Большой торговый город на Шелковом пути, Кашгар был точкой, где сходились Восток и Запад. Город стоял среди щедро залитых солнцем садов и виноградников, окруженный стеной из сырцового кирпича, служившей некоторым подобием крепости. Впрочем, защищен он был не слишком хорошо: местное население составляли уйгуры — народ кочевой, конный, не видевший большого толка в крепостных укреплениях, да и в городах вообще; в самом же Кашгаре жили торговцы — не те люди, чтобы упорно отстаивать стены города с оружием в руках. Их устроит любая власть, которая не станет чинить помех торговле. Несколько лет тому назад город (китайцы называли его Каши) захватила империя Тан, вознамерившаяся укрепить свое влияние в окрестных селениях. Когда же это произошло, сильно разобщенные между собой уйгуры с готовностью потянулись на императорскую службу. Империя была крайне заинтересована в хорошей коннице. В самом Китае испокон веков не очень хорошо обстояло дело с лошадьми, и именно уйгуры составляли теперь ударные отряды императорской кавалерии, а их коней прозвали драконами.
На постоялом дворе на окраине Кашгара обнаружилась большая конюшня, в которую поместили усталого Синг-Синга. Кинжал Закона и погонщик тоже получили возможность передохнуть. За три дня они выспались, отогрелись, досыта наелись лапши с пряной бараниной — любимым блюдом уйгуров — и напились горячего мятного чая.
Когда они двинулись дальше в горы, накопленного тепла хватило на несколько дней, и мороз уже не казался столь свирепым, хотя ледяной ветер обжигал лица. Выбирая дорогу, погонщик ориентировался по приметам, даже если многие участки засыпало снегом.
Однако по мере подъема Синг-Синг все больше хирел, проявляя признаки страха и нервозности. Все чаще погонщик бывал вынужден пускать в ход острую палку, заставляя слона идти вперед. Слону не хватало пищи, изрядный запас овса таял день ото дня. Необходимо было пополнить его рацион травой и кореньями, а это означало остановки для поиска провианта под слоем снега.
Через три недели изнурительного перехода путники наконец добрались до того злосчастного постоялого двора, где погонщик тщетно ждал Буддхабадру. Кинжал Закона вознамерился первым делом заказать для слона большой котел заправленной крупами овощной похлебки.
Постоялый двор был хорошо приспособлен к местным условиям: окна-бойницы, крепкие, тщательно запертые ворота. Владелец изумился, увидев необычных гостей.
— Для слона — ходить назад, — объяснил он на ломаном индийском, тыча пальцем в направлении заднего двора и конюшен.
— Погонщику можно спать там же? — спросил Кинжал Закона.
— Может. Сено много. Слон четыре стойла есть, место есть! Вам комната брать, если много деньги, — быстро совладал с удивлением хозяин.
— Хорошо. Его лучше бы держать отдельно от лошадей. Слон может быть опасен, если его напугать.
— Опасен? Три лошади стоят! Он не делать им плохое!
— Погонщик останется с животным, он проследит, — решительно отрезал Кинжал Закона и протянул хозяину две серебряные монеты.
На следующее утро первый помощник настоятеля, несколько посвежевший и отдохнувший, окликнул погонщика, чья скорбная физиономия мелькнула в проеме ворот конюшни:
— Синг-Синг хорошо провел эту ночь?
Произнося вопрос, Кинжал Закона уже знал, что далеко не все в порядке.
— Слон так и не уснул, всю ночь плакал. Синг-Синг болен, у него кровь идет из передних ног! — горестно поведал погонщик, искренне любивший своих толстокожих подопечных.
Кинжал Закона поспешил внутрь конюшни.
Слон лежал на соломе. На подошвах передних ног у него образовались трещины — видимо, от мороза. Завидев знакомые лица, бедняга попытался встать, но гулко застонал от боли и рухнул обратно на подстилку, мотнув тяжелой головой. Соломенная труха разлетелась по сторонам.
— Нужна мазь для лечения ран! Иначе слон не оправится, — сокрушенно бормотал погонщик.
На постоялом дворе не оказалось ничего подобного.
