раскрытых глаз, пропитанных непролитыми слезами и паникой. Ее розовая нижняя губа дрожит, когда она обдумывает каждое жизненное решение, которое она когда-либо принимала до этого момента.

Я собирался забрать у нее все.

Ее радость. Ее друга. Ее секреты. Ее страх.

Все это было моим. Все мое, чтобы украсть.

— Ага. Я с вами, но ее даже не было в Пондероз Спрингс, когда Роуз убили. И я сомневаюсь, что ее дядя будет говорить с ней об убийстве девочек.

Однако мне нужно было действовать осторожно. Если мы нападем не на тех людей, наступим не на те ноги, причиним вред не тому человеку, вся эта операция закончится ровно через двадцать секунд.

— Ты защищаешь ее?

Я бросил взгляд на Тэтчера, его руки были скрещены на груди, что соответствовало моей позе. Ветер развевал его зализанные назад ледяные волосы. Серая водолазка и черный пиджак делали его старше. Более сложный. Это был просто еще один слой его процесса запугивания.

Смотреть. Играть. Но внутри можно спокойно гнить.

Внутри можно быть настолько злым и зловещим, насколько пожелаете. Тэтчер верит в маску. Скрытие мира от того, что происходит под поверхностью.

Я нет.

Я ношу, кто я. У меня нет причин скрывать.

Он вписывается в социальную пищевую цепочку внешним видом и общением. Но мы единственные трое, кто видел, что на самом деле скрывается под ледяной кожей Тэтча.

И поскольку мы это знаем, потому что мы поставили его в невыгодное положение, он презирает возможность предательства. Быть преданным.

— Звучит так, будто я ее защищаю, придурок? Я просто констатирую факты. — Я сердито хмурю брови, выходя из-за кабинки, чтобы мы оказались на равных.

Если и было что-то, что я ненавидел, так это сомнения в моей лояльности. Особенно им.

Рук кладет руку мне на грудь: — Тише, парни. Никто не получает трусики в пачку. Я не говорю, что она знает об убийстве. Просто хочу сказать, у меня хорошее предчувствие, что она что-то знает о наркотиках. Имею в виду, — он усмехается,

— Просто посмотрите на ее записи. Не совсем законопослушный гражданин.

— Ну, не у всех из нас есть папы, которые очищают наши записи. — Теперь Тэтчер просто мудак. Он полностью осознает цену, которую Рук платит в конце дня за эту услугу своего отца.

— Как насчет того, чтобы сегодня не касаться папиных проблем, Американский Психопат?

Я всегда восхищался этим в Руке. Его способность смеяться над болью, шутить над чем-то, что любого другого рассердило бы.

Присоединяясь к веселью, я саркастически нюхаю воздух: — Не обращай на него внимания, сегодня неделя акул. — Я толкаю Тэтчера плечом с ухмылкой и смешком.

Всегда тот, кто готовит его, и тот, кто любит его брать, в его глазах появляется раздраженние. Так же, как он поднимает оба пальца к каждому из нас.

У нас было направление, был другой план, другой интересующий человек. Как это ни раздражало, мы приближались. Каждая отметина на нашей душе, вся кровь, которую мы пролили, в конце концов того стоили.

И теперь, я мог бы иметь немного больше удовольствия с ним.

— Теперь нам нужно набраться терпения, — говорю я, убедившись, что все меня слушают, — мы наблюдаем за Томасом. Посмотрим, как он двигается, что он делает.

— А девушки? — спрашивает Тэтчер.

— Мы напугаем их. Делайте то, что нам нужно, чтобы обеспечить их молчание. По ходу дела получите любую информацию от Брайар. Но мы пока не поднимаем на них руку. — Предупреждаю я.

Мы должны были дорасти до этого. Если бы они были настолько параноиками, что едва могли моргать от страха, те секунды с закрытыми глазами были бы моментом, когда мы атаковали бы. Заставьте их чувствовать, что каждый момент, который мы наблюдаем, всегда здесь. Готов к прыжку.

Я хотел, чтобы их преследовали. Я хотел, чтобы они окаменели и были объяты ужасом.

Только тогда, когда у нас будут нужные доказательства, мы сможем закончить то, что начали.

Самое взволнованное, что я чувствовал за долгое время. У меня бурлит кровь, у меня текут слюнки.

— Кто не любит небольшую прелюдию перед главным событием? — Рук шевелит бровями, пытаясь по собственному желанию забрать пистолет у Сайласа, который смотрит на него за то, что он даже прикоснулся к нему.