Крайним напряжением сил Пять Защит поднял голову. Дождь не прекращался, но к нему добавился мокрый снег, в разрывах туч сияли звезды. Дул сильный ветер, и тюрьма казалась совершенно заброшенной, опустевшей, на берегу не было видно ни одного рыбака, на стенах — ни единого стражника. Непогода разогнала всех, кто обычно наблюдал за происходящим возле темницы Собаки. Беглецам никто не мог помешать.

— Вот это да! Я подумал уже, что умираю! — болезненно выдохнул Пять Зашит.

— Что теперь делать? — спросил его манихей.

— Подождем остальных.

Они взобрались по лесенке на одну из внешних вышек, в эту ночь совершенно безлюдных, и стали незаметно для чужих глаз наблюдать за тем участком, где могли появиться их товарищи.

— Смотри! Вон там один! — вскрикнул Луч Света, заметив голову Фируза, вынырнувшую на поверхность.

Посол, полуживой от потраченных усилий и страха, позволил волнам поднести его прямо к стенке рва, а потом выполз наружу.

— Мне казалось, наступил последний час моей жизни! — прохрипел он, отплевываясь.

— Блаженный не оставил тебя своей заботой! — веско заметил Пять Защит.

— Надеюсь, сейчас появится и ма-ни-па! Нам будет его не хватать! Когда я прыгал, мне показалось, что он готовится последовать за нами! — ответил посол султаната Пальмира.

Минуты тянулись, словно часы. Три человека молились о чуде, напрягая зрение. Дождь падал теперь сплошной стеной, а кипящая поверхность рва оставалась неизменной, ничьей головы над ней не появлялось. Стражники, впрочем, по-прежнему не показывались. Пора было уходить, но махаянист все еще надеялся дождаться друга, а потому медлил. Казалось уже, что это — дело безнадежное, и тут наконец они увидели странствующего монаха!

— Ом! Вот страх-то! Ом! Как только выбрался! Ом! Мани падме хум! — отрывисто выдавил несчастный тибетец, дрожавший всем телом.

— Авалокитешвара Милосердный, святой покровитель всего живого, не допустил бы твоей гибели…

— Ом! Мани падме хум! — только и смог произнести странствующий монах.

— А как там ловец лягушек? — внезапно спросил Луч Света.

— Он слишком сильно боялся. Он решил остаться там, — пояснил ма-ни-па.

Они огляделись, выбирая путь. В отдалении слева виднелась небольшая рощица.

— Пойдем туда, — предложил Пять Защит, и все зашагали за ним, как за вождем.

— Что будем делать дальше? — поинтересовался Фируз, когда они оказались под сенью деревьев.

— Слишком трудно незамеченным пересечь Центральный Китай, когда тебя разыскивает полиция и секретные агенты, — вздохнул Луч Света.

— В таких неблагоприятных условиях только один человек мог бы нам помочь, — сказал бывший помощник Безупречной Пустоты. — У-хоу могла бы выручить нас из этой беды. Но как с ней связаться?

— На твоем месте я бы ей доверять не стал! — гневно возразил Фируз.

— Я достаточно хорошо знаю императрицу У-хоу, чтобы предлагать такой вариант. Она нам поможет!

— Это страшная женщина, она жестокая. Это она явилась на прием у императора Страны шелка и обвинила меня в том, что я злонамеренно выдавал молодую китаянку по имени Нефритовая Луна, присланную императору султаном Пальмиры, за высокородную принцессу, в то время как она всего лишь простолюдинка. Если бы она не вмешалась, я не попал бы в эту тюрьму! — возмутился посол.

— Нефритовая Луна? Ты сказал — Нефритовая Луна?! Ты видел мою супругу? — Луч Света не верил своим ушам, он взволнованно схватил Фируза за руку, заглянул ему в глаза.

— Ты — муж Нефритовой Луны? — Фируз был ошарашен этой новостью.

— Именно! Мы поженились в Турфане согласно ритуалу манихеев, в Церкви Света. Нас сочетал браком Великий Совершенный Море Покоя. Мы ждали ребенка. А потом… Где она?!

— Ее продали султану Пальмиры, а тот решил отправить женщину повелителю Страны шелка в качестве жеста доброй воли. Но о ребенке я ничего не знаю.

Фируз был в растерянности и в ярости. Он чувствовал себя вдвойне обманутым. Она все время лгала ему! Чары прекрасной китаянки ослепили его, лишили разума!