Запасшись терпением, Кинжал Закона расспросил хозяина постоялого двора, пытаясь вызнать что-то полезное, но тот лишь твердил, что в окрестностях нет и не может быть снадобий для больных слонов.
— Ну хоть какую-то мазь можно достать? Лечат же здесь быков? Людей, в конце концов?
Ответ не слишком обнадеживал. Любое лекарство можно было купить лишь в оазисе Хотан. Для этого следовало спуститься по северным склонам, миновать один из отрогов Гималаев и пройти некоторое расстояние по пустыне. В деревне есть шаман, но до него десять дней пути. Он лечит яков и цзо, но едва ли хоть раз в жизни видел слона.
Всем путешественникам и купцам, даже самого сомнительного вида, Кинжал Закона задавал один и тот же вопрос, постепенно теряя время и надежду:
— Вы не видели на пути белого слона, мертвого или живого? А рядом с ним — очень смуглого монаха с серебряными кольцами в ушах?
И слышал все тот же удручающий ответ: «Нет, не видели!»
Однажды ясным утром, когда Кинжал Закона окончательно утратил надежду что-либо разузнать, погонщик принес добрую весть: слон идет на поправку. Синг-Синг смог, прихрамывая, пройтись, не проявляя явного беспокойства.
— Когда Синг-Синг перестанет хромать, мы сможем идти дальше! — обрадовался Кинжал Закона. — Выступим через несколько дней!
— Он все еще болен, — возразил погонщик.
Раздраженный его упрямством, первый помощник Буддхабадры не сдержался и даже ударил непокорного слугу. Но тот, хоть и бормотал извинения, твердо стоял на своем; приглядевшись к ногам слона, Кинжал Закона вынужден был согласиться. Нескольких дней явно недостаточно. Им могло не хватить денег на фураж, который хозяин постоялого двора сбывал втридорога. Положение представлялось безвыходным.
ГЛАВА 16
КВАРТАЛ ШЕЛКА, ЧАНЪАНЬ, КИТАЙ, 2 АПРЕЛЯ 656 ГОДА
Даже ранним утром улица Ночных Птиц была запружена людьми, повозками и носилками, однако Немой беспрепятственно двигался сквозь толпу. Словно мощный корабль, он рассекал волны людского моря, на голову возвышаясь над остальными прохожими. В Чанъане его хорошо знали. О доверенном лице императрицы ходили по городу самые жуткие слухи. Обстоятельства, позволившие У-хоу взять себе на службу грозного пленника, уже обросли легендами. Люди шептали, что именно он умертвил госпожу Ван, прежнюю супругу императора Гао-цзуна. А для торговцев шелком, державших лавки на улице Ночных Птиц, его появление предвещало неприятности особого рода…
Когда Ярко-Красный увидел гиганта на пороге своей лавки, торговец едва мог изобразить жалкое подобие улыбки, всячески делая вид, что не удивлен, не испуган, а просто любезен, как с обычным клиентом.
По стенам тянулись полки из дорогих пород дерева, на которых накануне вечером Нефритовая Луна, как обычно, аккуратно разложила рулоны шелка по цветам, как в радуге, с тончайшими переходами от оттенка к оттенку.
Как и каждое утро, сегодня купец освятил всю лавку от пола и до потолка, произнося освященные временем буддийские, даосские и конфуцианские изречения — на всякий случай! — в помощь торговле; нелишне было и развернуть шелковый флажок с начертанным на нем иероглифом фу, «процветание». Затем Ярко-Красный возжег щепотку благовоний: уловив аромат, вошедшие в лавку сразу поймут, что им здесь оказывают уважение. Дождавшись первого солидного посетителя, купец чинно провел его взглянуть на товар.
— Мой отец просил передать, что телохранитель императрицы У идет сюда с инспекцией! Он обходит все лавки вдоль по улице Ночных Птиц! — выкрикнул мальчик, с разбегу чуть не своротив поднос с чаем и чашками, который купец поставил перед покупателем.
— Он уже был у вас?
— Нам хватило времени все прибрать! Отец велел передать, что Немой ведет себя, как ищейка, как настоящий инспектор! Проверяет печать на каждом рулоне.
— Поблагодари отца от моего имени! — вздохнул Ярко-Красный, и мальчик кинулся прочь из лавки.