— О Пыльная Мгла! Я буду молить Бога, чтобы он защитил тебя в странствиях, отвел все опасности! — с чувством воскликнула девушка.

— С мыслями о тебе мне не страшны испытания! С твоей помощью я сумел бы добраться даже до твоего рая, — лукаво усмехнулся он.

Но когда Умара поцеловала его в щеку, юный китаец вновь задрожал от волнения; любовная лихорадка не покинула его, лишь изменив форму и внешние проявления.

С глубоким вздохом, сдерживая набегавшие слезы, прекрасная христианка смотрела, как за ее давним другом закрывается дверь. Пыльная Мгла, китаец-сирота, уходил в неизвестность, принимая на себя важнейшую миссию — не только помочь ей, но и восстановить мир и согласие между чужими для него религиозными общинами… И теперь она знала, какой поразительной силой может обладать даже неразделенная любовь…

У-хоу волновалась, словно маленькая девочка играющая в прятки с лучшей подружкой. Она была уверена, что этот осенний день — солнечный и такой теплый, как будто лето еще не завершилось, — выдастся удачным. Императрица Китая еще не приглашала Белое Облако в свою любимую летнюю столицу, где сама она старалась задержаться до первых настоящих холодов, когда траву покрывает седая изморозь.

Для сексуальных развлечений использовался Павильон Орхидей — изящное восьмиугольное строение в дальнем уголке Парка Ветвящихся Пионов. Это было уединенное место, скрытое от нескромных взглядов слуг и придворных.

— Я счастлива, что ты смог принять приглашение и прибыть в Лоян! — проворковала она, накрывая шелковым платком клетку со сверчком. — Надеюсь, чудесный белый слон легко перенес тяготы путешествия?

Священный белый слон из монастыря Единственной Дхармы в Пешаваре был неизменным спутником Белого Облака. Это волшебное животное завораживало императрицу. Больше всего ей нравилось восхитительное ощущение величия, которое можно было испытать, взобравшись в маленький паланкин, установленный на спине громадного слона. Однако строгий придворный этикет запрещал повелительнице страны перемещаться на глазах у подданных на этом странном животном.

— Белый слон провел немало времени на конюшнях Дворца путешествий, где императорские конюхи уделяли ему безграничное внимание! — с улыбкой ответил индиец.

— Ну что же, если он отдохнул, мы сможем совершить сегодня небольшую прогулку, — радостно воскликнула У-хоу, проникая рукой в широкие штаны человека, на животе которого красовалось татуированное слово «тантра».

— Воссоединение лингама и йони можно практиковать равным образом и в летней, и в зимней столицах великой Поднебесной, — усмехнулся тот.

Вот уже двадцать месяцев Безумное Облако, назвавшийся в Китае несколько иначе — Белым Облаком, — проживал на территории государства Тан и пользовался милостями императрицы. Ему вполне хватало известных ему китайских слов и выражений, чтобы объясняться на необходимые темы, хотя делал он это с сильным индийским акцентом так, что речь его была резкой, отрывистой.

Уже много недель по Чанъаню бродили слухи о сверхъестественных возможностях этого аскета, которого считали кем-то вроде мага и врача одновременно, а его необычайный белый слон неизменно собирал огромные толпы людей, веривших в то, что священное животное дарует своего рода благословение и исцеление страждущим. Однако были и другие люди, называвшие его воплощением Зла, демоном, а вовсе не святым.

У-хоу не смогла устоять перед искушением составить собственное суждение, а потому странник вскоре оказался в ее личных покоях… При первой встрече ее поразили странные татуировки и шрамы на его теле, а также два бронзовых кольца, пронзавших соски.

— Должно быть, вам нравится боль! — воскликнула она, чуть поморщившись: непривычный облик мужчины показался ей диковатым, но возбуждающим.

— Страдание и наслаждение тесно связаны! Противоположности сходятся! — медленно произнес он в ответ, а потом без малейшего смущения описал ей, как получить наивысший экстаз в процессе слияния лингама и йони.