— Какое потрясающее совпадение! Ее привел в Китай сам Блаженный! — радостно заявил Пять Защит, понятия не имевший о терзаниях согдианца.

— Если я верну свою драгоценную Нефритовую Луну, то и ты снова найдешь Умару! — убежденно заявил молодой манихей, пожимая руку друга.

— Возможно, ты прав, дорогой мой Луч Света! Но первым делом нам следует найти надежное убежище в сельской местности, а я постараюсь попасть в столицу и связаться с императрицей. Думаю, монахи какой-нибудь обители проявят свое гостеприимство по отношению к нам, вон там, например, видна пагода.

Пока они беседовали, на дороге появился человек в шафрановых одеяниях буддистского монаха Большой Колесницы. Заметив стоящих под деревьями людей, он приветливо помахал рукой и подошел поближе.

— Здравствуй! Ты не мог бы отыскать настоятеля ближайшего монастыря и спросить, не примет ли он путников, которым нужно отдохнуть несколько дней? — обратился к нему Пять Защит. — Мы много слышали о гостеприимстве последователей Гаутамы!

— Конечно! Настоятель Сидячая Медитация примет вас, — с улыбкой ответил монах.

В маленькой обители их встретил не сам настоятель, практически постоянно погруженный в ту самую сидячую медитацию, название которой некогда выбрал в качестве собственного имени, а его деятельный помощник, управлявший общиной из двадцати монахов и послушников, по большей части крестьянского происхождения. Внутри пагоды не было заметно ни малейших признаков роскоши, характерной для больших богатых монастырей Чанъаня и Лояна, куда стекались толпы паломников. Стены здания оставались пустыми и неукрашенными, элементарные предметы грубой плотницкой работы имели строго функциональное назначение, овальные окна оказались окаймлены примитивной штукатуркой, а единственным декором служили изображения небесных дев апсар, непременных в любом монастыре Большой Колесницы.

В небольшой комнате для гостей стояли четыре кровати, послушник принес посетителям по миске риса, приправленного овощным рагу.

— Друзья мои, обещайте, что никуда отсюда не уйдете. Я постараюсь добраться до столицы и спасти нас всех. — Пять Защит не хотел терять ни минуты.

— Я пойду с тобой! Ом! Пожалуйста! Не ходи один, — ма-ни-па еще не полностью оправился от приключения в воде, но был полон жертвенной готовности сопровождать старого друга в опасном путешествии.

— Хорошо. Пойдем вместе, — согласился махаянист.

Они прошли через пригороды столицы Китая, чтобы миновать основные ворота и таможенные посты, прикрывавшие город с запада, со стороны Шелкового пути. Но при виде центральных ворот императорского дворца поняли очевидное: все входы надежно охранялись целыми отрядами вооруженных стражников. Никто не мог просто так войти во дворец, не назвав свое имя и не доказав право там находиться. Пять Защит и ма-ни-па прошли чуть в сторону, к колоннаде, где устроились торговцы, продававшие сезонные фрукты и овощи.

— Оставайся здесь, я вернусь через несколько минут, — сказал ему Пять Защит. — Уверен, что Блаженный поможет: он сделает так, что мы непременно попадем к У-хоу!

И, прежде чем ма-ни-па успел сказать хоть слово, молодой махаянист растворился в толпе.

Просторный Третий зал приемов императорского дворца Чанъани, где У-хоу встречалась в тот день с Безупречной Пустотой, прежде использовал исключительно ее высокородный супруг. Его украшали круглые зеркала в лакированных стенных панелях, пол был выложен двухцветными плитками мрамора из Луньмэня. Императрица получила право тоже использовать этот зал — именно здесь ее впервые представили Тай-цзуну, обратившему на нее внимание во время игры придворных дам в поло…

У-хоу лучше, чем кто бы то ни было, знала, что власть — не что иное, как игра в символы, которыми управляют люди, способные оказывать влияние на окружающих. И ее победа в этой игре была еще далеко не очевидна. Тем не менее Безупречная Пустота пришел не к бессильной тени повелителя Срединного государства, а к политику, который в перспективе мог дать очень много. Впервые за все время их знакомства настоятель наткнулся на холодный, жесткий взгляд императрицы. Когда она заговорила, в ее речи зазвучали выражения «незаконное удержание», «грубое похищение человека, недопустимое для духовного лица», что свидетельствовало о радикальном изменении позиции У-хоу. Ее взгляд на ситуацию с молодой христианкой по каким-то неведомым Безупречной Пустоте причинам изменился. Гнев У-хоу обрушился на мастера дхьяны, как холодный ливень.