Ошеломленная такой свободой рассуждений и отчасти возмущенная фамильярностью, У-хоу тем не менее потребовала от него более подробного разъяснения его взглядов; собеседник предложил императрице прижать одну ладонь к его плоскому животу — мускулистому и изукрашенному шрамами и татуировками, среди которых было и неизвестное ей тогда слово «тантра», — а другой потянуть вниз бронзовые кольца, проходившие сквозь кожу груди. Посвященный йог прекрасно может переносить боль — вот что он хотел тем самым продемонстрировать. У-хоу надолго запомнила дрожь, пробежавшую по ее телу, когда ладонь легла на смуглое тело индийца. Они встретились глазами, и ей почудилось, что они объединяются в одно целое. Потом он поднял руки и образовал ими круг, соединив кончики указательных пальцев. У-хоу не понимала, что означает этот жест, но от аскета исходили потоки энергии, и она уже попала под его влияние. Ей хотелось вызвать слугу и потребовать немедленно выгнать этого сомнительного типа вон из дворца, но решимости для этого не хватало.

И тут он снял набедренную повязку, обнажив темный напряженный член, поднимающийся, словно кобра при виде добычи.

— Ваше величество, этот лингам обладает властью сделать вас счастливой, а для этого он должен погрузиться в йони! — Он произносил эти слова, глядя прямо в изумрудные глаза императрицы своими налитыми кровью, светившимися, как рубины, глазами.

Зачарованная невероятной дерзостью, императрица колебалась: вид лингама, готового служить ее удовольствию, притягивал взгляд и возбуждал болезненное, тяжкое желание. Копье было поднято к атаке, и оно сильно отличалось от тех, что ей доводилось ласкать и принимать. Лингам индийского аскета походил на ритуальный кинжал, способный наносить самые сладкие и неописуемые раны. Он манил и вызывал страх…

Но больше всего ее поразило то, что почти непрестанная головная боль внезапно исчезла!

Как могло такое случиться? Почему? А впрочем, разве это имело значение?! Она ощутила легкость, давно утраченную и желанную. А потому торопливо вызвала Немого и отдала ему приказ проследить, чтобы никто не входил в ее покои в ближайшие часы. Никто и ни по какому поводу не должен ее беспокоить!

У-хоу обычно не любила сюрпризов, предпочитая контролировать ситуацию сама, но на этот раз она полностью отдалась воле чужого, незнакомого мужчины. Его лингам вырос в длину и раздулся, став размером едва ли не с руку, и раз за разом входил в ее тело, вызывая боль и наслаждение. Он был твердый, как камень, и горячая волна страсти прокатилась снизу вверх, вызывая у женщины оргазм, граничащий с самозабвением, почти безумием. Она уже не осознавала ни времени, ни пространства вокруг.

К счастью, двери ее покоев были обиты толстыми слоями войлока и ткани, поглощавших и громкие стоны, и крики У-хоу, когда лингам Белого Облака, мощный, как колонна, опирающаяся на фундамент темного и плоского живота, вновь и вновь с силой погружался в ее йони.

Столь убедительный сеанс знакомства с тантризмом был первым в череде других, и раз от разу любовные упражнения становились все более экстравагантными, а ощущения все более интенсивными, так что постепенно пара продвигалась все дальше и дальше по страницам «Сутры любви».[58]

У-хоу особенно нравилось продеть указательные пальцы сквозь бронзовые кольца на груди Безумного Облака, сесть на корточки и опускаться на его вертикально стоящий лингам, самой задавая темп и ощущая волны наслаждения, прокатывающиеся по телу. А стоило ему при этом немного приподнять бедра, как ее чувства обострялись и удовольствие становилось почти непереносимым. В финале ей казалось, что весь ее организм взрывается, высвобождая колоссальную энергию, а змея Кундалини, прежде дремавшая в основании позвоночника, где-то возле ануса и гениталий, внезапно распрямлялась и стремительно достигала Тысячелепесткового Лотоса, расположенного в зоне сахасрары — центре телесной энергии, находящемся на самой макушке.